Конкурс новой драматургии «Ремарка»

Руки пианиста

Пьеса в стихах

Действующие лица: (действие происходит в Париже в середине ХХ века)

 Монашка,

 Пианист,

Импресарио,

Священник.

 

Часть Первая

(в кинозале)

 

Монашка:

— В синематограф тайно вечерами

Иду я слушать музыку в зал тёмный.

Иду к Нему. Он — Царь над всеми нами.

Мой пианист, никем не превзойденный…

Вот — в полной темноте я. Значит — с Ним.

Узорчато  в проекторном луче

Гуляет серый папиросный дым

И свет лёг пеплом на Его плече.

Здесь я во власти моего тирана,

Плыву во мрак за музыкой, всё дальше…

И уходя от голливудской фальши,
Гляжу в себя. И меркнет свет экрана.

 

Ноктюрн Шопена — как сонет Шекспира,

Как в «Гамлете» разыгрывает в лицах
Мой ад, мой рай…Он, словно яд вампира,

Ломает тело, сводит мышцы в ягодицах.

Мне шепчет голос тёмный, страшный, нежный:

«Не бойся жизни! Ты всегда, во всем права!»

И я согласна с ним… а он во тьме кромешной,

Гудит, звенит, и ходит кругом голова…

 

Как плеть рубцами ранят грудь аккорды,

Живот пульсирует и воет кровь моя,

Из сердца рвется стон непримиримо гордый:

«Я проиграла, пианист! Возьми! Вот я!

 

Обёртка — твой талант, и фантик — твой успех,

Не пропусти меня и моего недуга!

Не выплесни с водой единственного друга»!..

Как хочется кричать: «Что не от веры — грех!»  

 

 Кто возместит ущерб за надруганье

Плодов эстетики над личностью моей

За тот позор, что плотское желанье

Она возвысила среди других идей?

 

А может быть, искусство — смертный грех,

И распознать в нем грязь мирянам не дано?

Венок пороков  — страсть, азарт, успех, 

Тщеславие и похоть. Не от Господа оно…

 

В вещах нет темноты, когда они от Бога,

Зло — не разлей вода зато — с другим людским

Талантом: без креста,  без сердца, без итога,

Ответа перед ним…  Ведь рухнул древний Рим

 

Под тяжестью греха языческих обрядов,

В разврате потонул, а вместе с ним — искусство.

По роковой ошибке Церкви отказало чувство

Стыда в прощенье ренессансных взглядов?

 

Завет апостолов о вере, о грехе забыт,

Коли безвольно Церковь обратила вспять

Гнев инквизиции святой, пустила быт

В сознание людей, позволив им мечтать

 

О суетном… Но час придет пропеть трубе!

И лопнет ободок порочного кольца!

Лишь я смогу замолвить слово о Тебе

И вымолить души спасенье у Творца.

 

***

Импресарио:

        -Простите, можно здесь присесть?

Монашка:

                                                     -Прошу Вас, тише!

Импресарио:

         -Но разве шорох может помешать смотреть кино?

         Ха-ха! Оно же ведь немое. Или голос свыше

         Вам шепчет, что другим услышать не дано?

 

 Монашка:

       -Я слушаю лишь музыку, она прекрасна!

Импресарио:

        -Ах, этого тапера? Здесь ведь не концертный зал…

         Таким там путь закрыт…

Монашка:

                                                   -Я Вами не согласна:

         Как с пианистом- с ним никто и рядом не стоял!

Импресарио:

       -Неужто? Хоть, быть может, Вы и правы,

        Но ведь в искусстве важен вовсе не талант,

        А то, как ловко можно обогреть лучами славы

        Того, кто выбран мною вытащить счастливый фант.

 

        Простите, не представился: я бог продажи,

        Я импресарио…

Монашка:

                                    -Ваш нимб чернее сажи,

 

        Чернее зла…

Импресарио:

                          -Ха-ха! Но что есть зло?

        Зло — сон иль бред идей публичных.

        Зла нет, зло попросту число

        Наличных. Личных, прагматичных

        Интимных средств. Они в костях,

        Они в крови, в судах, в законе,

        В пророчествах и новостях,

        В приюте, на английском троне.

        А кто намерен жить без зла,

       Тот болен слепотою страшной

       И, впрочем, злодеяний без числа

       В его попытке бесшабашной.

 

        Ну, мне пора. Приятного просмотра!

        Адью! Меня ждут в филармонии дела.

Монашка:

       -Прощайте! Интересно все ж, какого сорта

        Должны быть люди, чтобы Слава их нашла?    

 

***

(в костеле)

Монашка:

-Святой Отец! Свой грех открою честно:

Мой муж меня был на порядок старше.

Он вальсы вряд ли отличал от маршей,

Зато на кладбище купил при жизни место.

 

Он бравый офицер и эталон порядка,

С ним я старалась подавлять свои

Порывы… я-то не без недостатка,

И взял-то он меня из никакой семьи.

 

В девичестве играла я на фортепианах

И, помню, развлекала «Танцем лебедей»

Моих соседей, бедных, зачастую пьяных,

Но, в целом, не последних из людей.

 

Ему тогда понравились мои густые косы,

Военный оглядел их с головы до пят,

Ну… и посватался. Решились все вопросы.

… А не было любви, так он не виноват.

 

Когда погиб он, мне казалось, я страдала.

Вон из души решив изгнать желаний ад

На послушанье в монастырь Святого Павла

Ушла я, Богу дав обет, пять лет тому назад.

 

Душа моя возрадовалась, и с минуты той

Покой познала в утешении молитвою святой,

Но враг людской не дремлет, в сердце Сатана

Мне с музыкой пробрался: я грешна! Грешна!

 

Ему продать теперь готова за мгновенья

Животной страсти душу грешную свою,

И в помешательстве мычу от вожделенья

Постыдные слова: «И ненавижу! И люблю!».

 

***

Священник:

 

-Сестра! Поплачь. Бог милосердный

Все видит, знает, все простит.

Слезою чистою, молитвою усердной

Всяк страждущий обрящет Щит

 

От первородного греховного соблазна,

Стараньем праведников в подвигах не раз

Омытого святою кровью сообразно

Страданиям на Кресте Спасителя за нас.

 

Когда ты в одиночестве, наедине с душою

Смиренно обратишься с боголепьем взора

К Нему- узришь, с какою нежной теплотою

Он смотрит на тебя без всякого укора.

 

***

(в ресторане)

Монашка (переодетая в обычное платье):

— За столик ваш могу?

Пианист:

                               — Прошу.

Монашка:

                                           — Смотрю на руки:

Вы, что ли, пианист?

Пианист:

                                   – И что?

Монашка:

                                                   — Простите, хмель…

Пианист:

— Пустое. Я тут тоже пью от скуки…

Вдвоём повеселей, мадмуазель.

Ну! Со свиданьицем! И признавайтесь,

Узнали вы меня не по рукам,

А просто выследили.

Монашка:

                            – Что?! Не обольщайтесь!

Вы…слов не нахожу…

Пианист:

                                     — Есть слово: «хам».

Монашка:

— Нет-нет… но я бы впредь вас попросила!

Вы пианист,… а можно мне спросить у вас?

Ответьте, при игре,  какая сила

Ведет Вас…

Пианист:

                              — Ха! Я слышу Божий глас!

Ха-ха-ха-ха! Шучу я. Я — агностик,

Чего хочу? Перил: чтоб жизнь — как мостик:

Стоишь и смотришь, а внизу вода.

Которая, по сути, в никуда.

 

Нет, мне не кажется, что я какой-то

Особый среди всех других людей.

Вот, правда, appassionato molto

Бывает, пульс разгонит побыстрей.

 

Я, как за руль Renault, сажусь за фортепиано,

Вот набираю скорость, и меня несет…

И счастлив…, да ещё когда за счёт

Хозяюшки нальют, да  — два стакана!..

 

Ведь не единым Бахом дышат люди!

Обидно жизнь прожечь ради прелюдий.

Особенно пока ты молодой…

Монашка:

-Ну, мне пора…

Пианист:

              -Куда Вас проводить?

Монашка:

                                                 -Домой…

***

(идут по бульвару)

 

Монашка (про себя):

 

Звёзды весь год, как пасхальные свечи,

Вечер и парк. Листопад в сентябре.

Наглый тапёр! Он обнял мои плечи,

Дышит сигарой и винным амбре.

 

Скинула руку: «Ого, какой прыткий!?»,

Хоть бы полслова про вечер, про парк

Хочет поймать меня с первой попытки,

Змей-искуситель… живот, ноги, пах —

 

Заныли…Грублю ему: «руки, приятель», —

Из титров сегодняшних (надо ж!) слова,

Мелко дрожу, как, наверно, Праматерь-

Ева, когда ей запахла трава 

 

Яблоком –падальцем. Женскому  носу 

Запах Шафрана, нет! не побороть,

Дух прелых падалиц! Кто б ту занозу

Вылечил? Похоть сильней нас, Господь!

 

***

 

(на квартире)

 

Пианист:

 

— У Вас уютно, только мрачновато…

Монашка:

-Что тут сказать?  Приют вдовы солдата.

Пианист:

— Да, скромно… Стол, распятье, календарь,

Кровать, окно… ух, надо же, рояль!..

 Монашка:

— Есть и рояль.

Пианист:

                             — И что, могу сыграть?

Монашка:

                                                                  — Я

 Сама хотела предложить…

Пианист: 

                                                    — Итак, концерт!

Монашка:

— Концерт? Тогда я надеваю платье,

Несу вино и яблочный десерт!

 

(пианист играет, она в другой комнате)

 

Вот и снотворное… Скорей! Напьётся!

Ах! Разрывается от боли голова,

Давление, конечно…. сердце бьется:

«Не бойся жизни! Ты во всем всегда права!»

 

Как ловко лез он мне, лукавый, в душу

Влез через музыку, старался погубить

Меня, но я расчёт его порушу

Я не рабыня! Этому не быть!

 

Я не игрушка! У меня найдётся порох,

Убить развратника, чтоб прекратил играть!

Но как убить, ведь он…он так мне дорог!

…я догадалась, как Нечистого изгнать!

 

 

***

 

(возвращается в вечернем платье)

— Какой восторг! Маэстро, продолжайте!..

Пианист:

— Что это капнуло на клавиши? Слеза?

Помилуйте, на Вас ведь… нет лица!

Помочь Вам чем-нибудь?

Монашка:

                                           — Помочь!

Пианист:

                                                               — Так — чем?

Монашка:

                                                                                         — Играйте!

 

***

(Звучит музыка. Голос Священника:)

 

Губят нас мысли. Мы — жертвы сомнений,

Всё б нам отталкивать руку судьбы,

Если меняет наш путь добрый гений

А ведь к нему обращались мольбы!

 

Ждем ли чудес в одномерном пространстве,

Иль испугавшись луча в нашей тьме,

Стонем от страха: в заоблачном царстве

Все решено о тебе, обо мне…

                    

 

Эх! Если б разум по собственной воле

Нас отпустил  хоть на десять минут,

Сердце стрелой бы пронзила без боли

Тайна, что Там нас и любят и ждут.

 

Себя же самих ждем в местах чужестранных,

И знаки себе же самим подаём,

Но только не разуму знаков желанных

Принять и пустить дух наш за окоём.

 

Разум — хитрец наш, он копия Змия:

Шаг, — и он тотчас же под ноги лёг.

— Все, дескать, рвенья в жизни

                                                         пустые,—

Мол, все неправда, что Там огонёк…

 

А на земле  ведь нет мест для Сиянья,

Всех Прометеев ждёт боль,

                                                 ждут страданья. 

.***

 

Монашка:

— Всё, баста, стойте! Выпьем.

Пианист:

                                                — Я не против.

Монашка:

— Итак, за что?

Пианист:

                              — За здорово живешь!

А яблочный десерт, смотрю…мм… хорош!

…мм…в раю Вы, что ли, яблочки берёте?

 Монашка:

— Уж я в раю, убейте, не сорвала бы!

Нет, нет…увольте: быть причиной слез,

Жить, слушать все эти проклятья, жалобы,

Ещё и аист в клюве Каина принес…

 Пианист:

— Зато — вкуснятина!

Монашка:

                                        — Вкуснятина? Отрава!

Я б отказалась.

Пианист:

                            — Да? Какой в Вас, друг мой, пыл!..

А мне плевать.  Пусть судит вся орава, —

Мне было вкусно, вот я и грешил.

 

Вся это болтовня: мораль, грех, стыд,-

Лишь развлечения для срама подсознанья,

И если кто исполнит тайные желанья,

Скажите, чем он в том другим не угодит?

 

А всякие там ангелы… свободны,

Без вас, друзья, пока не надоест,

Предпочитаю сам тащить свой крест,

… Мм…яблочки в десерте,  превосходны.

 

Что замолчали? Выпьем. И закусим.

И чтоб нам жить пока и как хотим.

А нам мешать?! Хоть ангелам самим

Захочется, так мы и тех не пустим.

 

Мой тост! Что ж, выпьем за стремленье

Жить полноценной жизнью, не таясь

Своих инстинктов! И плевать на мненье

Тех, кто в чужом белье лишь ищет  грязь.

 

(падает)

 

***

(пианист на кровати, привязан веревкой)

Монашка:

Добро

под видом дела злого

Тебе, во имя…

Пшёл Вон! Сгинь!

…Отца и Сына и святого…

Святаго Духа… я…

Аминь….

 

Решила дать…  

Вот крест на лбу,

Вот так…

теперь чего? Мольбу.

 

Дай Бог, чтоб тьма во ад ушла,

Сосуд освободив от зла!

 

Вон, слуги тьмы,

ступайте в ад!

Я ненавижу, я люблю,

И вот Водой святой кроплю

Мужчину с головы до пят,

 

Я не смогу без подготовки

От бесовни избавить дом.

Где ж мой листочек на верёвке?

Написан древний текст на нём:

(достает ветхий лист пергамента, развязывает)

 

Молитва старца здесь — Евгенда,

Что лет пятьсот тому с лихвой,

Как колокольное крещендо,

 

Чертей повыгнала домой

Из девушки больной одной…

(читает)

 

Евгенд, слуга Христа Иисуса

Тебе приказывать беруся,

Злой дух без тела и лица!

Во имя Господа Отца

И Сына и Святаго духа

Кричу тебе, чертяка, в ухо:

 

Чревоугодник и гневливец,

Тебе, любовник и блудливец,

Лунатик, Артемидкин служка,

Не затыкай хвостом, чёрт, ушко!

Ночной, полдневный бес, дневной,

Дрянь, встань, как лист перед травой!

 

Прочь, прочь катись ты от того,

На ком найдёшь мою записку,

Катись, чтоб не было и близко

Отстань навечно от него,

 

Учти, Живым я заклинаю

Христом! Хитрить здесь запрещаю.

Ты это выслушавши, сгинь,

Тут аллилуйя и Аминь.

 

 ***

Пианист (проснувшись):

Зачем меня Вы привязала?

Что за дешевый маскарад?

Меня монашеский наряд

Ваш сможет возбудить едва ли…

(сам с собой)

(-Ах! Как же я не догадался!

Ведь я не юноша уже,

Бокалом поменяться? И попался!

Теперь лежу вот  в неглиже…

 

Веревка больно режет руки…

Ишь! Нить пронзает,  как резьба…

Да, видно умереть со скуки

От суки, видно, не судьба!)

 

 

Монашка:

 

-Господь! Услышь мою мольбу!

Освободи от силы зла!

Крест приложу ему ко лбу,

Чтоб вражья сила в ад ушла.

 

Водой святою окроплю

Все тело с головы до пят,

И из него изгнать молю

Вон князя тьмы, низвергнув в ад!

 

Пианист:

Мадам! Щекотно! Может, хватит?!

Все это вызывает смех!

За что привязан я к кровати?

Я, что, ослышался? За ГРЕХ?

Монашка: 

— В вас бесы.

Пианист:

                          —  Сразу бы сказали,

Что раздружились с головой!

Вы что ж, моих чертей связали?

Вот это да!..  Вы, ангел мой,

 

Снотворным что-ль меня споили?

Монашка:

— Да.

Пианист:

           — Что сказать… Вот, удружили!

Я умоляю не плясать

С распятьем… голова, как бочка…

Мне в туалет бы, вашу мать,

Религиозная Вы квочка!

 Монашка:

— Умолкни, бес, я заклинаю!

Силён чёрт! Ишь ты, не изгнал

Его с листочком ритуал.

И ладно! Выкурю сама я!

(бьет пианиста ремнем)

Пианист: 

— Ай! Мама! Чем Вы так меня?

Монашка:

— Ремнём.

Пианист:

                     — Я выйду без ремня!..

Монашка:

 

— Сломался, значит, дух мятежный!

Всё на снотворное серчал.

Всё соблазнял… ручонкой нежной

По клавишкам своим стучал!

 Пианист:

— Ослабь веревку — руки ноют!

Монашка (развязывает пианиста):

— Да, вы свободны, но не стоит

Шуметь: храню уже пять лет

Ещё от мужа пистолет.

(направляет на него револьвер)

 

К роялю марш! А ну, играйте!

Вы разучились!? Что за чушь!

Так бренькать смог бы и мой муж.

Чёрт помогал Вам раньше, знайте!

 

Из Вас я дьявола прогнала.

Смотрите в зеркало: ну что,

Куда девался взгляд нахала?

Вид клоуна из шапито!

 

Пианист:

 

— Спасибо, я… к Вам всей душою… 

Монашка (сама с собой):

(— Но что со мной, я как во сне?

Убила я своей рукою

Шопена, Шуберта, Массне?!

 

О, эти руки пианиста…

Они, как крылья лебедей,

Что бьют по воздуху без свиста,

Бесшумно в нежности своей!

 

И если дух его в объятьях

Пороков, проклят за грехи,

Как их посмела оскорблять я

Веревкой!… от своей руки?!).

Пианист:

 — Да, правда… больше не сумею.

Но ведь душа моя чиста.

Чёрт музыку украл. Чёрт с нею,

А нам… нам прославлять Христа.

 

Бах мне не светит, где уж нам уж,

Но вами спасена душа.

И раз спасён я, госпожа,

Вам за меня теперь и замуж.

 

Примите руку пианиста…

Которой больше не звучать,

Позвольте ей, немой, обнять

Вас…

Монашка:

            — Я… согласна…

Пианист:

                                       — Ро-ман  чисто!

 

(валит её на кровать)

 

Часть Вторая

(в ресторане)

Пианист:

 

— Такой вот случай.

Импресарио:

                                  — Небывалый?!

Пианист:

— С трудом спас жизнь.

Импресарио:

                                      — Враньё, пожалуй…

Пианист:

— Иди ты, знаешь!..

Импресарио:

                                    — Не враньё?

…Да я б рехнулся от неё.

Пианист:

— Я, знаешь, обнаглел от страха,

Когда, особенно, прочла

Средневекового монаха.

Импресарио:

— Ядрёна вошь! Ну и дела!…

Пианист:

— Я в тот момент сообразил:

Поддаться нужно, выход в этом —

Она ремнём, я ж взял, фальцетом:

Специально так! — заголосил.

Она подумала, что бес

От порки прочь с меня полез.

Импресарио:

— И ты овечкой притворился?

Пианист:

— Ну да: как будто я играть

Без чёрта гаммы разучился,

Овца овцой.

Импресарио:

                     — Ядрёна мать!

Ты, правда, предложил ей руку?

Пианист:

— Да, предложил и обманул.

Импресарио:

— Ну, ты загнул… ну, ты загнул!

Пианист:

— И переспал.

Импресарио:

                          — Скажи, как другу,

Друг: как ты смог с ней переспать?

Пианист:

-Не знаю, брат. От страха, знать…

Но что вот интересно очень,

Я ж был тапёром в клубе, да?

Импресарио:

— Ну да, и что?

Пианист:

                            — А то: с той ночи

Меня как повела звезда.

Ты позвонил тогда… Неслабых

Высот добился бывший лабух,

Вдруг оценили ремесло.

Импресарио:

— Возможно, просто повезло…

Пианист: 

-Роль не последняя твоя

В моих сегодняшних успехах.

Вдвоём, эх, брат! — весь мир объехав,

Срослись мы ближе, чем друзья,

 

Мой брат — манагер!

Импресарио:

                                      — Шоумен,

Тебе — как братьи игумен,

Прошу прощенья: как игумен…

(сам себе)

(Беда с ним, если — неразумен…)

 

…обоим, так что, нам свезло:

Тебе — что я Эпштейн твой Брайан,

Ты туго знаешь ремесло,

А мне барыш, — альянс тут равен.

 

Туды-сюды, вояж-гастроль,

На счёт деньжата бряки-бряки —

И в дамках,-  водка-пиво-раки…

Все хорошо сыграли роль.

 

Пианист: 

— Да, так и есть.

Импресарио:

                                — Ты что смурной?

Не понял…Что? Невкусный лобстер?!

Плевать! Нехай подаст другой

Шеф-повар, сдохнет пусть со злости.

Пианист:

— Да тут не в лобстере…

Импресарио:

                                               — Нет? Но

Что ж мрачен? Что с тобой приятель?

Ты, кстати, пей: шарман вино.

Пианист:

— С той… католичкой…. Я — предатель…

 

А знаешь что? — сходи-к-ты к ней,

Представься продавцом, сам знаешь,

Будь другом! Слышь, билет ей впаришь

Как будто с  этих… с лотерей,

Мол, выиграла… денег дашь,

И мы в расчёте.

Импресарио:

                           — Брат, ты сбрендил?!

Совсем к чертям снесло этаж?!

Давай-ка просто выпьем бренди?

Пианист:

— Нет, сделай так, как я прошу!

Импресарио:

— Дать денег?

Пианист:

                            — Дать. Да, кроме шуток.

Поступок был — упасть, как жуток.

Имперсарио (просит):

— Лимончик …данке… закушу.

 

 

***

 (В костёле исповедуется Монашка):

 -Святой отец, боюсь, мой грех — не блуд,

Я не скажу, не обошлось без блуда.

Но я боюсь, мой грех в груди, вот тут,

Он в том, что я дерзнула сделать чудо,

 

Я изгоняла беса.

Священник:

                             — Среди дня?!

Чем?

Монашка:

         — Древним заклинаньем.

Священник:

                                                     — Как ты смела?

Как ты решилась-то на это дело?

Монашка:

— Боюсь, любовь заставила меня.

 

Священник:

— И что ж тот бес?

Монашка:

                                   — Тот бес остался в нём,

Моё же сердце съедено огнём,

И я должна убить его.

Священник:

                                       — Кого?

Монашка:

·        — Да есть тут…пианиста одного.

 

Священник:

Вот, выпей…

Монашка:

              … У меня давно задержка

И стала появляться тошнота,

Сонливость…с той поры как дерзко

Меня он взял, я уж совсем не та,

 

Что раньше…Монастырь давно покинув,

Часами на полу лежу одна, без сна

От мысли, что в аду бесследно сгинув,

Еще дышу, а мною насладился сатана!

 

Потом Он сразу же уехал на гастроли,

И больше я не видела его с тех пор…

Как хочется кричать и выть от боли

О том, что мне достался лишь позор!..

 

Как раз, когда из-за него лишилась веры,

Вдруг стал он популярен, знаменит,

Как будто для успешности своей карьеры

Он душу выкрал и в плену хранит.

 

Признаться стыдно: эти руки пианиста…

О, как сильны они во властности своей!

Объятья страстны, как поэмы Листа,

Движения полны харизмы и затей…

 

Мой ад меня нагнал еще до смерти,

Смешно!.. могу совсем не умирать теперь:

Из пестрой, бойкой жизни круговерти

В окно я вылетела, а не вышла в дверь…

 

 

***

Священник:

-Дочь моя, выслушай, может понятнее

Будет тебе современный язык,

Неканонических слов восприятие

Будет попроще,  а мне… я привык:

 

Мы – отраженья небесных вселенных

В капельках струй, что текут по Земле

Жизнью людей в поколениях тленных,

Объединяясь в кипучем котле

 

Чистой энергии и информации.

Именно там обретаем мы Свет

Тот, что дает нам и цивилизации

Право прожить на Земле много лет…

 

Все, что впитаем мы, снова с собою

Вновь унесем в первородный исток.

Обогатим его влагой живою

Вечных идей, завершая виток

 

Новой спирали, ввысь, к ветхим заветам.

Там мы очистимся утренним светом,

Светом любви, чистоты и добра…

И возвратимся обратно в мира

 

И измеренья, чтоб снова поплыть

Против теченья, страдать и любить!

 

***

Импресарио (переодевшись в газетчика):

 

-Купите газету! Купите газету!

Последние новости: в Гранд Опера

Маэстро концерт свой  дает в эту среду

Из Штатов с триумфом вернулся вчера…

 

(сам себе)

Ну что ж, повысим ставки, господа!

Скандал! Вот что мне нужно для успеха,

И разве чья-то жизнь мне в том помеха?

Скандалу кровь нужна, а не вода…

 

Мне это дельце нужно провернуть хитро,

Пусть завтра хором закричат газеты,

Зубами застучат в шкафах скелеты

На первых полосах Таймс, Шпигель, Фигаро.

 

«Поклонница стреляла в пианиста»…

Бум, эйфория  экзальтированных дам!

Он мучеником станет, популярней твиста:

Ха-ха! Венец терновый дорого продам…

 

 

***

(на квартире)

 

Монашка:

-Слова Святого падре, как лекарство

На раны свежие истерзанной души.

Ах! Знать бы, что меня ждет Царство

Небесное, сказала б: «Не спеши,

 

Не мучайся, и поспокойней, дура!

Не мчись как кобылица – егоза,

И перейди на иноходь аллюра 

С галопа по росе, забрызгавшей глаза

 

Навстречу солнцу. Розового цвета

Очки не подойдут. Увы! Но впредь

Я все цвета проигнорирую…Совета

Ума, не сердца, — выслушаю!». Ведь

 

Инерцию безумных чувств порыва

Не обуздать, когда зовет простор

В пасть бездны. Мчишь во весь опор,

Пока не полетишь с высокого обрыва.

 

***

(стук в дверь)

-Кто там! 

Импресарио:

                -Мадам, откройте! Вам записка

И тут еще корзина яблок спелых?

Монашка (сама себе):

(Вновь тошнота… Кто поступил так низко?),

-Извольте обойтись без шуток неумелых?!

(открывает дверь, берет корзину)

Мерси! Возьмите чаевые…до свиданья.

(закрывает дверь)

Да это не записка, а конверт…

Что там?.. Как будто я сознанья

Лишаюсь…тут один билет в концерт?..

 

Да….фортепианный… Что  в корзине?

Зачем тут плеть, наручники, чулки?!

Под яблоками полумаска и бикини…

Шкатулка…Ай-ай! Чертик на пружине!..

Смеешься, гад?!.. Ух! Вышибу мозги!

(швыряет шкатулку в стену)

 

Да… как же… разыграл меня он чисто!

Что ж, от судьбы теперь не улизнуть…

Ах! Эти руки? Руки пианиста!

Как страстно могут гладить грудь,

 

Живот и бедра, шею, плечи,

Играя как по нотам… как тогда…

Играл со мною, душу мне калеча,

Он получал все без особого труда!

 

Внутри все оборвалось…  но — спокойно!

Мгновенно сердце, вспыхнув, обратилось в лед…

Теперь уверена я, что смогу достойно

Исполнить Нашу партию… без нот!..

 

***

(идет одна по бульвару)

-Как медленно тянуться злые мгновенья!

Как больно стянуло запястия рук

Мне Время, как будто бы час искупленья

Стремиться отсрочить за счет моих мук…

 

Кленовые листья, что нам устилали

Дорогу багровым ковром, уж давно

В земле перегнили и новые дали

Ростки… Может быть суждено

 

Кому-то как нам здесь идти по аллее

Внимая шуршанию листьев и звезд?

А после, как в повести о Лорелее,

В реке неизбежно найти свой погост.

 

***

(в концертном зале)

Импресарио:

-Прошу, мадам, вот Ваше место…

Желаете подушку взять?

Монашка:

-О, нет, мерси! Признаюсь честно,

Пришла я слушать, а не спать.

 

(сама себе)

Зачем жандармы в вестибюле?

Битком балконы и партер…

С ладонью потной в ридикюле

Как будто сросся револьвер.

 

В помпезный траур разодета

Вся сцена в рамке из гвоздик…

С лучами рампового света-

Аплодисменты, женский крик…

 

Вот… элегантною походкой

Идет, садится за рояль,

Штиблеты, загнутые лодкой,

Сверкают блеском, словно сталь.

 

Над залом тишина застыла…

Из пустоты родился Звук,

Как сладостно струна заныла,

Запела от прикосновенья рук…

 

Моя реальность растворилась,

И оборвалась с нею нить.

Сознание освободилось

От неизбежности судить,

 

Поток божественного света

Очистил мысли от забот.

Неслышно в подсознанье где-то

Сменился судьбоносный код.

 

Ой! Что-то вдруг зашевелилось

И постучалось в животе…

За что божественная милость

Дарует жизнь моей мечте?

 

Ты, чудо нового рожденья,

Что постучалось вдруг во мне,

Даешь надежду избавленья

От маяты в кошмарном сне.

 

Теперь в судьбе: всяк третий, — лишний!

Порочь скорбь, которой я жила

И мучилась! меня Всевышний

Избрал для блага, не для зла,

 

Не для постыдной жалкой мести,

Что я хотела сотворить

Над Ним, в защиту своей чести…

Что мне до чести?.. Надо жить!

 

Жить дальше, дальше… не желая

Застигнуть прошлое врасплох,

Судьба ведь не бывает злая,

Когда ей управляет Бог!

 

***

(идет по бульвару)

 

К себе домой идем, — уставшие, неспешно.

Я и малыш мой…,  кажется, теперь уснул…

Ты утомился, милый мой, конечно?

А может, испугал тебя безумный гул

 

Оваций и восторгов, криков «Браво!»?

Когда ты повзрослеешь, и к тебе придет

Успех, аплодисменты, мировая слава,

Ну а пока поспи, всему и свой черед.

 

Ты чувствуешь, как все вокруг весною

Запахло, воздух ночью чист и свеж,

Луна огромная плывет …да, мы с тобою

Поправиться должны…но что ты ешь?

 

Ах, милый мой, Шафран ты не выносишь…

Я постараюсь, чтобы сил набирался ты,

Я буду есть лишь то, что ты попросишь,

Ребенок мой родной! Венец моей мечты!

 

И как бы ни была судьба твоя терниста…

Всегда пусть будет музыка с тобой наедине, —

Ведь это чудо! Сотворенная руками пианиста,

Она нам даровала  жизнь, — тебе и мне…

 

 

КОНЕЦ