Наталья Байдина живет в Перми, работает программистом. Ее рассказ — 60-й из прошедших предварительный отбор. На конкурс поступило уже 1368 рассказов.
Живём в четырёх стенах, так бы выпрыгнуть куда-то и полететь. Но крыльев-то нету! И не было никогда. Крылья заменяла наивность. «А что, если… — думала я в те далёкие времена, когда деревья и дома казались большими, а проблемы взрослых такими маленькими, будто не существовали вовсе. — Что, если взять бумагу, клей, натаскать реек. Пара часов — и крылья готовы, можно попробовать прыгнуть с террасы на втором этаже».
Не дошло тогда до бумажных крыльев, но со второго этажа я всё же прыгнула — с маминым зонтиком, в сугроб. Минус зонтик. Минус нога. Помню, как причитала бабушка. А дедушка сурово молчал, но, как мне тогда показалось, впервые посмотрел на меня как-то по-взрослому. С уважением, что ли. Мама была на работе, а после работы вся в слезах прибежала ко мне в больницу. «Не плачь, мам! — сказала я ей, улыбаясь. — Мне не больно».
Нога была уложена в гипс, и кость скоро срослась.
Эту историю, про сломанные крылья, вспомнила почему-то совсем недавно, когда смотрела на ночной город, переливающийся в разноцветных огнях. Так бы и улететь… Отпустите! На смену приходит отрезвляющее: что неймётся-то? Ведь всё, всё как у людей. Но хочется-то как у птиц.
Известно всем и каждому — если долго мучиться, что-нибудь получится. А если каждый день смотреть в окно и думать о том, чтобы улететь, тоже что-нибудь получится? Раньше я отвечала себе на этот вопрос так: выйти в окно получится.
И ошибалась, потому что однажды…
Однажды он упал к моим ногам и сразу сказал:
- Ты отдаёшь мне всё, взамен получаешь душу. Душа летает. И как! Ничто не сравнится с полётом души.
— У меня есть душа.
— Да, но без крыльев. Крыльев-то нету! — зачем-то повторил он мои слова, будто насмехаясь. А ведь я никому их не говорила, ни одной душе. Оно и понятно — ангел, ему говорить не обязательно, он и так всё знает.
— А как же… — попыталась возразить я.
— Я останусь и за всем прослежу, — деловито ответил он.
— Но ведь…
— Всё будет пучком! Подумай о душе, о полёте, о крыльях.
— А как же ты без своей души?
— На что она мне? С ней одни беды. Душа болит, — он наклонил голову вперёд, прижал руки к груди. Его побелевшее лицо исказила гримаса боли. Через некоторое время ангел пришёл в себя. — Ну что, берёшь на себя ещё одну душу, с крыльями? — хрипло прошептал он. — Решайся. Твоё желание уже слилось с тобой. Осуществить его — самый простой способ освободиться.
Он не успел договорить. Я взлетала всё выше и выше, а бескрылый падший ангел становился всё меньше, пока, наконец, не превратился в маленькую, едва различимую точку.
Всем известно, что ангелы не лгут, не являлся исключением и этот: ничто не сравнится с полётом, с ощущением того, что за спиной распахнуты огромные, сильные крылья. Взмах, ещё один. Вальсирую в лучах, шуршу крыльями, обнимаю воздушные токи, взмываю всё выше, к безудержному солнечному свету!
Стоп.
Заболела вдруг душа. Но какая из двух? Видимо, обе. Сейчас и не разберёшь. Боль была невыносима, она начиналась в середине груди, а затем пульсирующими толчками распространялась по всему телу — до самых кончиков крыльев. Их скрутило судоргой, они сложились враз — хлопком, и я полетела вниз — камнем.
И в этом ангел оказался прав, не покривил, стало быть, своей крылатой душой (когда она у него ещё была, разумеется). Душа болит. И как! Ничто не сравнится с болью души.
— А ведь я предупреждал, — сказал вдруг кто-то. — Души, даже крылатые, могут преспокойно обходиться без полётов. Им подавай пищу — специальную, для души! — и вот они уже сложили крылья и сидят рядком на бренной земле, аки голубки. А ты что творишь? Не заметила, что на земле стало меньше на одну живую душу? На твою, между прочим! Нам-то ничего, не пропадём, выдюжим! Но ты-то как?!
Я сразу узнала этот голос. Падший ангел был бездушным, оттого и задавал мне эти вопросы, которые как лезвиями пластали мою бессмертную душу — две души! — на прозрачные, гуттаперчевые, извивающиеся ремешки.
Мои белые перья разлетались во все стороны, кружились, подхваченные ветром, и, тихонечко шурша, уносились восходящими токами к безудержному свету.
