Сны – это кино, которое может снимать каждый, без всяких кастингов определяя себя на главную роль.
Это умеют делать все – даже карапузы, неспособные ещё связать двух слогов, даже неграмотные папуасы-людоеды из джунглей Океании. Но всей правды о том, как это делается, вам даже профессора из Академии наук не расскажут. Это видели собственными глазами даже слепые. Но не все находят слова для того, чтобы правильно всё описать. В этом нет ничего предосудительного, но, как справедливо отметил Сергей Довлатов, ещё ни один человек, разбуженный телефонным звонком, не ответил честно на невинный вопрос: «Ты что, спал?»
Я говорю об удивительном и таинственном мире сновидений, по которому путешествую всю жизнь и не могу насмотреться на его чудеса и красоты. Даже первая книга моих стихов как-то сама собой получила название «Сны Зазеркалья» – видимо, оттого, что жизнь у нас такая, что не поймёшь, наяву всё это или кому-нибудь приснилось. Всё, что касается снов, меня точно так же не может оставить равнодушным, как тайны истории или космоса. Да и не только меня одного. Я знал, правда, нескольких людей, утверждавших, будто им ничего-ничего не снится. Но есть подозрение, будто они что-то недоговаривают или страдают потерей памяти.
Я же прекрасно помню если уж не всё, то очень многое. Моим самым ярким и самым любимым сном из раннего детства, повторявшимся раз за разом, была Лестница. Широкая, освещённая солнцем, покрытая красной ковровой дорожкой, она уводила куда-то вверх, в небеса. Я шёл по ней и ощущал всем своим маленьким существом радость от того, что я есть, от того, что где-то в конце пути меня ждёт нечто очень важное. Поскольку человеку запоминаются лишь видения, прерванные внезапным пробуждением, так и осталось неизвестным, что это за чудо, на встречу с которым я спешил. Может быть, чудо самой жизни, самого мира, в который волею судьбы угораздило попасть?
Недаром же, как бы безоблачны ни были наши детские сны, всех нас невозможно было уложить спать в одно и то же строго определённое время. Лёжа под одеялом, глядя в потолок и вслушиваясь в голоса взрослых из соседней комнаты, невнятное бормотание телевизора у соседей и шум улицы, все мы когда-то думали: «Вот у них настоящая жизнь, а мне приходится тратить время на какую-то ерунду!» Примириться с несчастливой участью помогала только вновь и вновь ложившаяся под ноги Лестница В Небо.
Чем больше мы узнаём о реальности, тем тревожнее спим по ночам. Наши сны наполняются фантастическими монстрами и реальными врагами – иногда сошедшими со страниц сказочных книг, иногда придуманными нами самими. Какая только нечисть нас не преследует тогда, желающая съесть, украсть, в лучшем случае – просто напугать!
Красный монстр, похожий на ходячий газовый баллон в человеческий рост, чёрный монстр, похожий на гигантский смайлик со светящимися как фары жёлтыми глазами и хищной ухмылкой зубастой пасти, свирепый Мойдодыр, норовящий всем запихать в глаза и рот побольше едкой мыльной пены – все побывали тут наряду с вполне традиционной Бабой Ягой, Кащеем, крокодилами, злыми собаками и ядовитыми змеями. От одних приходилось удирать во весь опор, вид других вынуждал сразу же проснуться с пронзительным криком, а с кем-то даже удавалось договориться. Баба Яга, например, однажды при встрече откусила от меня маленький кусочек, без особого удовольствия пожевала и спросила с сомнением: «А может быть, ты пришёл сюда не для еды?» И даже показала дорожку, по которой можно выбраться из её леса, правда, отвесив на прощание пинка под зад. Нормальная, в общем, тётка оказалась – кстати, совсем не старая блондинка.
После подобных ночных приключений я часто оказывался на полу вместе с подушкой и одеялом. Если бы я сейчас хоть раз упал с кровати, наверняка бы не обошлось без черепно-мозговой травмы. А в четыре года мог падать по несколько раз за ночь и даже не проснуться. Видимо, с возрастом материал, из которого мы сделаны, утрачивает прочность!
Впрочем, сказочные и фантастические сны хотя бы иногда заканчивались хорошо. Хуже было со снами, приходившими во время болезни. Особенно в первую ночь. Тогда, как правило, твоя комната вдруг начинает увеличиваться в миллионы, в миллиарды раз, ты проваливаешься в какую-то бездну с головокружительной высоты, превращаясь в маленькую букашку, в крошечную молекулу. Тебя подхватывает ветер и начинает швырять из стороны в сторону. И нет ни тебе покоя, ни твоей душе приюта в этом хаотичном мире. Ты мечешься в горячем поту, ловишь руками хоть какую-то опору в воздухе и не можешь поймать. Потом ты несколько дней находишься где-то между сном и явью, не интересуясь ничем из происходящего вокруг – пока однажды неведомая сила не заставит тебя без всякого разрешения отбросить в сторону одеяло со словами: «Надоело!!!»
Самые светлые сны бывают у человека при выздоровлении, а ещё по весне. В том числе сны о полётах. Я обычно летал не как птица, не как самолёт, а просто стоял вертикально на невидимой тверди где-то на уровне крыш и скользил, словно по льду, отталкиваясь то одной ногой, то другой и любуясь открывающимся внизу пейзажем.
Ну а если лень вылезать на улицу в тёмную, безлунную ночь, можно полетать по квартире – осторожно, стараясь не разбудить родителей и самого себя, за которым очень интересно наблюдать со стороны, откуда-то из-под потолка. В самом раннем детстве я очень боялся темноты, но когда начались эти полёты, от страха не осталось и следа. А к шести годам куда-то исчезли все монстры – вымерли, наверное, словно динозавры. Правда, свято место пусто не бывает и в первые школьные годы пришло время совсем других кошмаров….
Неизвестная, но, видимо, очень древняя эпоха. Город заняли враги. Они в конусообразных стальных шлемах с крестами на головах и со ржавыми кривыми мечами ходят по улицам и флегматично рубят на кусочки всё, что движется. Устав, начинают пристраиваться в домах местных жителей. У нас поселился вражеский генерал. И сразу же заставил всех домашних работать на себя. Мне приказал постирать и отутюжить его панталоны с лампасами. Для меня эта работа кажется настолько унизительной, что я просто прячу портки под диван, в самый дальний и пыльный угол. Кто-то, оказывается, следил за мной и настучал. Наказание следует незамедлительно: «Отрубить ему голову!» Приходит палач – высокий, широкоплечий мужик с неподвижным квадратным лицом и в чёрном пиджаке с галстуком. У палача странное имя – Полночь. Он достаёт маленькие ножницы и начинает отрезать от моих пальцев по крошечному кусочку. Боли нет, но я знаю, что с каждой минутой меня становится всё меньше, меньше, меньше…
В этом сне отразилось и увлечение историческими книгами, и мечта совершить какой-нибудь подвиг, и нежелание маршировать в одном строю со всеми, которое с годами станет только усиливаться. Впрочем, подобных сложных сюжетов попадалось не так уж и много, хотя они нравились больше всего.
Чаще шла всякая бытовуха. Школьные драки, после которых просыпаешься от того, что пинаешь стену или бьёшь кулаком по шкафу, уроки, к которым ты не подготовился и поэтому кричишь сквозь сон: «Подождите! Я всё выучу!» Однажды, начитавшись о первых послереволюционных годах, увидел историю о том, как один из одноклассников помер от тифа и его закопали прямо на школьных грядках под окном директорского кабинета – кстати, на самом деле он и поныне жив-здоров и ни на что не жалуется.
Ещё был сон, будто стою я на лестничной площадке, облокотясь о перила и о чём-то мечтая, а мимо проходит отличница Маринка Белорукова и сердито говорит: «Неправильно ты за перила держишься! Октябрята не должны себя так вести!» Я стал держаться так, как она показала – и рухнул в бездонный лестничный пролёт, свистя, как падающая бомба в фильмах про войну. Больше у меня не было ни лестниц, ни полётов, от которых замирало сердце. В жизни больше не оставалось места для чудес.
Некоторые видения скорее всего говорили о том, что мне не хватало друзей и единомышленников. В одном я слепил огромного снеговика, похожего на пушистого белого зайца. Он ожил и мы подружились, но по весне снеговик растаял, оставив после себя маленькую лужицу на крыльце. Никогда не забуду своих слёз на рассвете нового трудного дня в мире, где меня никто не понимает.
Ещё был сон про капитана, похожего на всех героев Жюля Верна, долго рассказывавшего о своих приключениях и обещавшего взять с собой в новое путешествие, но уплывшего без меня. Поутру снова были слёзы и ощущение, будто меня предали наяву.
А вот что снилось в ночь на 30 сентября 1977 года, когда над нашим родным Петрозаводском зависла знаменитая летающая тарелка, к сожалению, память умалчивает. Может быть, и совсем ничего – ведь заканчивался первый месяц моей школьной жизни, отнимавшей слишком много сил. Но не может быть, чтобы в городе, в небе над которым творится такое, у людей были самые обыкновенные сны. Известно точно лишь одно – спал я в ту ночь очень крепко и о визите инопланетян узнал так же, как и большинство соотечественников, – по слухам и запоздалым сообщениям прессы.
Вполне естественно, что меня всю сознательную жизнь занимает вопрос, откуда берутся сны и зачем они нужны человеку. Но ни в школьном учебнике природоведения, знакомившем нам с основами анатомии, ни в научно-популярных журналах об этом не писалось ничего определённого. В лучшем случае шла всякая пропаганда материалистических взглядов, согласно которым в данном явлении нет ничего мистического, сплошная физиология – и никаких пророчеств.
Пригрезилась Лермонтову смерть от пули на фоне горных вершин? Так у него профессия такая была – родину защищать, рисковать на каждом шагу! Менделеев свою безумную периодическую таблицу элементов сочинил, не приходя в сознание? Так он и наяву лишь о ней только и думал!.. Скучновато становилось от столь приземлённых ответов на заветные вопросы, но выбирать не приходилось. У меня самого, кстати за все лет тридцать сочинительства, во сне не родилось ни единого стихотворения – то есть, конечно, что-то сочинялось, но в памяти не удерживалось. Для истории сохранилась лишь первая строчка какого-то лирическо-элегического шедевра: «Осень! Деревья на юг улетают!..» Да ещё две строчки из какой-то сатирической поэмы из жизни советских бюрократов, за секунду до пробуждения казавшейся просто гениальной:
Летать по небу птице не годится –
пропеллером отрубит ягодицы!
С началом перестройки, когда мистику начнут реабилитировать, некоторые издательства тут же примутся печатать сонники, тексты которых покажутся мне детским лепетом. Почти все книжечки так или иначе повторяли тексты сонников дореволюционных, не замечая, что сто лет назад людей окружала совсем другая реальность и вряд ли многим нашим современникам по ночам часто видятся извозчики, самовары, городовые, купцы или лакеи.
Я был настолько уже продвинут в анализе собственных сюжетов, совершенно не вписывавшихся в примитивные словарные статьи, что из всего прочитанного запомнил только одно: президент снится к неприятностям, а беседовать с ним вообще к большому разочарованию. (Почему-то эта цитата всегда будет приходить на ум в ходе очередных президентских телевизионных прямых линий с народом!)
От погружения в психологию, в труды Фрейда и Юнга тоже легче не стало. Уж больно не хотелось сводить весь многомерный и красочный мир снов к инстинкту размножения, как и усложнять то, что очень просто. Если, допустим, снится, как гестаповцы отрезают мне язык – а такое тоже имело место, сколько бы фрейдисты ни говорили об инстинктивном страхе перед кастрацией, я-то точно знаю, что накануне обжёг язык и губу горячим чаем и поэтому они у меня постоянно болели! А какой психоаналитик вам сможет убедительно объяснить, почему снятся вещи нематериальные, не имеющие формы, цвета, запаха – например, прекрасная музыка, звучащая внутри меня?
Мне снилось однажды, будто иду я по Питеру, по самому Невскому. Вернее даже не иду, а то ли плыву, то ли лечу, едва касаясь ногами тротуара. И зовут меня Борис Гребенщиков, и ору я во всю глотку «Мочалкин блюз», не стесняясь прохожих, потому что Гребенщиков по Питеру только так и ходит, и это знают все. Необыкновенная лёгкость в груди. Над головой – чистое майское небо. Синее-синее, почти фиолетовое. Это был самый лучший клип «Аквариума», который я когда-либо видел. Потом мне много раз снилась самая разная музыка. Как-то раз накануне поездки на операцию, прошедшую достаточно удачно, я даже привиделся себе танцующим рок-н-ролл на движущемся вверх эскалаторе питерского метро. Но вот того чувства окрылённости больше не испытывал ни разу. Наверное, оно бывает только в шестнадцать лет…
«Звёзды» являются в наши сны по многим причинам, тем более в сны подростковые. Помню подслушанный в школьном туалете разговор двух старшеклассников, пускавших в потолок сизые тучи табачного дыма. «Мне сегодня Анне Вески снилась, – делился один, в очередной раз затягиваясь. – Будто в нашем актовом зале выступала в том самом платье с голой спиной, в котором в последнем «Что? Где? Когда?» пела. Она потом автограф мне дала…» «Только автограф?!» – разочарованно хохотнул его собеседник.
Поскольку я тогда ещё современной музыкой не интересовался, да и на интеллектуальные телевикторины подсел гораздо позже, не знаю уж, в каком виде тогда засветилась эстонская поп-дива на экране, произведя на публику столь неизгладимое впечатление. Но наяву я из любимых музыкантов кумиров не делал, и если кто-то в моих снах был «звездой», то это только я сам. Был Элвисом Пресли, ставящим на уши многотысячный зал, был даже одним из битлов – угадайте, каким именно, если меня почти сразу же убивали. В юности все мечтают о славе и аплодисментах – даже самые распоследние неудачники. Вот и я мечтал. И порой даже чувствовал, что во сне жить интереснее, чем наяву.
Когда-то по телевизору показывали старую чёрно-белую кинокомедию 60-х годов, название которой не помню, где главный герой – ленивый и мечтательный студент беспробудно спал на лекциях, попадая в другие эпохи и то надиктовывал Пушкину его же собственные стихи, то подбивал Спартака на восстание. Вспоминая свои школьные и отчасти студенческие годы, я думаю, что это, наверное, немного и обо мне. Вообще, если заснуть на уроке в младших классах считалось поступком немыслимым по степени дерзости, то в одиннадцатом классе нас всех охватила какая-то сонная эпидемия, с которой никто не пытался бороться. Бывало, что класс храпел, уткнувшись в тетради, в полном составе, кто-то после весело проведённых выходных, кто-то после ночной зубрёжки. Учителя то ли не замечали этого, то ли делали вид, будто не замечают, втайне даже радуясь спокойной обстановке, ибо в бодрствующем состоянии мы наверняка бы снова начали их провоцировать на дискуссии о Сталине, экстрасенсах или инопланетных цивилизациях.
Самым удобным для сна уроком считалась физика. Физичка Надежда Александровна что-то рассказывала своим убаюкивающим голосом, показывала нашим затылкам какие-то опыты, а мы боялись лишь одного – пропустить звонок на перемену. Труднее всего приходилось тому, кому поручалось в ходе урока помогать физичке показывать диафильмы – ведь он должен был время от времени просыпаться, чтобы крутануть ручку проектора до следующего кадра – а это удавалось далеко не всегда. Проспавшись, можно было приколоться над соседом по парте, растолкав его и прошептав в ухо: «Ты что, звонка не слышал?» А потом злорадно наблюдать, как тот, ещё туго соображая, где находится, но старательно симулируя адекватность, на глазах у изумлённой учительницы вскакивает и бежит к двери. Однажды так повёлся и я, что одноклассникам помнится и поныне.
Сладкие сны снились на уроках в последнюю школьную весну! Жаль – не всегда они бывают вещими! По крайней мере у меня даже наяву интуиция работает неважно и предсказывать будущее я абсолютно не умею. Впрочем, имели место и поистине необъяснимые случаи пророчеств. Например, как можно объяснить, почему я в одном из снов девушке, на которую обращу внимание лишь три года спустя, сказал: «Ты мне нравишься!» Я же её тогда всерьёз не воспринимал, как, впрочем, и всех остальных! Или почему «звёздные» сны у меня бывали перед очередной публикацией в газете – что случалось нечасто и ещё не превратилось в будничную рутину? Или почему перед тем, как раздобыть какой-нибудь раритет для своей музыкальной коллекции я часто ночью ловил на своём радиоприемнике радиостанции, не существующие в природе, – например, однажды слушал выступление президента планеты Юпитер? Кто и зачем посылал мне эти сигналы?
А вот вам уже совсем невероятная история из более поздних, взрослых лет. Середина зимы, по городу ходит грипп. Назавтра мне предстоит важное выступление, а я чувствую, что вот-вот слягу с температурой и завалю мероприятие. Ночью грезится, будто неслышно открывается дверь комнаты, входит покойная уже к тому времени бабушка и протягивает мне большую кружку. Вкуса напитка я не чувствую – только в нос бьёт странный острый запах. На следующий день я, абсолютно здоровый и бодрый, как ни в чём не бывало иду читать стихи – причём с большим успехом. Да и в последующие дни эпидемию гриппа игнорирую. Что это? Параллельные миры в прямом эфире или наши болезненные фантазии?
Столь же трудно понять, почему одни и те же видения преследуют нас в течение жизни. Например, с удивительной регулярностью я обнаруживаю, будто моя трёхкомнатная квартира так велика, что по прихожей ходят поезда и троллейбусы. А с какого перепуга я иногда раза по три падаю с балкона дома, в котором прошло моё детство, если я там уже двадцать лет не живу? От ностальгии?!
А что за прелесть сны о еде! В некоторых из них я почему-то пожираю предметы, вроде бы для употребления в пищу вовсе не предназначенные. Ручки, карандаши, книги из домашней библиотеки, диски из своей обширной фонотеки, письма девушки, которую когда-то любил… Как-то раз даже принтер от своего компьютера слопал. Не скажу, будто очень вкусно. Напоминает печенье, так что к чаю – в самый раз. После таких снов просыпаешься с чувством досады и недоумеваешь: «Зачем я это сделал? Ведь всё съеденное ещё могло пригодиться!» Нормальная пища тоже снится, хотя и гораздо реже.
В одно особенно аномально жаркое лето возник огромный айсберг из мороженого от пола до потолка, в который я нырял с головой, размахивая большой ложкой. А накануне первой, довольно неудачной попытки защитить диссертацию, я видел себя жрущим макароны прямо во время заседания университетской кафедры русской литературы. Было очень неудобно перед уважаемыми профессорами, тем более что все видели, чем я занимаюсь во время их научных докладов, но спрятаться самому или спрятать тарелку тоже было некуда.
Сны профессиональные, особенно профессиональные кошмары у каждого свои. Помню, как в Москве в Фёдоровской клинике в одной палате со мной ждал операции прораб-строитель и каждую ночь, колотя пятками по спинке кровати, орал дурным голосом: «Стой, сука! Не смей воровать!» Настолько нервная работа у человека, видать, что не позавидуешь.
Военные во сне воюют, моряки плавают, врачи лечат. Если вы думаете, будто те, чьё рабочее место письменный стол, спят всегда спокойно, то глубоко ошибаетесь. Кошмар из студенческих лет об экзамене, к которому никогда не готовился – мелочь по сравнению с поэтическим вечером, в котором обязательно должен принять участие, но не помнишь ни одного своего текста. А уж если снится, что ты Пастернак и у тебя совместный вечер с Маяковским, а в голове ни единой пастернаковской строчки…
Кроме того иногда попадаются истории с явным политическим подтекстом. В разгар президентской предвыборной кампании 1996 года, например, в редакцию университетской газеты пришёл Зюганов и сказал, что хочет напечатать у нас басню собственного сочинения. Долго я его убеждал, что «демократы-контрасты» – не лучшая из рифм. Коммунистический вождь сердился, лез с кулаками и кричал: «Довели страну! Вот в Советском Союзе на всех была одна рифма!». Насилу его тогда в коридор вытолкал.
А недавно приснилось, будто я ведущий телевизионного ток-шоу с загадочным названием «Русский кактус» и должен в прямом эфире брать интервью у Владимира Владимирович Путина. За минуту до включения камер выясняется, что на мне отсутствуют штаны – то есть ниже пояса вообще нет ничего, кроме данного мне от природы, и прикрыться как назло нечем. Всё, что остаётся, – это нырнуть под стол, сжаться в комок и наблюдать, как президентская охрана суетится, обыскивая студию. Страшнее было разве что в другом сне, в котором разбился монитор компьютера и из чёрной дырки на меня повеяло космическим холодом. Я понял, что это ветер времени, нашего с вами времени, сдувающий всё живое.
А иногда показывают такое, что невольно мечтаешь умереть во сне и остаться в той виртуальной реальности. Давно ставшие далеким прошлым эпизоды из детства и юности, минуты счастья и надежд, мечты о несбыточном… Иные истории настолько реалистичны, что я даже способен влюбиться в никогда не существовавшую девушку и потом всей душой переживать её безвозвратную потерю. Зато я с каких-то пор снова начал летать. Невысоко и робко, но летаю и вижу звёзды, незнакомые города, экзотическую неземную природу…
Сны – это кино, которое может снимать каждый, без всяких кастингов определяя себя на главную роль. Остаётся лишь сожалеть, что его невозможно фиксировать ни на каких носителях. Иногда ведь поутру пытаешься припомнить, что тебе привиделось приятное, ужасное или смешное – и понимаешь, что ещё один шедевр утрачен навсегда. А так запихал в проигрыватель DVD – и наслаждайся своими прекрасными мгновениями сколько влезет.
Я даже был бы не против некоторые свои сны выложить в Интернете для скачивания, и даже выдвинул бы на Оскара. Но если когда наука предоставит нам такую возможность, у нас, сновидцев, могут возникнуть большие проблемы с авторскими правами – на использование чьей-то музыки или чьего–то изображения. Герои некоторых пересказанных выше сюжетов начнут через суд требовать от меня опровержения, которое я обязан увидеть во сне, лёжа в той же самой позе, в какой лежал, глядя сон с заведомо ложными сведениями об их персонах. А ещё рано или поздно отыщутся такие предприимчивые господа, которые начнут размещать в наших снах коммерческую рекламу. Представьте: парите вы где-то на уровне седьмого неба, радуетесь свободе – и вдруг чей-то голос начинает рассказывать вам про памперсы, дезодоранты и женскую косметику! Вот где настоящий-то ужас!..
Так что пускай пока наши сны побудут нашей личной собственностью, пригодной лишь для внутреннего употребления. Продолжим черпать в них творческое вдохновение, находить утешение в трудные времена или представлять их всего только забавным анекдотом, рассказанным самой природой. Природа ведь лучше нас знает, что к чему и просто так не станет показывать по ночам яркие картинки. Может быть она хочет напомнить, что в каждом из нас живет художник?
Как бы там ни было – счастливых снов вам, люди!
