Второкурснику филфака ПетрГУ Ростиславу Мошникову сегодня вручена стипендия имени Роберта Рождественского. Эта публикация – дебют в нашем журнале молодого поэта.
* * *
Дорогу домой не измерить дворами,
Мостами, лесами, полями, морями,
Шагами, снегами и ясными днями,
А так же бегущими к дому дождями.
И бабушку лучше не мерить годами…
А мерить блинами её с пирогами,
Супами, грибами и утром – чаями,
А также пушистыми в кресле котами.
А маму увидеть в бантах и с цветами,
Нарядами, шляпками, пудрой, духами,
С большими красивыми чудо-глазами,
И всякими странными в сумке вещами.
А папу – измерим густыми усами,
Бровями, плечами, большими руками,
Большими в прихожей в углу башмаками,
Забитыми в стену неровно гвоздями.
И вспомнилась сразу дорога домой:
Там все кого я называю – семьей…
* * *
На холсте страницы замирает время,
Мысль идет блуждать в лабиринтах фраз,
А душа трепещет, в эпилог не веря:
Что сегодня драма, то назавтра – фарс.
Будет ли художник побежден злодеем?
Сколько виться пыли вдоль путей-дорог?
Мы как дети слову солнечному верим,
Вопрошая истин у оживших строк.
Золотую книгу пролистает дальше
Вязь следов в чудесный и наивный мир,
Где на лист ложится цвет листвы опавшей
И король сюжета – бедноты кумир.
Вот в ладонях бьется, плачется жар-птица.
Ланселота темный ожидает лес.
Одиссей навстречу новым бурям мчится.
Что же – снова гости у страны чудес?
Время мир меняет, он опять не прежний.
Кто его создатель, кто его пророк?
В этих переплетах не умрут надежды,
И живет рисунок, сотканный из строк!
* * *
Я работаю с камнем своих дум и желаний.
Я работаю с камнем в светло-серых тонах.
Это путь трудоемкий – путь утрат и исканий,
Откровений и мыслей, горящих впотьмах.
Я работаю с камнем, придавая огранку,
С целью сделать надежный, без трещинок, блок,
Чтобы теплый, похожий на хлеба буханку,
В основание Храма он намертво лег…
Я работаю с камнем, это очень непросто.
Кто-то спросит: «Зачем?» Я отвечу: «В наказ» –
Чтобы душу нагую спасти от сиротства,
Чтобы в дельте увидеть сияющий глаз.
Я работаю с камнем, я – не девять, не трое.
Я граню его сам – силой мысли и чувств.
Посмотрите, он дышит, он – что-то живое,
Этот камень образчик всех в мире искусств.
Я работаю с камнем, этот труд мне дороже
Сотен тысяч других непомерных трудов.
Я работаю с камнем… Однажды, быть может,
Встать на должное место – он будет готов.
* * *
Брел по пустыне отпущенный раб,
Жаждущий воли не знает дорог.
От бесконечных скитаний ослаб,
От беспощадных лучей изнемог.
Пашен не помнил, лугов и полей
В милом краю, где родился давно.
Выжег все силы в пути суховей,
Будто и сердца коснулось клеймо…
Шел без хозяев, шел без вины.
Горы-барханы текли впереди.
Сквозь миражи своей снежной страны
Шел для того, чтобы просто идти.
Горек безбрежной свободы глоток…
Запад пустынен, пустынен – восток.
Берег озерный, родимый порог —
Все засыпает горячий песок.
Новое солнце встает не спеша.
В сердце раба страха прежнего нет:
В небе свободном – свободна душа,
Ярок в конце ее странствия – свет!
***
После нас ничего не останется,
Только пепла завеса и дым.
Нет спасенья – так нечего каяться,
Умирать всё равно молодым.
Все вопросы известны, рассоплены,
И реликвией станет ответ.
Небеса неизвестностью сотканы:
Ни вины, ни прощения – нет…
Покрывало земли изувечено,
Белый смог замутил бирюзу,
И пока что никем не замечено
Кто пустил по бурьяну лозу.
После нас ничего не останется,
Кроме выжженной вширь высоты.
Нет спасенья и некому каяться.
Только пепел, пустыня и Ты.
|
* * *
Желтый дождь светофоров –
Будто слезы волчонка в норе…
Листья мечутся сворой,
Растекается кровь в сентябре.
Не болезнь и не рвота…
Непонятный и странный недуг.
Глубина небосвода –
Льется свет фонарей мимо рук.
Ребра – тесною клеткой.
Тротуары сентябрь запятнал.
Не спасает таблетка.
Стая жадно идет по пятам…
* * *
За окошком щебечут птицы…
Удивительно мне теперь,
Что могла до утра веселиться,
Веселить мое сердце – метель:
Оголтелый шаманил ветер
Во дворе средь громадин домов,
Серый сумрак на желтый вертел
Насадил свет фонарных столбов…
День морозный – пришел без шума.
Воробей у трубы согрелся…
Удивительно, я подумал,
Как в морозы теплеет сердце.
* * *
Снова грянул зимы карнавал,
Беспардонный, трескучий, всесильный!
Снег повсюду бинты размотал,
Бело-марлевый, будто стерильный.
Будет снова простуда в ходу,
Доктор Мом, полоскание в моде…
Я на ласковый снег упаду.
Взгляд. Тихоня-луна в небосводе.
А вокруг – тишина, тишина –
Так что сердца слышны канонады.
Из-за облачной дали луна
Забирается на баррикады.
Свет бесцельно блуждает среди
Колких искорок в танце тревожном:
К белым звездам снежинка летит…
Не болеть тишиной – невозможно!
* * *
Он сквозь время неслышно пройдет,
Сквозь застывшую серую хмарь,
Принимая чернило – за йод,
За светило – ослепший фонарь.
Он устал от скитаний сквозь дым.
Его память – дырявый камзол.
Его строфы заклятьям сродни,
И чадит отгоревший глагол.
Поменяв на безумие ум,
Пышный сад на засохший анчар,
Под мелодию порванных струн
Он уйдет с головою в кошмар.
И, упав на пустую постель,
Подсчитав сколько было утрат,
Он вдыхает растаявший день,
Умирающих строк аромат…
Поутру, не имея холста,
Он камзол на подрамник набьет:
И рисуя Её, как всегда,
Вновь продолжится кисти полёт!..
Уже ночью опять в тишине
Он расскажет о мыслях своих
Одинокой на небе луне,
Проливая чернила на стих.
* * *
Отличная игрушечка – коробочка солдат.
Солдатики рядочками в коробочке лежат:
Двенадцать гренадеров, есть пушка и снаряд.
Не армия, не рота, но маленький отряд.
Поставил «полководец» недрогнувшей рукой
Двенадцать гренадеров на пол перед собой.
И вот грохочет пушечка, и всюду канитель:
«Виктория, виктория!» – без видимых потерь!..
Проходят дни и месяцы. Потерян был снаряд.
Сломалась как-то пушечка. А дюжина солдат,
Побитых пыльным порохом, лежит в одном углу
С ненужными игрушками, что не берут в игру.
А «генерал» как должному игрушке новой рад,
Отличнейшей игрушечке – коробочке солдат!
Ночной поезд
Платформа номер один.
Поезд отходит в полночь.
Эй, погоди, гражданин,
Окажи, будь любезен, помощь.
Сколько сейчас на часах?
Без двадцати? Спасибо.
Время бежит на глазах.
Время проходит мимо.
Весь ли собрал багаж?
Всё ли с собой, что нужно?
Щетка, блокнот, карандаш…
Улыбка, немного натужна,
Память о лучшем – с собой.
Совесть забыл! Не, в кармане…
Счастье погладил рукой.
Что-то оставил? Едва ли.
Сколько еще? Пять минут?
Ну, посидим на дорожку.
Нашим скажи, пусть не ждут.
Это я так, понарошку…
Шутка – не очень, пускай,
Нет в клоунаде резона.
– Что же, до встречи?
– Прощай,
Поезд уже у перрона.
Давай разрушим потолок
Я вижу пустые дома.
Пустые в каминах сгорают страницы.
Пустые стоят у окна
Безмолвные тени, которым не спится.
Я вижу, ушел тротуар,
Затопленный, в вязкую, черную воду.
И только с мерцанием фар
Он рвется сквозь грязь, через дождь на свободу.
На крышах лежат облака.
Холодной луне не хватает простора.
Побелка летит с потолка.
Бенгальские свечи осыплются скоро…
Плывут в пустоте мотыльки,
Размыв колыханием крыльев границы,
Но легким движеньем руки
В гербарий вгоняют их лунные спицы.
И снова, как будто во сне
По кругу идет лента странных картинок:
Погибла бумага в огне,
И крылья растаяли в танце пылинок…
