В Национальной библиотеке прошла презентация книги Римы Рюмер «Книга про нас»
Больше известная читателям как Марина Лишанская, она начала писать прозу в 30 лет. Ее рассказы – все больше о несчастливой женской судьбе, женском одиночестве – печатались в журналах, сборниках. Писательский дебют состоялся в журнале «Север». И вот первая книга, маленькая, лиричная, уютная, с прекрасными иллюстрациями Александра Трифонова. Как было сказано на презентации, «эта книга другая, она о женщине счастливой». Да и написала ее женщина с другим именем, живущая в другой стране – Рима Рюмер. Как объясняет Марина, Римой ее называют родные и друзья, а Рюмер – фамилия по мужу. Словом, Рима Рюмер – знакомая нам незнакомка.
– Моя писательская судьба складывалась своеобразно, – рассказывает Марина-Рима. – Хотя я с детства писала стихи, а с 30 прозу, моя первая книга вышла только сейчас. К этому подтолкнуло одно событие – моей дочери исполнилось 18 лет. Такой возраст, когда у ребенка появляется много прав, много возможностей, но он еще не вполне осознает ответственность. И единственное, чем мы, родители, можем помочь, – это уже не подставлять руки, а говорить своим детям, как сильно мы их любим. Собственно, эта книга – попытка сказать дочери «люблю». – Марина Владимировна, считаете ли вы себя состоявшимся писателем?
– Не совсем. Только недавно вышла первая маленькая книжка. Меня знают, есть свой круг читателей, но то, что у меня нет ряда книг, не дает считать себя состоявшимся писателем.
– Где вам легче пишется – в Германии или России?
– В Германии мне практически не пишется. Может, потому, что нет русской среды. Получилось, что у меня два родных языка – русский и немецкий. С мужем дома я говорила только по-немецки, знакомые у меня были немцы. Думала, читала по-немецки.
– Изменились ли за эти годы Россия, люди, ценности?
– Россия потихоньку все-таки становится европейской страной. Люди стали более открытыми миру, больше видят, ездят, общаются, учат языки. Появился выбор. Но все это происходит очень медленно.
– А душа русского человека изменилась?
– Думаю, нет такого понятия, мы слишком носимся с душой русского человека. Если бы существовала отдельно русская, немецкая и американская душа, то Достоевского не читали, не понимали, не любили бы во всем мире. Люди все-таки разделяются не по национальности. Может быть, по образованию, образу жизни, профессии…
– Ваши героини – это одна и та же женщина или разные?
– Разные. Что-то в них от меня, что-то меняется. У меня есть человек, которому я рассказываю истории якобы из своей жизни, на самом деле они либо вымышленные, либо подкорректированные, я проверяю, как они ложатся на слово, как воспринимаются. Называю это занятие «глину разминать». Моя любимая героиня из прошлых рассказов – Рита, женщина, которая живет только любовью. Женщина всегда будет мечтать о взаимной любви. Быть не эпизодом в чьей-либо жизни, а всей жизнью!
– А сегодняшняя ваша героиня какая?
– Искренняя. Не врущая себе и окружающим. Остро чувствующая. Умная. Настолько, что может осознавать свою глупость. Более взрослая. К сожалению, одинокая.
— Есть для вас какие-то достойные имена в современной литературе?
– В России, к сожалению, нет. Я сейчас больше читаю немецкую литературу, правда, на русском. Из прочитанного в последнее время глубоко тронули романы Мартина Вальзера «Биография любви» и Бернхардта Шлинка «Чтец», который вышел в 1995 году. В нем затронута тема вины немцев. Нужно ли сейчас наказывать тех людей, исполнителей, которые во время войны действовали по закону и распоряжению свыше? Вечная тема, пока существует Германия. Вот эти вещи меня потрясли. Из современной российской литературы меня никто так не потряс, ни одна книга не стала событием.
— Как относитесь к сетевой прозе и поэзии?
— Как к необходимости. Сетевая литература хороша как дополнение, как способ пробиться писателю. Человек написал, ему надо где-то высказаться, а издать книгу довольно долго и дорого. Это fast read так же, как и fast food. Сетевая литература – только текст. Не подержать в руках, не потрогать переплет, страницы… Ведь книгоиздательство –многовековое искусство.
— В чем миссия художественного слова сегодня?
— Наверное, в том же, в чем и всегда. Человек не может все в жизни пережить. Мы охотнее читаем то, что никогда не согласились бы испытать сами. Взять детектив. Кто-нибудь разве хотел бы, чтобы в него стреляли, а он убегал, испытывал страх? Лучше пережить это в книге. Или огромную любовь. А в жизни хочется попроще. Ты проживаешь дополнительную жизнь. Еще одна функция литературы: книга как спасение. Наверное, нет такого горя, от которого не могла бы спасти книга…
"Лицей" № 12 2008
