Михаил Гольденберг

Назад, к Погодину!

Михаил Погодин (1800 - 1875). Фото: mpda.ru
Михаил Погодин (1800 — 1875). Фото: mpda.ru
Все историки как куклы Карабаса Барабаса висят каждый на своем гвозде. Этот либерал, а этот ярый консерватор, вот и государственник висит! У каждой книги своя полка.
Не люблю ярлыков. Люблю рациональное зерно. Оно есть у каждого великого русского историка. Поэтому к кому вперед, а к кому назад – разница с воробьиный нос. Назад тоже полезно. Вернитесь, перечитайте, переосмыслите, стряхните пыль устоявшихся мнений. Историк заиграет как магический кристалл полезными, актуальными мыслями.

Историографический корабль Михаила Петровича Погодина приписан к порту ортодоксального консерватизма. Его корабль бороздил просторы Монархического моря и великого озера Традиционализма. Чуть ли не к мракобесам и обскурантам приписали. А между тем хлеб из его рационального зерна тоже полезен.
На мой взгляд, биография историка – не сообщающийся сосуд с его идеями. Трудно найти порой взаимосвязь. Погодин – выходец из крепостных крестьян графа Салтыкова, который отпустил на волю отца будущего историка по указу Александра I «О вольных хлебопашцах». А в историки Михаил подался под влиянием и гадать не надо кого. Конечно, начитавшись Н. Карамзина. Благоговение перед этим историком у Погодина останется на всю жизнь.
О его характере ходили самые противоречивые мнения. Есть версия, что Плюшкина Гоголь нарисовал с Погодина, у которого писатель как-то даже жил в Москве. Многие биографы отмечают чуть ли не патологическую скупость, скопидомство и грубость историка. Однако есть сведения о широте его души и бескорыстии. Например, будучи уже академиком лично подготовил юношу Афанасия Фета для поступления в университет, поселив его для удобства у  себя в доме.
Исследователи порой обвиняют Погодина в неряшливости научных обобщений и тут же отмечают его библиографическую дотошность и тщательность в проработке научных выкладок. Он разный. И  во взглядах на историю тоже. Гоголь как-то из своего Рима похвалил Погодина, но как: «В рассуждениях о Карамзине он хорош и преодолел свое топорное неряшество слога».
Погодин примкнул к славянофилам скорее ногами: хаживал на их сходки под водительством шестого по счету министра народного просвещения, впоследствии заярлыкованного графа С.С. Уварова в его подмосковном имении Поречье, печатался в «Москвитянине» — антиподе «Современника», но, например, в отличие от собратьев-почвенников  был норманистом. То есть признавал Рюрика пришедшим на Русь норманном. Да и в рассуждениях о Петре он скорее либеральный западник. Сам любил повторять, что «истина – посредине». «Петр заварил кашу полезную, но грубую», — ну как вам это! Хлеб из рациональных зерен Погодина тоже груб, но, повторюсь, полезен.

 

Рациональные зерна М.П. Погодина

Первое рациональное зерно Погодина – опираться историк должен на документы и источники. Это был его главный научный догмат, который он почерпнул у Карамзина. Погодин много сделал в области опубликования документов, летописей. А труды Карамзина просто издал полностью.

Конечно, документ – главный аргумент. Есть сейчас идея отказаться от авторских текстов в школьных учебниках, а давать детям документы. Научить их инструментарию работы с ними и пусть сами приходят к выводам. Но…
Учитель может подобрать документы, которые будут подтверждать ученикам раздраженную фразу из дневников Л.Н. Толстого: «Правили нами вечно пьяный Петр, распутная Екатерина, лживый Александр… Правит нами ныне простой гусарский офицер (Николай II — примеч. М.Г.)».
А может подобрать такие источники, что все эти фигуранты станут титанами России. Не надо крайностей. Но приоритет документа абсолютен как реактивы для химика.

Рациональное зерно второе – особую роль в истории играют великие личности.
Про это много копий сломано. Историю творят люди. У нее нет законов Ньютона, Ома, правил Ленца. И тело в полете не ускоряется на 9,8, оно вообще может улететь в небо и не вернуться. Хотя исторические закономерности есть, иначе не быть ей наукой.
Какую личность надо признавать великой, а кого злым гением? В чем критерий? Это вечные вопросы. В пантеоне великих героев России у Погодина – Петр. И тут он «парадоксов друг». Это для приписанного корабля  к порту славянофилов! Критерий великой личности по Погодину – благо государства. Согласен, но только на 30%. Без сильного государства страна с равнины – ничто! Ее просто сотрут. Но сколько раз это мощное, тучное государство давило как асфальтоукладочный каток личность и общество! Гармонии тут у России пока нет.

Третье рациональное зерно – идея самобытности России.
Рефрен славянофильской песни: «Ни на кого мы в мире не похожи. И бездуховный Запад нам не нужен. Мы видим в зеркале лишь собственную рожу. Обилие врагов, а круг друзей все уже…» Мы действительно другие. Мы особенные? Все особенные… Погодин чтил тютчевскую «особенную стать». Искал ее и, что главное, оправдывал. Погодин – адвокат русской истории.
Поиск особенностей, индивидуальностей,  свойств – верный путь, но только при учете универсальных явлений. Любое безобразие можно оправдать: «А мы особенные! У нас все не так!» «Аршином общим» нас действительно не измерить, но аршин-то в истории есть. Например, уровень жизни народа.

Погодин не мог не видеть специфических взаимоотношений власти и народа: пренебрежение к закону, бесправие и незащищенность личности, произвол барыньки к немому рабу Герасиму… Стоп! А это просто наша самобытность. «Мы такие…» — сказал бы Погодин.

Западники – тоже крайность. Все попытки надеть европейский фрак на русский зипун провалились. Нам к фраку еще и валенки нужны – климат другой.

И никого мы не лучше. Но и не хуже. Мы просто другие! У нас особая историческая судьба. А у всех она особенная. Но поиск особенностей и есть самопознание. В этом миссия историка.

Четвертое рациональное зерно — историк руководствуется не только умом, но и чувством.
Историк должен любить Россию. А кто против? «Умом Россию не понять». А каким же органом ее понимать? Острослов: «Пора уже …. мать, умом Россию понимать!» Умом Канаду не понять… Умом Уганду не понять… И так далее по списку стран ООН, но только при сохранении тютчевского размера.
«Жить без любви к России можно, но как без этого ее понять?..». Вера – это и есть область чувств.
Есть поле для взращивания исторических чувств – художественная литература. Ох, как историки недолюбливают историческую романистику. Соловьев говорил своему сыну Всеволоду, писавшему исторические романы: «Я пишу истинную историю, а ты ее коверкаешь…» Погодин в этом случае руководствовался будущим афоризмом М.М. Жванецкого: «Если не можешь противостоять, тогда возглавь». Погодин сам баловался исторической беллетристикой. Но он понимал, что она зарождает интерес к истории, растит чувства.
Пятое рациональное зерно – в истории должны быть исторические школы: концептуальные, методологические, принципиальные. Погодин считал себя учеником Карамзина. Преподнес ему свою диссертацию, просил аудиенций, поклонялся как идолу, защищал от нападок.
«История Карамзина не сходит с моего стола… С десятилетнего возраста я учился у него добру и языку истории…»
Dixi et salvavi animam (Сказал и облегчил душу).