Культура, Свободная трибуна

Минус одиннадцать по Цельсию

В оригинале, конечно, было 451 по Фаренгейту, но жизнь всегда вносит коррективы, и получается все намного прозаичнее.  Выходные выдались по-зимнему морозные, особенно прихватывало к ночи, до минус одиннадцати, да и с утра не баловало тепло… В общем, очень странно я чувствовала себя этим утром, разгребая на ближайшей помойке гору книг, за ночь прихваченную инеем.

Кто-то выкинул целую библиотеку, принадлежавшую, судя по всему, покойному родителю.  Рядом с книжками лежали мешки, набитые строительным мусором, — наследники взялись за евроремонт.

По соседству со мной работала стайка таких же книголюбов, похожих на разномастных птиц, налетевших на дармовую кормежку.  Тут вам и полное собрание сочинений Ленина, и Маяковский в 12 томах, и Брэдбери, и Блок, и Бунин, и подписные издания журнала «Огонек», которыми некогда гордился средний класс советского общества. Изредка раздавались реплики: «Зачем же на помойку? Можно было в библиотеку сдать…» Какой-то дядька приехал на такси, забрал Ленина и еще мешков пять книжками нагрузил, другие довольствовались более скромной добычей, но выбор был в самом деле шикарный.

Попадались на глаза и современники, например, книжка Салтупа «Карьера дворника», накрепко примороженная к Библии… В какой-то момент невзначай подумалось, что книжки похожи на узников, приговоренных к казни. Так, пред лицом близкой смерти, друг к другу прилепляются не знакомые прежде люди, которых объединяет именно общая участь.

Вообще, я сама иногда относила на помойку коробки с книжками: детективами, прочитанными в поезде, прочими однодневками, старыми журналами и учебниками, и все же чаще передавала в сельские библиотеки. Но есть такие книжки, с которыми я не могу расстаться, они мне как родственники. Вот на сей раз спасла с помойки Библию, Маяковского, «Донские рассказы» Шолохова, Блока, Салтупа, Брэдбери. Брэдбери выскользнул из рук — лежал на самой верхушке этой кипы — и открылся на этих самых словах:

«Набивайте людям головы цифрами. Начиняйте их безобидными фактами, пока их не затошнит, — ничего, зато им будет казаться, что они очень образованные. У них даже будет впечатление, что они мыслят, что они движутся вперед, хоть на самом деле они стоят на месте. И люди будут счастливы, ибо «факты», которыми они напичканы, это нечто неизменное. Но не давайте им такой скользкой материи, как философия или социология. Не дай бог, если начнут строить выводы и обобщения…»

Это та самая книжка Брэдбери «451 по Фаренгейту». Старик Рэй поместил тотальное уничтожение книг в неопределенное будущее, наверняка не подозревая, что сам доживет до тех времен, когда книжки не придется ни у кого отнимать силой: люди добровольно станут избавляться от них по той простой причине, что они не вписываются в домашний интерьер.

Согласна, некоторые советские семьи набивали книжками шкафы только потому, что это было модно. Не читать считалось вообще  неприличным, и поэтому люди все-таки читали. На той же помойке в развале книг нашлась трудовая книжка А.П., очевидно, бывшего хозяина библиотеки. А.П. был 1949 года рождения.  По основной профессии плотник, в последние годы работал шофером в автоколонне. А какую собрал библиотеку! Первые книжки в ней 1955 года издания, Маяковского школьником еще приобрел или унаследовал от родителей. Дальше — Шолохов, Каверин, Островский, советская классика в добротных переплетах с прекрасными иллюстрациями. И каждая книжка до сих пор жива, дышит.

Как сказал тот же Брэдбери: «Знаете ли вы, почему так важны такие книги, как эта? Потому что они обладают качеством. А что значит качество? Для меня это текстура, ткань книги. У это книги есть поры, она дышит. У нее есть лицо». Вот именно: лицо. Некогда над книжкой работал целый коллектив издательства, и ей предназначалась долгая жизнь… оказавшаяся равновеликой жизни советского шофера А.П., который за волосы вытягивал себя в рабочую интеллигенцию. Там же, на помойке, вместе с книгами оказались лыжи и гитара, некогда составлявшие досуг А.П.  Словом, весь его духовный багаж, весьма большой, надо сказать, для простого шофера.

А что же осталось наследникам, кроме недвижимости — квартиры в хрущевке? Долги за ЖКХ, вот, собственно, и всё. Да-а, порой представляется, что кто-то большой и сильный — может быть, его зовут Государство, а может, как-то еще — настойчиво прививал людям элементарные знания бытовой этики, эстетики, изящной словесности и пр. наук, которые им по природе, выходит, на фиг не нужны. И вот этот кто-то наконец просто плюнул и сказал: «Да живите вы, как хотите!». Вот, живем.