Петрозаводчанка Нина Кордова вспоминает, как снималась в легендарном фильме «А зори здесь тихие…».
Никогда в жизни не мечтала сниматься в кино, хотя кино любила. Актёры казались небожителями… Любимые — Нонна Мордюкова и Алла Ларионова, Вячеслав Тихонов и Николай Рыбников, Элина Быстрицкая и, если стану перечислять ещё, то отвлекусь и не соберусь с мыслями.
И вот повезло мне в жизни на встречу со Станиславом Иосифовичем Ростоцким — великим режиссёром, скромным и добрым человеком, который снимал в Карелии фильм «А зори здесь тихие…». В этом фильме снималась и я в эпизодах.
Моя коллега в разговоре сказала, что не увидела меня в фильме. В таких случаях я обычно говорю: «Но фамилию-то мою прежнюю в титрах видели? В эпизодах — Н. Ступицкая. Это я. Слева вторая строчка снизу». А в фильме меня, действительно, можно пропустить запросто, если пристально не вглядываться и не знать, где нужно обратить внимание на происходящее. Нас со Светой Борисовой (она из училища культуры) «ранят» в первом бою, и вместо выбывших появляются главные героини.
Но какое значение имеет количество минут и появлений меня на экране!? Я же своими глазами видела, как создавался один из лучших фильмов!
Меня на съёмки пригласил сам Станислав Иосифович Ростоцкий, когда набирал студентов нашего университета для съёмок эпизодов с немцами. Он стоял у окна вместе со своей ассистенткой (потом узнала, что её зовут Наташа Попова) и внимательно рассматривал бегущих в столовую студентов. Я ещё подумала, как странно одета пара: одежда — что-то типа фуфайки и рабочих брюк. Это потом я узнала, что надеты на них модные куртки и джинсы, о которых имела очень приблизительные сведения. Спустя какое-то время в магазине купила вроде бы похожие на джинсы брюки. Они назывались «рабочие брюки». Их, оказывается, выдавали рабочим на стройках бесплатно. Но отношения к модным джинсам они не имели (кроме цвета).
Мужчина с девушкой как-то странно смотрели на пробегающих. Пристально и оценивающе. Немного позже, во время семинара, в аудиторию кто-то заглянул и преподаватель, переговорив коротко, попросила нас с Таней Чикулиной, моей однокурсницей, выйти .
За дверями стояли тот же мужчина и девушка. Представились и спросили, не хотим ли попробовать себя в эпизодической роли зенитчиц. Я была удивлена и не поверила, что говорю с Ростоцким (к тому времени он был очень известен, но фото его я не видела). Главная мысль, когда после показа документа поняла, что действительно приглашают сниматься, была сразу же мною озвучена: «Мне папа не разрешит». «Я с ним могу поговорить, если нужно», — сказал Станислав Иосифович. Нам с Таней объяснили, что надо к 9 утра подойти к гостинице «Северная» и вместе с группой поехать за Эссойлу, в деревню Сяргилахта. Потом Тане сказали, что ей не надо ехать, так как нашли актрису. Это была Света Борисова из Карельского училища культуры — смешливая, с очень живым лицом.
Папа, узнав про гостиницу, категорически запретил идти туда — боялся, наверное, что так завлекают молоденьких дурочек. Мама же сказала: «Иди-иди, об этом мечтают многие, а тебе посчастливилось. У нас есть в семье артисты. Вот дядя Федя, например. Да и я в войну подростком перед ранеными Земфиру играла!».
Дядя Федя Зинковец, мамин сводный брат, и его жена Мария Михайловна играли в театре Ленсовета. Дядя Федя снялся в фильме «Любовь Яровая». Он там играл матроса Хруща.
В результате, выслушав все мамины доводы, папа махнул рукой и сказал: «Ну, смотри! У тебя же сессия на носу. Как будешь сдавать? Делайте, что хотите!»
К слову сказать, это была самая легкая и с лучшими оценками сессия, хотя училась я вообще неплохо. Каждый преподаватель обязательно спрашивал про то, что делается на съёмочной площадке, ставили автоматом зачёты и не были придирчивы на экзаменах, щедро ставили пятёрки.
…Когда группа собралась, автобус повёз нас в какую-то даль — почти три часа в пути. Со многими потом я так и ездила больше месяца весной 1972 года. Привезли в Сяргилахту – небольшую деревню на берегу Сямозера. Места потрясающе красивые, но комаров… Спасали накомарники. Сразу велели переодеться в форму. Форма была настоящей: юбка, гимнастёрка, ремень, хлопчатобумажные чулки, тяжёлые кирзовые сапоги, выдали пилотку. Костюмер с ассистентом, глянув на меня, в один голос стали убеждать, что надо отрезать косу — предмет моей гордости и зависти некоторых. Сразу отказалась расставаться с косой — лучше вообще не сниматься! Услышал эту реплику Станислав Иосифович и сказал: «Пусть будет с косой! Под пилоткой не видно».
С пониманием отнёсся он к мало в чём разбирающейся в происходящем студентке. Это внимание к людям проявлялось постоянно. Но и от всех требовал полной правдоподобности, чтобы всё было достоверно. О войне Станислав Иосифович знал не понаслышке. Легендарный фильм создавали фронтовики. Самого Станислава Иосифовича вынесла раненого с поля боя медсестра Анна Чегунова. Фильм посвящён ей.
Когда я одиноко (тогда ещё никого не знала) сидела на поляне около военной палатки, где мы обедали, Ростоцкий сел рядом на камень: «Ты Ступицкая, я Ростоцкий. Смотри-ка, мы славяне с тобой!». Оглянулся: «Какая же здесь красота-то! И ты очень красивая!». Так просто вселил в меня уверенность в том, что всё получится и я не буду забракована во время съёмок. Да и отношения с другими членами группы потом наладились — со многими познакомились близко. Особенно с Ирой Шевчук — нары были рядом, и мы болтали обо всём. Ира, как и героини фильма, была совсем юной, серьёзной, но с железной дисциплиной.
Каждый день туда и обратно возили нас на автобусе на натурные съёмки целый месяц. Часто они были режимными. Это значит вечерняя работа, иногда до ночи. Здесь без приключений не обошлось: однажды наш автобус вместе с нами упал на бок, съехав вниз к самому Сямозеро. Никто не пострадал, да и испугаться не успели. Это потом, опомнившись, начали переживать и в красках описывать падение. Большого труда стоило замять это происшествие.
С самого начала была настоящая строевая подготовка. Майор Зайцев из Петрозаводского гарнизона никому не давал спуску. Я было сказала ему, что только в эпизодах снимаюсь, не нужна мне эта муштра, а он совершенно спокойно ответил: «В строю все равны». Так что в форме, в сапогах, за плечами скатка, автомат, в жару полтора километра по грунтовой дороге то строевым шагом, то бегом — туда-обратно! Научилась наматывать портянки. Ещё неплохо получался расчёт: «Боец такая-то, выйти из строя!» Мне, наверное, пригодился опыт работы вожатой в пионерлагере – у меня все четко получалось. Да и в детстве вместе с папой любила шагать под марш.
Для того чтобы нам выглядеть более достоверно – утомлённо, устало, озабоченно – приглашали гримёров. Мы сначала растягивали губы, как будто в улыбке, гримёр смазывала их каким-то составом похожим на клей. Спустя минуту губы нужно крепко сжать. Эффект на лице, вернее, на губах – сухие, обветренные.
Все участники съёмок действовали так, что просто вызывали восхищение. Каждый на своём месте, каждый делал своё дело и, если нужно, быстро переключался. Я не видела праздно гуляющих по съёмочным площадкам – темп жизни был деловой. Не было, как мне казалось, разногласий, зависти, неодобрения. Все вместе умилялись трогательным отношениям между Катей Марковой и Георгием Тараторкиным: он прилетал откуда-то издалека в свободное от своих съёмок время, чтобы увидеться с Катей. Знаю, что они счастливы больше 40 лет. Вместе переживали, когда Лизе Бричкиной (актриса Лена Драпеко) нужно было «тонуть» в болоте: холодная вода, ряска, трясина.
Милейшая, заботливая Лилия Леонидовна Бахтиарова, ассистент режиссёра, была для нас всех и няней, и психологом, и подругой. Я с ней потом переписывалась и была в курсе новых работ, кто из актёров был приглашен и в какие страны, как в мире принимают НАШ фильм.
В образ старшины Васкова Андрей Мартынов так вжился, что иногда из-за его строгого выражения лица подойти страшновато было – вдруг заругается. Андрея называли подлинным открытием Ростоцкого. Вообще-то он был очень спокоен и сдержан. Потом, увидев его на экране, поняла насколько точно он передал душевное состояние человека, для которого понятия ДОЛГ, УСТАВ, РОДИНА были не на бумаге. Это герой, который не подозревает о своём героизме. Вроде бы грубоватый служака, а на самом деле чуткий добрый человек. Как он держал в себе вину за то, что не уберёг девчонок!
Девушки, которые «служили» вместе со мной, были в основном из различных театров страны. Вроде бы я одна была не из актёров. Очень мне льстило, что сам Ростоцкий пригласил сниматься. Мы все были юны, красивы, терпеливы и очень старались сделать всё, как надо.
…Первое, что мне поручили, нести матрас. Вот такая проза. Несколько раз я бегала с этим свёрнутым матрасом. Ничего, справилась, а в фильме это доли секунды. Девочкам повезло меньше – они тащили ящики с патронами, по-настоящему тяжёлыми. Это мы так обосновывались на новом местЕ, в старом деревенском доме.
Жители Сяргилахты – добрые люди и очень приветливые. Узнав, что мы со Светой местные, ещё и чаем поили, густой как студень ухой кормили и про всё на свете говорили. Часто зазывали на пироги. До сих пор помню вкус пирогов с черникой.
Меня должны были «ранить» в первом бою вместе со Светой, хотя «служили» мы в разных расчётах. Станислав Иосифович сказал, что ранение будет в руку, и я должна упасть, пересчитав спиной все брёвна бруствера. Падала несколько раз, но, видимо, не очень достоверно. Из камервагена, специального автомобиля для съёмок, звучало: «Внимание! Мотор!». И ассистент с хлопушкой был, и мудрый Вячеслав Михайлович Шумский, главный оператор, говорил: «Ну, ещё разик, пожалуйста…» И падала всё как-то не так. Да, забыла про гематоген: для того, чтобы ранение казалось серьёзным и с кровопотерей, нужно было приложить смоченную жидким гематогеном вату и сжать её в нужный момент. На меня потратили не одну бутылочку…
Потом, то ли случайно меня кто-то подтолкнул, то ли я сама правильно упала. Наконец услышала: «Снято!». Это тоже в фильме почти незаметно: фильм имеет разные копии и где-то это может быть вырезано.
Дома очень болел бок, где потом проявился синяк. Мама сказала, что искусству принесена вторая жертва: первой были мои уши, которые я закрывала ватой от слишком громких выстрелов зенитки. Стреляли по-настоящему, но понятно, что не в цель. Очень долго я хранила гильзы дома. Самолёт, который должны были сбить, был маленькой деревянной моделью, двигался по тонкому шнуру или леске. Потом это комбинировали, и получилось очень натурально. Остов самолёта в настоящую величину был на противоположном острове.
Играть немцев пригласили студентов нашего Петрозаводского университета. Для немцев важна была фактура: рост, плечистость. Амуниция у них была настоящей. Даже в ботинки были вкручены шипы. Вряд ли это можно заметить, но достоверность была соблюдена во всём. К сожалению с «немцами»мы не пересекались. Только с Андреем Грибушиным одно время вместе работали во Дворце пионеров и вспоминали «боевые» дни. Иногда встречаюсь с Юрой Максимовым – он тот наш солдат, что безмятежно наблюдает за ползущей божьей коровкой — план крупный и очень удачный.
Все ко всем относились по-человечески, лишних людей не было. Мне было интересно всё: и грим, и стрельба, и как монтируют кадры. Слава Звонилкин, ассистент звукооператора, объяснял, как рождается звук, как идёт озвучка. Станислав Иосифович однажды спросил, не хочу ли я посмотреть, что происходит со снятым материалом. Так я оказалась на площади Кирова в городском Доме культуры, который на время съёмок над фильмом стал центром его создания. В маленьком зрительном зале на большом экране показывался отснятый материал, а в соседней комнате стоял монтировочный стол, на котором было что-то вроде кинопроектора. Медленно двигалась плёнка, чётко виден был каждый кадр. Они двигались друг за другом и ненужные вырезались, оставшиеся склеивались.
Эпизод, где Лиза Бричкина тонула, получился слишком натуралистичным. Несколько кадров при мне вырезали. В зал время от времени заходил Вячеслав Михайлович Шумский посматривал, какую величественную красоту он запечатлел. Задумчиво поглядывал на экран и довольно кивал головой. К слову сказать, на кинофестивале в Венеции, где фильм получил памятный приз, многие участники церемонии спрашивали, где снимали природу и почему-то думали, что это в Швейцарии. А Станислав Иосифович с гордостью говорил о нашей карельской природе.
Спустя месяц или больше Лилия Леонидовна сказала, что мы поедем на павильонные съёмки в Москву. Папа уже не возражал. Нас со Светой поселили в гостинице «Украина». Жили мы на 15-м этаже в роскошном номере с огромной ванной на уровне пола. Роскошью мы наслаждались только поздно вечером. Вероятно, постояльцами таких номеров заказывалось что-то дорогое и вкусное на ужин. А мы пили чай, согретый кипятильником в литровой банке, – чайники тогда ещё не входили в сервис.
…В 7.30 утра мы уже стояли у входа и ждали чёрную «Волгу», которая сначала забирала нас, потом ехали за Вячеславом Михайловичем и в 9.00 мы были на студии – там проходили павильонные съёмки. Павильоны – огромные помещения с декорациями, их несколько, и в каждом шла работа. Шум, свет, быстрые перемещения по павильону, множество людей, выполняющих какие-то поручения. Всё, что происходило внутри «казармы», снимали именно там.
Деревянные нары были выстроены в углу, посередине стол, скамейки, подставка для оружия – всё, что видим в фильме, сделано бутафорами и плотниками. Там я тоже появляюсь: сижу рядом с Ритой Осяниной, что-то вспоминаю, смеюсь какой-то шутке, якобы сплю. Иногда по-настоящему подрёмываю в те минуты, когда наступает почти тишина. Глаза отдыхают от яркого света прожекторов.
Совсем рядом была небольшая комната отдыха. На низком столике стоял электрический самовар, рядом глубокое блюдо, где постоянно были сушки, сколько бы их ни грызли многочисленные посетители. Часто в этой комнатке появлялись художник-бутафоры, молодые парни, которые нам «почти даром» предлагали свои работы – гипсовые головы Нефертити и толстеньких японских божков. Конечно, купила и дома долго эти изображения висели на стене, напоминая о замечательном времени. Стоили они по 3 рубля – дороговато тогда, но нам за съёмочный день платили по 11 рублей 35 копеек. Так что могли себе позволить! Кстати, в Сяргилахте тем, кто участвовал в эпизодах, платили по 9 рублей 50 копеек. Массовке поменьше. Но если учесть, что снималась я больше двух месяцев, то сумма получается огромная: и родителям дала деньги, и на юг, в Запорожье, в студенческий лагерь съездила.
Моя любимая подруга Хильмочка Роспик, необыкновенно похожая на Софи Лорен, знала всё о кино, об актёрах, о датах создания фильмов. У неё в голове помещалась энциклопедия под названием «Мир кино», а журналы «Советский экран» она цитировала сходу. Хильмочка рассказывала мне об интересных фактах, людях и очень прониклась тем, что я снимаюсь в таком (!!!) фильме. Она и письма в Москву писала: «Даёшь крупные планы!».
Иногда мы ходили в столовую и живьём видели Нонну Мордюкову, Вячеслава Тихонова. Это были обожаемые актёры! А мы за соседними столиками…
10 сентября 1972 года состоялась премьера фильма в кинотеатре «Победа». Нас со Светой тоже пригласили. Да ещё на сцену. Стеснялась невозможно, а потом успокоилась, так хорошо говорил Ростоцкий. Зал полный. Кто-то машет рукой. Вспышки фотоаппаратов.
У меня есть фотография (слева), которую сделал одноклассник Саша Зверев (тогда он работал киномехаником). Сидим на сцене: Катя Маркова, Ира Шевчук Ольга Остроумова, Лена Драпеко, Ира Долганова, Андрей Мартынов, директор картины Рималис Григорий Маркович, Света и я. У главных исполнительниц ролей на ногах лакированные туфли с перемычками и шнурками. Мне они очень понравились и, конечно, сразу же заказала шить такие же. Носила их долго.
Потом меня приглашали на пробы в кино и на Мосфильм, и на студию имени Горького, но я ждала рождения дочери, а потом сына. Было не до кино. Через несколько лет Станислав Иосифович привёз новую киноленту «И на камнях растут деревья». Я была на премьере, а после фильма постеснялась подойти к группе создателей. Невероятно жалела об этом. Вернее, о том, что не успела поблагодарить и выразить своё глубочайшее уважение к человеку, подарившему мне воспоминание на всю жизнь.
Сотрудники Карелкинопроката Л.М Морозова и Е.Е. Анисимова были первыми, кто придумал отмечать юбилеи фильмов, конечно, их проект начался с «Зорей». Через 30 лет мы, сильно повзрослевшие, снова увиделись: и те, кто снимался, и те, кто помогал в создании фильма. Были встречи, посвящённые юбилею выхода на экран.
В кинотеатре «Калевала» не всем желающим встретиться с актёрами и участниками хватило мест. Много нового услышала о самих актёрах, о значении фильма в их жизни, вспоминались смешные случаи. С некоторыми участниками создания фильма впервые увиделась на сцене. Мне предложил кто-то из организаторов отправиться в поездку по местам съёмок. С радостью согласилась. В общем, достался кусочек славы… Да и сама поездка – это всё равно, что на машине времени оказаться в юности.
В этой поездке я увидела поистине больших знаменитостей, у которых нет снобизма. Они все доступны, демократичны, интеллигентны. Были в Эссойле, Сяргилахте, Кондопоге. Везде почёт и уважение вместе с хлебом и солью, калитками, фольклорными ансамблями. В деревне угощали всем, что даёт карельская земля.
Людмила Зайцева и Ирина Шевчук на лодке переправились на островок, где снималась и жила Ира. И тут произошло удивительное! Наверное, так велика была сила их мысленного обращения к Станиславу Иосифовичу Ростоцкому, что абсолютно серое небо вдруг на секунду пропустило яркий свет солнечного луча. Казалось, что так дорогой всем человек послал привет: «Я с вами, мои девочки!»
Затем поездка в Кондопогу: Ледовый Дворец, Дворец искусств, ресторан «Европейский» с подарками и речами. Пока ехали, узнавали новости из жизни друг друга. Они все, главные герои, так и дружат уже столько лет. «Зори» стали для них первой незабываемой любовью.
Ирина Шевчук (Рита Осянина) к этому времени уже была гендиректором кинофестиваля стран СНГ и Балтии «Киношок», членом правления Гильдии актеров кино России. За столом рассказывала, как готовится фестиваль и, улыбаясь, добавила, что, может быть, снимет сама фильм с нашими дочерьми в главных ролях.
Ирина Долганова (Соня Гурвич) играла в Нижегородском ТЮЗе, преподавала актёрское мастерство детям и студентам. Она заслуженная артистка России, очень-очень скромная, рассудительная и с тонким чувством юмора. В своём городе она известна и как защитница бездомных животных.
Людмила Зайцева просто добрейший и талантливейший человек, которая мгновенно может преобразиться, взмахнув русской шалью. И никто из сидящих в зале не мог догадаться, что в тот момент Людмила тяжело переживала за маму, которая была больна. Жаль, что не смогли приехать Оля Остроумова и Катя Маркова по серьезным причинам.
Для меня было открытием, что Лена Драпеко не жила никогда в деревне. Дочь кадрового офицера, а как естественна в роли деревенской девушки! Сейчас она ушла в большую политику и занимается благотворительностью. Кинотеатр в Кондопоге, где должна была проходить встреча, тоже был полон. Люди пришли семьями. Перед началом фильма актёры отвечали на все вопросы – регламента не было. Было единодушие. Мы со Светой сидели в зале, как вдруг Людмила Зайцева просит подняться к ней правую и левую заряжающих – нас!
Выступали дети, а в руках у них были ветки с гроздями крупных ягод рябины, совсем как фильме. Красная рябина, как память о той Великой войне.
Я пишу эти строчки накануне 70-летия Победы. Заново переживаю то, что вспомнилось. Мысли скачут, не справляются с нахлынувшими воспоминаниями, всплывают лица людей, их манера общения, деликатность в отношении каждого, общее стремление сделать всё наиболее достоверно и безграничное уважение к создателям фильма «А зори здесь тихие…» – фронтовикам, которые приблизили Победу. Более 135 миллионов зрителей сочувствуют, гордятся, понимают и преклоняются перед величием подвига пяти простых советских девушек.
К сцене подошла женщина с букетом бессмертников и обратилась к Андрею Мартынову с тем, чтобы он положил эти цветы на могилу Ростоцкого. Зал встал…
Фото с сайта ru.wikipedia.org и из архива Нины Кордовой
