***
Он пошарил по карманам, достал горсть карамелек и предложил мне. На улице стояла такая жара, что и без сладкого хотелось пить. Представив, как встанет в пересохшем горле конфета, я отказался. А он будто обрадовался. Ловко освободил их от обертки и разом забросил в рот. Громко захрустело. Зубы за столько лет ещё не подводили.
— А ведь раньше на крышах спокойней было, — сказал он, щурясь на июльское солнце. — Народу ни души. Я, ты да голуби. Помнишь, как змея запускали?
Я кивнул. Сидели на крыше, на самом коньке. Всё детство я провёл в этом доме. Здесь почти ничего не изменилось. И на мгновение я засомневался, что повзрослел. О прошедших годах напоминала только седая шевелюра друга. Когда мы познакомились, кстати, здесь же, у него были каштановые волосы.
— Теперь тут кого только не встретишь, — продолжал он ворчать, почесывая седую щетину, — то художники в беретах чего-то малюют, то рабочие какую-нить тарелку таращат сюда, то парочки влюбленные звезды разглядеть не могут. Спортсмены странные появились, по крышам сигают. Иногда кажется, щас как шмякнется вниз. Думаешь, так ему дураку и надо. Потом глянешь, нет, дальше бежит.
Он мог до ночи разглагольствовать, но почему-то прервался. Пару минут помолчали.
— Где ты пропадал-то? — он словно клещами вытащил вопрос.
Я рассказал ему всё: как с большим трудом отучился в институте, как долго и безуспешно искал работу, потом всё-таки нашёл и стал достойно зарабатывать, встретил любовь, женился, как появились дети. Поведал о планах продать старую и купить новую машину, построить дом, а возле разбить небольшой сад.
Он внимательно слушал, ни разу не перебил, что было на него не похоже. И в конце со вздохом сказал лишь слово:
— Скукота.
— Что? — переспросил я.
— Да всё, что ты тут мне заливаешь, СКУКОТА, — воскликнул он и вскочил на конек. — Я-то думал, что ты и правда был сильно занят. Думал, может в кругосветку ушел, может, корабль твой крушение потерпел, и на острове пришлось жить. Потом думал, может, в космос улетел, новую планету осваивать. Или вдруг со злодеями воюешь. А ты…ты… Даже зайти не мог.
Запал иссяк, и он бессильно сел. На моё «Прости» лишь махнул морщинистой рукой. Я протянул большой пакет, что всё время забывал отдать.
— Возьми. Тут конфеты. Только они шоколадные, на жаре не держи, растают,- и когда он, не глядя, взял пакет и кротко кивнул в благодарность, я все же сказал: — Я больше не приду.
— Я знаю, — ответил он.
В озорных, всегда беззаботных глазах стояли слёзы. Мы обнялись. Он, не прощаясь, ушёл. Со спины казался совсем старым. Полинялый от времени пиджак болтался на сухих плечах. Позвякивал при ходьбе погнутыми лопастями ржавый пропеллер.
Когда сел в машину, нашёл в кармане карамельку и несколько смятых обёрток. Так громко я не плакал со школы.
