«Пишите для себя. Себе вы не солжете…»
Этому напутствию Бориса Пастернака Юрий Башнин остаётся верен всю жизнь
Маленькая, изданная более чем скромно книжечка (я насчитал в ней всего тридцать два стихотворения) поэтической наполненностью своей перевесила бы однако не один увесистый стихотворный том. (Юрий Башнин. Каждому что-то отмерено… — Петрозаводск, 2005) Автору 78 лет, и это первая его книга, которая открыла нам прекрасного поэта. Не потерянного, нет! — а задержавшегося по странному, несправедливому стечению обстоятельств в своем приходе к читателю.
Многие годы пролежали в столе пронзительные стихи, создателю которых быть в ряду лучших лириков нашего края. Судя по стихам, по преимуществу составившим книгу, война сыграла определяющую роль в поэтической судьбе Юрия Башнина. Да и по слову его, прозвучавшему на презентации сборника, выходило, что не он выбрал войну главной своей темой, а, скорее, сама война выбрала его своим поэтом. И потому стихи его не о войне, а это сама война теперь уже издалека смотрит на себя его глазами, говорит о себе самой его голосом, болит его сердцем.
Брат Юрия Башнина воевал в Карелии. На фронте погибли два брата его отца. Война убила четырнадцать его одноклассников. Сам Юрий Башнин, будучи подростком, добровольцем ушел на строительство оборонительных сооружений на Волжском рубеже. И Сталинград ведом ему не по рассказам, книгам или фильмам, а воочию.
Его война не кричит «ура», не стреляет, не совершает подвига, не награждает орденами. Его война — это то, что осталось с природой и с человеком после боя. Что неизбежно (будь то поражение или победа) изувечено. Его война — это страшные, калечащие и тело земли, и тела и души людей раны.
Неужто жил я в сорок первом?
Неужто выжил на войне?
Она и ныне бьет по нервам
И отзывается во мне.
То сном,, то болью затаенной,
То горькой думой о былом.
Со мной бок о бок забубенный
Сидит солдатик за столом.
Судьба секла его и тёрла.
И не убила. Каково? —
Заместо вырванного горла
Стальная трубка у него.
Вон и другой, свинцом побитый,
Обезображенный рубцом, —
Безбровый, маленький, сердитый,
С полуобваренным лицом.
Почти пацан, почти ровесник —
А две нашивки на груди…
Природа словно тоже болит, стонет после кровавого боя:
У полувыжженной деревни,
В лесу, поверженном огнем,
Укроет папоротник древний
Погибших вечером и днем.
Стекут в канавы под откосы,
Где костерок солдаты жгли,
Кроваво-розовые росы,
Туман и хилые дожди.
И листья, скрученные жаром,
С осин у комля упадут…
Вечной незаживающей раной человеческой памяти и души звучит стихотворение «Письма». Письма друга-фронтовика до сих пор обжигают словами, «раскаленными, как свинец». Каждая из этих «гневных» и «неистово нежных строк» — как пуля, бьющая наверняка.
Номер части известен мне,
Но уже не послать ответ.
Мой товарищ горит в броне
И десятки, и сотни лет.
В книге есть тихое, раздумчивое стихотворение «Пастернак», посвященное памяти великого Поэта, с которым Юрия Башнина свела судьба в самом начале его творческого пути.
Я перечитываю снова
Тетрадь, подаренную им.
С приметой запаха лесного,
Какой мы в памяти храним…
Пастернак сказал тогда юному коллеге: «Пишите для себя. Себе вы не солжете…» Этому напутствию Мастера Юрий Башнин остался верен на всю жизнь. Вот почему он напрочь не приемлет бывшие когда-то на устах многих слова одного из наиболее признанных в свое время советских поэтов: «Все, что было не со мной, помню». Выспренность, громкая ложность этой строки очевидна.
Стихи Юрия Башнина всегда были только о том, что глубоко, больно, всем существом пережито им самим, что стало частью его судьбы. Вот почему его войну не спутаешь ни с войной Твардовского или Дудина, Симонова или Николая Панченко. У него своя война — ни справедливая, ни неправая, но всегда — бездушная, беспощадная, органически чуждая по своей сути человеку, всему живому, самой природе.
Не могу себе представить, как могло до сих пор оставаться неизвестным родившееся еще в годы войны изумительное по своей трагической высоте стихотворение Юрия Башнина «Станция», написанное, кажется, единственно возможными словами, где жизнью самой и поэтически выстрадана каждая буква! Обезумевшего от нескончаемого Сталинградского пекла и грохота молоденького солдатика останавливает от рокового шага — покончить с жизнью — окликнувшая его незнакомая женщина. Это стихотворение невозможно цитировать, разрывать на части. Поэтому привожу его полностью:
Цейхгауз — в черной копоти.
И рельсы. И пески.
В далеком гуле-топоте —
Тревожные свистки.
Дерутся ветры зимние,
Несут прогорклый дым.
Заледенелый, в инее
Стал человек седым.
Раздумьем брови сдвинуты.
Проходят поезда…
Все брошено, покинуто.
Неужто навсегда!..
Опять сирена адская
Взывает, мозг сверля.
В трезвоне Сталинградская
Буранная земля.
Раздавленная танками —
И нивы, и жнивье, —
И зло меж полустанками
Снаряды рвут ее.
Когда война-разлучница
Низвергнула в хаос,
Зачем тужить и мучиться?
Уж лучше под откос!
Одна лишь мысль упорная.
И вдруг — как выстрел: «Стой!..»
Летит громада черная
Над насыпью пустой…
— Браток, товарищ миленький!
Да что же ты, браток!
Пойдем-ка у развилинки
Поговорим чуток.
— Поплачь и горе спрячется.
Поверь же мне, поверь…
И человеку плачется
От всех его потерь.
Он плачет, стужей меченный,
Шагая в полутьму.
Он плачет вместе с женщиной,
Неведомой ему.
А жизнь полна суровости.
А жизнь кричит: «Беда!»
На сумасшедшей скорости
Несутся поезда.
Набитые солдатами
Всех возрастов и сил.
И вихрем — как гранатами —
Взрывается настил.
В иной стране такое стихотворение вошло бы в национальную антологию поэзии, у нас же за 60 лет оно не было напечатано даже в региональной газете или в том же нашем журнале «Север».
В поэзии Карелии такой беспощадной в своей суровой правде войны, как у Башнина, не было ни у кого. Видно, и война в самом деле в конце концов выбирает себе поэта, который не солжет.
«Лицей» № 10 2005 год
16 марта в 17 часов в Центре национальных культур (Петрозаводск, пл. Ленина, 2) состоится вечер памяти Юрия Николаевича Башнина.
