Литература

Страна рождения – СССР

Олег Мошников
 Эссе
Улица Загородная, когда-то окраина Петрозаводска. В моем дошкольном детстве на ней жили мамины родственники, стояли редкие пятиэтажные и двухэтажные дома. За железнодорожной линией и деревянными складами шумел лес. Сейчас вдали, вместо девственной лесной чащи, высятся многоэтажки четырех разросшихся микрорайонов.

Улица Загородная оказалась в центре современного, категорийного города. Летом, осенью, зимой – под слоем пыли, опавшими листьями, под толщей оплывшего снега – неодолимая временем, застрявшая в колеях эпох грунтовка. Почитай 300 лет со времен Петровской слободы елозят суглинок и ледяные колдобины упертые обыватели и осмелевшие тарахтелки. Разлившиеся ручьи, бурлящие рытвины, грязь, редкие островки суши, где теснятся пустые сараюшки и брошенные гаражи, предваряют появление огромной замечательной лужи. В начале 70-х катали меня по этому достопамятному водоему на сколоченном дощатом плоту двоюродные братья… Братья – старше меня на восемь лет – рассказывали, что раньше, до моего появления на улице, вся  Загородная —  и их двухэтажка, и восхитительная лужа  — утопали в яблоневых садах. Яблони росли во дворах одноэтажных частных домов, свешивались через дощатые заборы, укрывали дорожные рытвины белым весенним снегом. Но в один миг ради нескольких блочных «хрущёвок» снесли деревянные дома, вырубили сады.

Из разоренных человеческих гнезд мальчишки 60-х  вытаскивали старые патефоны и оставленные хозяевами иконы. Иконы ставились в ряд за ближайшими сарайками и расстреливались камнями. Разлетались стекла старинных киотов. Брызгала позолота…. Бога нет…  Так учили маленьких «стрелков» в школе, об этом многозначительно молчали, глядящие на обрубленные яблони и площадки для новых штампованных пятиэтажек, сердобольные домочадцы… За эти ли или за какие другие грехи переселили «загородских» жителей в одну из таких гулких, вместительных «хрущёб» у кинотеатра «Сампо»… Обезлюдела улица, выросли и поразъехались дворовые друзья. Не слышно окрест детских голосов… Но до сих пор сияет призывной небесной гладью и манит яблоневыми облаками океан моего городского детства.

… Нет-нет да и аукнутся в памяти детские годы, дорога в школу. Вспоминая «ударную» десятилетку, мысленно, перелистываю свое первое пятерочное сочинение по повести Валентина Катаева «Сын полка». Учительнице литературы, причем сельской, а не городской – в четвертом классе я три месяца занимался в Кончезерской школе при детском санатории «Кивач» – понравилась моя трактовка дальнейшей судьбы Вани Солнцева. Я до сих пор храню эту памятную тетрадь.
Школьные тетрадки… Умные обложки предлагали ученикам для пользы дела и патриотического воспитания таблицу умножения, меры веса и длины, тексты популярных советских песен «Орленок», «Взвейтесь кострами», «Песня о Родине», «Солнечный круг», «Юный барабанщик»… Сейчас дети идут в школу с тетрадями и дневниками, кричащими о красивых, богатых, зомбирующих удовольствиях. Яркие картинки рекламируют кока-колу, английские футбольные клубы и дорогие машины, показывают новинки молодежной моды, прелести полуголых красавиц и японской анимации. И как-то незаметно, неброско, мимо красочной современной рекламы, проходят никому не нужное, неродное детство, добрые слова и полезные вещи. Вымаранное прошлое — и яркое будущее в пустых, аляповатых картинках.

А не будет ли то же самое и с идеологией этой не нашей, навязанной, пресыщенной наслаждениями жизни? Ведь подобное происходило уже в истории России – с Белой гвардией. Отметались как пережиток, невозвратно уходили дворянская культура, гордость, мысли о судьбе покинутой Родины. Как ныне уходит Красная гвардия – ни чести, ни славы. Ни заводов, ни деревень… Закрываются и перепрофилируются детские лагеря и санатории. И желания – или ниже пояса, или о большом количестве денег. И ни слова о Родине, которая начинается в том числе и со школьных тетрадок, и с «картинки в твоем букваре».  Слово, надо сохранить Слово… Но как иногда хочется на веки вечные отодвинуть в глубину письменного стола тетрадь, куда я в последнее время заношу свои мысли и наблюдения, прихлопнув ладонью красочную обложку с летящим над пропастью Суперменом.

… Когда в 1953 году умер Сталин — все плакали. Плакала моя мама, худенькая семилетняя девчушка, воспитанница детского дома. Думали, будет хуже. Стало лучше. Стали возвращаться из детдомов и тюрем наши родные. После разрушительной войны, неоправданных репрессий и нечеловеческих усилий работного люда – выжил, выстоял Советский Союз!

В 1982 году умер Леонид Ильич Брежнев. Молчащий тихие застойные годы заверещал над корпусами Онежского тракторного завода долгий гудок. Я вышел из механического цеха, вытерев грязные руки и влажную испарину на разгоряченном лице мотком ветоши. На несколько минут по всей стране встали цеха, фабрики, фермы. В один момент страна ахнула! Те, кто прильнули в тот час к телевизору, увидели, как неловкие служаки уронили в могильную яму дубовый гроб. И подумалось – всё. Хуже уже не будет.

С рухнувшим в Красную площадь гробом оборвалась цепь советских поколений, и уже не остановить закрутившейся шестерни истории: смену генсеков, партийную чехарду, перестройку, предательство и беспомощность власти… потерю идеалов тысяч и тысяч выброшенных на произвол судьбы, лишенных работы и смысла жизни людей. Ничего не вернуть. Никому не вернуться в Советский Союз. Разве что в анкете: страна рождения – СССР…

…Многое изменилось за последние годы. В стране воцарился культ вещей. Вещи, вещи, вещи! Вещи заполняют комнаты, сверкая драгоценными камнями, утяжеляют шеи и руки, разделяют людей стенами, особняками, банковскими сейфами, и, зачастую, обедняют и захламляют душу. Вещи не возьмешь с собой в могилу. Ненужные, чужие вещи не приносят счастья. В лучшем случае они превращаются в деньги. Деньги превращаются в пыль…

Но есть вещи, в которых больше души, чем в делах и поступках многих ценителей и хранителей вещей. В них есть нечто неуловимое, что заставляет вспыхнуть или увлажниться слезой радужки глаз, что схоже с приятными и давно забытыми ощущениями, удивленным и трогательным замиранием жизни, которое происходит при встрече с чудом – дорогим воспоминанием, таким как обнаруженные в нише родительской квартиры старые детские пальтишки; принесенная вскоре после похорон из заводского рабочего шкафчика клетчатая фланелевая рубашка отца;  оставшаяся от мамы родовая икона, намоленная, истинная, с необыкновенными, выписанными древним мастером глазами Иисуса; старинная елочная игрушка, без которой не обходился ни один новый год моей жизни в стенах родного дома; бабушкины заводные часы, чье сердцебиенье не останавливается уже 40 лет…
Вещи соединяющие поколения, судьбы, неумолимо текущие века – это то, что было известным рефреном советской песни: «С чего начинается Родина». А продолжение песни, продолжение Родины – в прикосновении памяти. Уходят страны, стареют вещи, а Родина остается: Родина, род, семья… И хочется верить, что для кого-то эти вещи, мысли, песни, образы, принятые и понятые душой, и составляющие ее несметное богатство, станут нечужими.