Главное, Культура, Литература

Зачтено будет то, что зачтёт читатель

 

Д.Я. Гусаров в своем кабинете. 1980-е годы

Такова должна быть оценка труда писателя, писал известный карельский писатель Дмитрий Яковлевич Гусаров своему большому другу — филологу, литературному критику, преподавателю Ставропольского пединститута Зое Богомоловой. Выдержки из переписки с ней опубликованы в новой книге Константина Гнетнева «Дмитрий Гусаров. Раненый ангел», вышедшей недавно в издательстве «Острова».

История партизанской войны в Карелии, Беломорско-Балтийского канала, очерки о родном  и любимом Беломорье… И вот теперь совершенно новый для автора жанр – биография. Чем определен выбор героя? На презентации своей новой книге в Национальной библиотеке Константин Гнетнев объяснил это, во-первых, знакомством с Гусаровым (ему посчастливилось даже вместе работать),  глубоким уважением к этому человеку, а еще возможностью написать о времени, ведь Дмитрий Яковлевич Гусаров и как личность, и своей биографией был плоть от плоти этого времени. Правда, Дмитрий Гусаров принадлежал к предвоенному поколению, он родился в 1924 году, Константин Гнетнев – к послевоенному. Но на каком-то отрезке времени их жизненные и творческие пути пересеклись, сделав их современниками.

Я не стану пересказывать содержание книги, автор прослеживает судьбу своего героя от рождения до смерти. Кого-то привлекут военные страницы – Дмитрий Гусаров воевал в партизанском отряде в Карелии и его самая популярная книга написана о нем – «За чертой милосердия», кого-то рассказ о литературной жизни Петрозаводска, в центре которой он был, возглавив в 50-е годы скромный провинциальный журнал.

За 36 лет работы в должности редактора журнала «Север» Дмитрий Гусаров сделал его не только популярным и тиражным, но и серьезным изданием всего Северо-Запада. «Север» часто публиковал произведения многих русских писателей, которым отказывали в толстых московских журналах. Эти публикации становились событием для читателей, а для многих авторов именно в гусаровском «Севере» начинался путь в большую литературу. Вот только несколько имен писателей, публиковавших свои произведения на страницах «Севера»: Василий Белов, Николай Рубцов, Федор Абрамов…

Много места в книге Гнетнева отведено работе Гусарова над самой известной его книгой (он начал писать ее в 1970 году, а завершил в 1976-м) – романом-хроникой «За чертой милосердия» о походе I партизанской бригады под командованием майора И.А. Григорьева на Поросозеро. Приступив к работе, Дмитрий Яковлевич, как сам он пишет, быстро «завяз». В романе только один вымышленный герой, остальные – реальные люди. Их матери, дети и внуки, как он был уверен, 35 лет ждут правды и только правды. Но Дмитрий Гусаров, пишет его биограф, не знал и другого, самого важного для себя: «какую долю обнаженной, подчас кроваво-жестокой правды он может себе позволить». А вот что пишет об этом сам Дмитрий Яковлевич: «…Всякая бесчеловечность противна моему нутру, и я не способен найти для нее какие-либо смягчающие обстоятельства. А  без этого дикий, жестокий натурализм, который никому не нужен, а главное, он не будет соответствовать тому прекрасному и возвышенному настрою, которым жили в то время мои партизаны…».  И, убрав начатую рукопись в стол, Гусаров снова идет в архив: садиться за изучение документов, писем, читает воспоминания участников похода, отчет о нем… А потом вновь возвращается к роману. И… вновь откладывает его, чтобы найти ту самую Правду, которая нужна и ему, и читателям.

Кстати,  страницы биографии, посвященные творческой лаборатории Дмитрия Гусарова, читаются  с неменьшим интересом, чем посвященные карельским партизанам (К. Гнетнев, напомню, и сам написал книгу о партизанском движении в Карелии) и выразительные главы об истории семьи Гусаровых, детстве писателя.

Публикация миллионными тиражами романа-хроники «За чертой милосердия» стал звездным часом Дмитрия Гусарова. О популярности его произведения, пишет К. Гнетнев, может свидетельствовать такой факт:  в 1987 году в серии «Библиотека советского романа» издательство «Советский  писатель» выпустило том самых читаемых и обсуждаемых произведений десятилетия. В него вошли роман Д. Гусарова «За чертой милосердия», повести В. Распутина «Живи и помни» и В. Быкова «Знак беды».

Не менее, если не более, чем официальное признание его труда, Дмитрий Яковлевич ценил отклики партизан, их родных и близких, самых главных его читателей. Ведь, «зачтено будет то, что зачтет читатель».  Глубоко взволновало его и письмо другого писателя-фронтовика — Константина Симонова,  тем более что пришло в тяжелые для него дни, когда Дмитрий Яковлевич, тяжело больной, обессиленный, лежал в клинике. Лишенное дежурной комплиментарности, прямое и честное, оно  словно вернуло ему силы. «Вы сдержанно, без выкриков, без демагогических вопросов пишете жестокую правду того времени», – писал Константин Симонов. Ему вторит Василь Быков: «… Вы поднимаете нашу литературу о войне на новую, до сих пор никем не достигнутую степень, главный герой Вашей книги – скромная, тихая, но очень глубокая правда…». И это писал автор самых пронзительных книг о войне!

Гнетнев приводит в книге о Гусарове историю  написания Дмитрием Яковлевичем статьи в журнал «Вопросы литературы». В то время вышла в свет повесть Бориса Васильева «А зори здесь тихие…», ставшая сразу популярной. Журнал сам обратился к Гусарову с просьбой поддержать повесть небольшой статьей. А Дмитрий Яковлевич откликнулся размышлениями «о небрежении авторов к исторической правде в современной литературе о войне». После длительной переписки с автором статьи журнал все-таки не опубликовал ее, Гусаров отказался внести в нее правки, которые от него требовали (только спустя несколько лет статья появилась в одном из  белорусских изданий). И в то же примерно время Дмитрий Яковлевич записал в дневнике: «Нетерпим я стал к фальши, придумке и неправде в литературе, не могу с ней мириться  у других, а у себя и говорить нечего – не имею я права на послабление, начинаю терять в себе что-то дорогое, если поступлюсь даже в малом…».

Последние главы биографии Дмитрия Гусарова посвящена перестроечным годам. Дмитрию Яковлевичу удалось к тому времени освободиться от редакционной текучки, от обременительных обязанностях редактора журнала. Став свободным, он мечтал, что теперь отдаст все свое время творчеству, строил большие планы. Но за перестроечные годы не написал ничего. Время его не приняло? Или, скорее, он время? Хотя многие годы мечтал о переменах в обществе, о том «прорыве в отношениях власти и общества», о котором тогда заговорили. Но… «… как брать в руки перо, если литература оказалась бессильной в преобразовании духовной жизни? Если хочется кричать и выть, призывая к благоразумию – обыкновенному простому благоразумию…».

Не помню, кто из выступавших на презентации книги сказал слова, определяющие всю жизнь писателя: Дмитрий Гусаров всегда был свободен, он выстраивал свою жизнь по своим правилам и законам, не изменяя им. Дмитрий Яковлевич не был обижен вниманием власти, о чем свидетельствуют его правительственные награды и звания. Не уходил он, как сейчас говорят, во внутреннюю эмиграцию или оппозицию. Долгие годы был членом КПСС. Но у него были свои представления о партии, членом которой он стал еще в молодости, о том, какой она должна была быть. И он глубоко не принимал ситуацию, когда вчерашние партийные функционеры, запрещавшие по цензурным соображениям целые книжки «Севера» или требовавшие не печатать произведения того или иного автора, начали упрекать его в отсутствии смелости и свободомыслия.

Со страниц «Раненого ангела» встает непростой (знавшие Дмитрия Яковлевича говорят, что он был даже очень закрытым), незаурядный, талантливый, сильный человек. Константину Гнетневу удалось раскрыть этого человека, проведя его через время, которое его выбрало. Время, в которое вчерашний деревенский мальчишка, заводской слесарь, окончив университет, становится писателем, тираж его книг превышает 4,5 млн экземпляров (по нашим временам цифра феноменальная!), редактором, общественным деятелем. При этом Гнетнев не пытается домысливать что-то за своего героя, рассуждать «а вот если бы», а «вот как бы». Только факты, письма, дневники – только на этом материале строится книга. Поэтому ей веришь.

А почему «Раненый ангел» в названии книги? Работая в 1977 году над автобиографической повестью  «Партизанская музыка» для журнала «Современник», Дмитрий Яковлевич решил начать ее рассказом о встрече со старым финном в музее «Атриум» в Хельсинки. Старик вынес ему показать картину художника Хуго Симберга «Раненый ангел», а потом рассказал, что  воевал в Карелии, что во время войны они называли партизан  белыми ангелами – ведь они приходили в белых халатах и всегда в полночь…

Эпиграфом к повести Гусаров взял четверостишие Майи Борисовой:

Кем ранен ты, мой светлый ангелок?

Застыл ты обессиленно и немо…

Каков же дикий вихрь тебя совлёк

С высокого и солнечного неба?

Искусствоведы считают, что картина Хуго Симберга «Раненый ангел»может символизировать в зависимости от интерпретации как земное начало, помогающее духу, так и дух, утопающий в земном начале.

В книге много фотоматериалов, документов. Это не воспоминания К. Гнетнева о своем старшем современнике, а скорее исследование – его творчества и времени, которое сформировало его. «Раненый ангел» уже появился в книжных магазинах, книгу можно купить в издательстве «Острова» (подешевле, кстати), она пополнит книжные фонды библиотек и вряд ли залежится на книжных полках.

Гнетнев. Книга о Гусарове

К. Гнетнев
Очередь к автору за автографом
Д. Гусаров
Д. Гусаров, командир отделения разведки партизанского отряда «Боевые друзья»
Д.Я. Гусаров
Дмитрий Яковлевич хорошо играл на баяне. Когда 19-летний партизан попал в госпиталь, ходячие больные направили делегацию начальству с требованием отыскать баян раненому партизану. Баян достали.
Д.Я. Гусаров у Вечного огня. 1990-е годы
Д.Я. Гусаров у Вечного огня. 1990-е годы
Д. Гусаров
На летучке в журнале «Север»
Д.Я. Гусаров
Д.Я. Гусаров во время награждения Орденом Дружбы народов, слева – Д.Н. Балашов, справа – А.Н. Тимонен
Д. Гусаров
Д.Я. Гусаров в своем кабинете. 1980-е годы

Фото из книги и автора