Конкурс короткого рассказа «Сестра таланта»

Монодиета

sestra_ logotipЧеловек — то, что он ест. Что можно сказать о девочке, которая не ест ничего? Что она такое?

Ее завтрак, обед и ужин не отличаются разнообразием. Самая популярная из всех монодиет: пустота, сплошная пустота и еще немного пустоты на закуску.

Мы заходим в кафе, и девочка старательно размазывает свой обед по тарелке, пытаясь обмануть меня. Я наблюдаю, как старательно она жует воздух, как ее вилка держит оборону, разгоняя еду. Думаю о том, какая актриса пропадает незамеченной. Под моим пристальным взглядом она откусывает большой кусок, глотает его как лекарство. Но я знаю: все, что попало в нее за этим столом, будет смыто в унитаз еще до того, как мы выйдем на улицу. Эта девочка — функция, стремящаяся к нулю. Она хочет исчезнуть.

 

В городе царит осень. Остывающее небо такое глубокое и прозрачное, что мы каким-то чудом держимся на его краю и не падаем вверх. На фоне кричащих листьев девочка похожа на сгусток тумана — один порыв ветра, и от нее не останется и следа. С каждым прошедшим днем ее кожа становится все мертвее, а тени под глазами — все чернее. Еще чуть-чуть, и об эти скулы можно будет порезаться.

Ее зеркало показывает совсем не то, что вижу я. В зеркале девочки отражается монстр, и она борется с ним изо всех сил, но ей никто не верит, как не верят детским рассказам о чудовище под кроватью. В своей битве она безжалостна, но не понимает, что атакует саму себя, врагу на радость. Он давно уже сожрал ее, а мы сказали, что это только страшный сон, тень на стене, здесь никого нет.

Может быть, это касается не только ее, и все те твари, что приходили закусить нами в темноте, преуспели. Теперь сидят внутри нас и грызут, грызут, грызут…

«Послушай меня, — прошу я. — Монстр не в зеркале. Он в твоей голове. Ты смотришь на себя его глазами. Чудовища так называются, потому что видят только чудовищное. Не надо им верить».

Но соглашаться с монстром гораздо проще, чем со мной. Он в конце концов свой, родной, и говорит только то, что хочется слышать.

 

Ее телефон вдруг принимается вопить, как раненая сирена. От этого звука мне хочется завернуться в пленку и лечь в сторону ближайшего бомбоубежища, но девочка отвечает на звонок с неожиданной радостью.

Ее болезнь всегда на связи. Отнимает по часу ее жизни каждый день, иногда больше, иногда меньше. Это та доза яда, которая нужна, чтобы она не смогла выздороветь. Доза, на которую она подсела. Если дилер долго не выходит на связь, девочка паникует и начинает звонить сама, готовая прибежать, прилететь и приползти куда угодно, хоть на край света.

— Привет, — говорит болезнь, — ну как ты? Еще не умерла? Ты не забыла, что больна? Ты умрешь, непременно умрешь, я пытаюсь это отсрочить, делаю все, что могу, но выбора у тебя нет.

— Да, мамочка, — отвечает она старательно, — все, как скажешь, мамочка, я же хорошая девочка, правда?

Сколько бы лет ей ни исполнялось, для родителей она всегда будет ребенком.

«Все эти годы ты ешь мое сердце!» — обвиняет ее телефонная трубка, и раньше это действительно было так. С девочкой всегда были какие-то проблемы, с самого детства: то аллергия, то малокровие, то понос, то золотуха, и доведенная до отчаяния мать стала скармливать ей себя. Виноват ли ребенок, если ест, что дают? И как преодолеть пищевые привычки, заложенные в младенчестве?

Но эта девочка слишком сильная, а может быть, слишком послушная, — сделала над собой усилие и больше не ест вообще. Теперь ее мама сама дожевывает то, что осталось от родительского сердца.

Мимо нас пролетает стайка веселых студентов, и моя собеседница подбирается, словно перед броском. Я замечаю ее цепкий взгляд, холодный, как у снайпера. Она оценивает объекты и выставляет отметки самой себе — в том числе и от их лица. Да, наши пищевые привычки родом из детства. А потом за нас принимаются те, кому нет никакого дела, кто питается намного лучше, чем мы.

 

«Не исчезай, — прошу я. — Останься со мной». Но девочка уходит, а за ней по пятам мчатся палая листва и жухлые фантики. Я смотрю, как она растворяется в октябре, так и не обернувшись, чтобы помахать на прощание.

Только сейчас я понимаю, что ошибалась. Она не хочет вычесть себя. Только прибавить к себе бесконечность, стать всем. Абсолютно всем, что ее окружает: небом, усталым солнцем, кронами деревьев и даже мной.

И если у нас не получится удержать ее на скользком краю, она все равно будет рядом.