Великая Отечественная. 1941 - 1945, И.С.Фрадков

Я из военного детства

Исаак Фрадков, 1943 год
Исаак Фрадков, 1943 год
Публикуем из «лицейского» архива воспоминания Исаака Самойловича Фрадкова, легендарного карельского педагога, автора многих новаторских начинаний, основателя газеты «Лицей». На этом снимке ему всего 16 лет.

 
В тот год, двумя днями раньше начала войны, я окончил 7 классов 35-й средней харьковской школы и был зачислен курсантом 14-й харьковской артиллерийской спецшколы.
Таких школ в начале 40-х годов было немало в разных городах Советского Союза: артиллерийские, морские, авиационные спецшколы готовили подростков к службе в Красной Армии. За 3 года обучения (8—10 классы) воспитанники получали полное среднее и военное образование по программе военных училищ. Но тогда нас, 14-летних мальчишек, больше всего привлекала в этой школе военная форма. Настоящая, красивая и самая модная — брюки навыпуск, китель с петличками и эмблемами, настоящая шинель. Но верхом желания была фуражка.
Все снаряжение нам выдали в тот же день, и я, довольный и счастливый, пришел домой. Во дворе меня встретили друзья и, увидев форму, очень пожалели, что не поступили в одну из трех харьковских спецшкол. Мама устроила праздничный обед, и вся семья поздравляла меня.
Два дня я провел в радости и счастье, все время открывал шкаф и рассматривал форму.
В воскресенье 22 июня мы со старшим братом, студентом 1 курса авиационного института, по давно установившейся в семье традиции, пошли на утренний сеанс в кинотеатр «Рот-фронт», находившийся недалеко от дома. А когда вышли из зала на площадь перед кинотеатром, услышали по радио, что в 12.00 будет передаваться важное правительственное сообщение. На площади собирались празднично одетые люди — ведь это было воскресенье.
Ровно в 12 часов раздался голос Левитана…
Война?! Со всех ног я побежал домой, а брат пошел в районный военкомат. Дома я застал плачущую маму, посуровело лицо отца. Они обсуждали сложившуюся ситуацию. Так закончились мои беззаботные мирные будни. Началась война.
Через несколько часов была объявлена первая в городе воздушная тревога. Всем гражданам предложили уйти в укрытия, которые были вырыты в каждом дворе.
Назавтра я пошел в спецшколу (в форме!). Во дворе собирались все курсанты, преподаватели, командиры. (Во главе каждого класса-взвода был командир, все классы одной параллели объединялись в батарею, а три батареи объединялись в дивизию). Очень быстро построились курсанты 2-й и 1-й батарей, а что касается нас, новичков, то эта процедура продолжалась довольно долго.
Старший политрук Перевозчиков, командир дивизиона, кратко и четко сказал, что мы теперь не дети, а защитники Родины. На нас военная форма, которая ко многому обязывает. А то, что мы не умеем еще стрелять, это нужно преодолеть за короткое время. На 30 июня был назначен наш выезд в Чугуевские военные лагеря. В течение недели мы были распределены по группам для охраны государственных и военных объектов.
Каждый раз, возвращаясь домой (а это было через день), я встречал на себе взгляды мамы и старших сестер, настороженные и очень заботливые, но никаких вопросов мне не задавали. Поужинав, я ложился спать и засыпал как солдат после боя — быстро и крепко. И только воздушная тревога, а она была почти каждый день, прерывала мой сон…
30 июня мы приехали в Чугуев Харьковской области, где находились военные лагеря, построенные еще при Екатерине II. Две недели пролетели как миг: подъем — в 6.00, отбой — в 22.00, а в течение дня — напряженная военная учеба, стрельбы, изучение матчасти орудий, стрелкового оружия и воинских уставов. 15 июня наш дивизион был поднят по тревоге и вывезен примерно на 200 км к западу от Харькова на строительство противотанковых рвов, пехотных блиндажей, артиллерийских позиций.
Ежедневно, почти в одно и то же время, нас облетали немецкие самолеты, но не стреляли, а сбрасывали листовки: «Дети и дамочки, не ройте эти ямочки, приедут наши таночки, зароют вас всех в ямочки».
Изредка раздавались пулеметные (с самолета) очереди, и мы просто ложились на землю, так как никаких укрытий не было, а работали в чистом поле. Несколько раз мы вместе с военными вылавливали немецких десантников.
Так прошли три месяца, причем с каждым разом мы перемещались на новые позиции. Наши войска отступали.
В ночь с 14 на 15 октября мы вернулись в родной Харьков. Накануне в течение двух-трех часов город подвергся бомбардировке, много было разрушений, пожаров — город полыхал огнем. Мы возвращались домой, не надеясь своих родных застать в живых. Рядом с нашим домом, на стадионе «Металлист», еще в июле были установлены зенитные батареи, и немцы стремились подавить их. Вокруг были крупные предприятия — паровозный, электромеханический заводы и другие.
Я не просто шел, я бежал. А добежав до угла своей улицы, остановился… В темноте я не увидел следов бомбежки. Прибежал домой — он цел и невредим. Постучал в дверь… Через несколько секунд я услышал голос папы: «Кто там?», и с радостью ответил: «Это я!» Было 3 часа ночи. Вся семья поднялась, согрели чай, и мы просидели почти до утра. От брата, который в составе отряда института находился где-то в районе Запорожья, не было никаких известий, да и я явился неожиданно, так что можно понять состояние родных в ту ночь. Я видел, какое облегчение принес им своим появлением.
А через несколько дней, 20 октября, почти с последним эшелоном спецшкола —    за три дня до полной сдачи Харькова —    отправилась в Казахстан. Эшелон отправлялся в 12.00, а за 2 часа до отправки на вокзал пришел мой брат, который утром вернулся в город. Грязный, обросший, он уехал с нами. Его институт эвакуировали еще в сентябре. Наш отец работал учителем в спецшколе, так что уехала вся наша семья. Мы пробирались к месту назначения в Актюбинск почти месяц, под бомбежками, без продуктов и воды — в дороге все достать было очень сложно. Когда проехали Украину, Саратов, то ситуация изменилась к лучшему: выдавали горячую еду один раз в сутки, хлеб и сухой паек.
Во второй половине ноября (а в Казахстане в это время было тепло и сухо) мы добрались до Актюбинска. Несколько дней ушло на устройство, а затем почти на месяц мы выехали в колхозы для завершения уборочной кампании.
В декабре начались занятия, военная подготовка, несение караульной службы. Никаких каникул, перерывов не было, даже летом. В июне 1944 года там я и окончил спецшколу. В последний год учебы, будучи курсантом выпускной батареи, я стал «по совместительству» учителем математики у самых младших курсантов одного взвода. Учителей катастрофически не хватало. Кстати, мои подопечные успешно сдали экзамены по математике и их «учитель», на два года старше их, тоже успешно, с золотым аттестатом, окончил спецшколу.
Нам предоставили право выбора военного училища. Я выбрал 1 КОЛКАУ — 1 -е Киевское артиллерийское ордена Ленина Краснознаменное училище имени С. М. Кирова, и в конце июня уехал в Красноярск, где оно в то время находилось.
17 сентября 1944 года, семнадцати лет, я принял военную присягу.
Детство кончилось окончательно, хотя фактически оно кончилось в первый день войны. Но я счастлив, что у меня было такое трудное и все же очень романтичное детство. Я счастлив, что судьба подарила мне и юность, и старость, и я дожил до 50-летия нашей Победы.
«Лицей» № 5 1995 год