Литература

Виртуальная любовь

Памяти Владимира Б., поэта народа.ру

Владимир — это ходячая книга, и как всякая книга он открыт миру. Даже в больничной палате, где Владимир лежит уже трижды по два месяца, как он считает, из-за безответной любви.

Рассказывая очередному посетителю (а на этот раз таким посетителем была я) о своей пассии, он говорит очередному соседу по больничной койке: «Ты уж извини… Придется и тебе послушать… — и добавляет: «А что? Мне скрывать нечего….».

Владимир пишет стихи и размещает их в Интернете, там у него есть даже своя страничка, которая пользуется бешеной популярностью. Особенно много поклонников у его поэмы «Виртуальная любовь» — о знакомстве автора поэмы с прекрасной незнакомкой в Интернете. Однако на «поверхности», то есть в толстых литературных журналах он не принят и считается обычным графоманом.

Внешне Владимир очень напоминает известного барда Высоцкого: то же милое каждому россиянину скуластенькое, с острым подбородком лицо, та же жестковатая, родная полуулыбка-полуусмешка, тот же хрипловатый голос… И так же, как Высоцкий, Владимир был несколько раз женат (от каждого брака дети. Они уже взрослые и со всеми ними у Владимира хорошие отношения). Правда, в отличие от Высоцкого Владимир не принимает ни капли.

Глядя на Владимира, невольно думаешь над причудливой игрой природы, которая иной раз словно в шутку создает несколько копий одного и то же образа. Может, для того, чтобы «матрица» увидела свою собственную ситуацию «наоборот»? У Высоцкого ведь тоже была безответная любовь: «Ах, какая ты мне близкая и ласковая, скалолазка моя, скалолазочка…»

Володину роковую любовь, которую он выловил в нет-сетях, зовут Елена, и это имя ей подходит как нельзя лучше: она играет мужскими судьбами, сталкивает своих поклонников лбами, обожает острые ситуации — с внезапными исчезновениями и столь же внезапными возвращениями, испытаниями на верность и на прочность… — совсем как древнегреческая Елена.

От всего этого Владимир за четыре года их знакомства сильно исхудал, заработал панкреатит, бессонницу, навязчивые идеи, но и в мыслях не держал, чтобы оставить мучительницу, напротив, еще больше привязывался к ней, так что в конце концов у него возникло что-то вроде наркозависимости.

Елена, напротив, убедившись в крепких, как канат, чувствах любовника, с каждым днем теряла к нему интерес и старалась побыстрее освободиться от любовных пут. Такие понятия, как долг, верность, для нее существовали лишь тогда, когда она любила сама. Только при этом условии она становилась добродетельной и верной и постороннего мужика на пушечный выстрел к себе не подпускала, даже если этот мужик был Владимир, который холил и лелеял ее и двух ее деток — девочку и мальчика — целых четыре года.

При всем при том Елена считала себя христианкой: каждое воскресенье ходила в церковь  и никакого расхождения между своей моралью и христианской не находила. Однажды уверовав в то, что «Бог есть любовь», она в том никогда не сомневалась и считала, что без любви — всё ложь. В том числе и пресловутый «стакан воды», из-за которого многие продолжают жить с давно немилыми супругами в надежде, что этот немилый если не из жалости, то хотя бы из чувства долга подаст попить на смертном одре. По сути из-за какого-то глотка воды в последний день пребывания на земле люди проживают большую часть жизни с нелюбимыми. Так считала Елена.

Сама она не подавала стакан воды даже свой умирающей матери: она категорически не выносила вида дряхлости, разложения и старческого маразма. Стакан подавал неверующий Владимир. Он же обмыл и переодел умершую перед кремацией. Само собой всю организацию похорон тоже взял на себя. При том, что с Еленой уже не жил. При том, что у нее уже был другой мужчина. С несколько смущенной, детской улыбкой Владимир признавался, что таким образом надеялся оттеснить соперника, который сразу же заявил Елене по поводу ее умирающей матери: «Это твои проблемы, а у меня и своих по горло…».

Увы, не оттеснил. Елена после кремации сразу сказала Владимиру: «Лучше тебя никого на свете нет, но я к тебе не вернусь…». И опять Владимир её понял: «Она очень жизнелюбива… Она ненавидит болезни, смерть, прошлое… Она почему сошлась с этим мужиком? Он такой же жизнелюб и, как и она, устремлен в будущее. Я же вроде тяну ее в прошлое. Она хотела, чтобы я выбросил из своей квартиры старую мебель (хотя она отличная и может прослужить не одному поколению), книги, которые читала еще моя мама в своем детстве… Она говорит: «Зачем эта рухлядь? Ты, живя во всем этом, и сам старишься…».

Последнее, что предпринял Владимир для возвращения любимой, для того, чтобы быть с ней в лоне одной церкви — покрестился. И опять Елена не поняла его: «Зачем ты это сделал… Ты же неверующий…». Владимир набрал побольше воздуха, чтобы сказать фразу, часто повторяемую Еленой: «Бог есть любовь…», но не успел: Елена уже запрыгнула в авто, уносящее ее в будущее.

Стресс от расставания был так велик, что у Володи случился тяжелейший приступ поджелудочной. Первую операцию сделали неудачно. Вторая исправила ошибку хирурга. Третья уже была плановая. А во время четвертой вырезали часть поджелудочной, желудка, кишечника и сказали, что предстоит химиотерапия. Очнувшись после шестичасового наркоза, Владимир тут же сочинил стихи о своем воскрешении и благодарственное слово хирургам.

Но для той, которая после каждой операции давала глоток воды, спасала бульончиком, кашками, протертыми супчиками, он не нашел слов. Они не рождались. А вызвать их нарочно, из одной только благодарности Владимир не умел: ведь как и Высоцкий он был не профессионал, а любитель и загорался только от живого чувства.

Прощаясь с очередным посетителем, весь обвешанный трубочками и бутылочками, Владимир сказал, что надеется. «Я позвонил ей на днях. Говорю: «Скажи, что любишь его, и я отстану. Пусть будет больно, но я отстану.». Она не сказала. Она дала мне надежду…».

Елена ни разу не навестила Володю и даже не позвонила ему, а ту, что столько раз вытаскивала любимого из объятий смерти, но так и не смогла вытащить, зовут — ну нарочно не придумаешь — Надежда.