Свободная трибуна

Вспомнить всё

В дальний угол моего письменного стола убрана папка с названием того районного города. Казалось, история 16-летнего парня и его матери осталась в прошлом и незачем ее ворошить. Но не прошло и двадцати лет…
1987 год, в разгаре перестройка. Мальчик, назову его Алексей, написал в школьном сочинении, что ему не нравится социализм. Не нравится и капитализм, по душе коммунизм, но он не верит, что коммунизм когда-нибудь настанет.

Что началось! Парня исключили из комсомола, учителя демонстрировали свое возмущение, а директор школы вообще настучала в органы о неблагонадежном ученике. История получила в райцентре огласку, и люди, даже знакомые, восстали против семьи. А семья-то – мать-инвалид и ее сын. Жили на гроши, еле сводили концы с концами, и просвета впереди парень не видел. Вот и засомневался в светлых идеалах, о которых взахлеб вещали с трибун.
Алексей и его мама стали в родном городе изгоями. Им в лицо бросали: «У вас гнездо антисоветчиков!» Они держались из последних сил. Мать отчаянно боролась за сына. Она написала письмо в уважаемую газету той поры – «Комсомольскую правду». Редакция переслала письмо мне с просьбой разобраться.
Я приехала в городок и, переступив порог бедной однокомнатной квартиры, увидела перед собой измученную хрупкую женщину и затравленные глаза ее сына. Мои обычные приветственные слова стали для него откровением, он уже отвык от такого обращения…
Много чего потом пришлось вместе пережить, некоторые моменты хотелось бы навсегда забыть. Финал этой истории мог быть трагичным, если бы по моей просьбе не подключились тогдашний секретарь обкома комсомола Елена Мухина и молодой преподаватель КГПИ философ Сергей Белозерцев. Они приехали в школу, провели открытое собрание и объяснили детям и учителям, что недопустимо осуждать человека за его взгляды, что у нас гласность на дворе. Помню широко раскрытые удивленные глаза старшеклассников, в которых читался вопрос: «Так, оказывается, можно открыто высказывать свое мнение?»
После публикации, вызвавшей шквал откликов (люди будто вмиг прозрели!), райком партии пытался объявить ее фальсификацией (как это знакомо!). Директор школы категорически отрицала свой звонок в КГБ, однако там, неожиданно для меня, его подтвердили. Тем не менее райком вынес постановление по публикации, но главное уже было к тому времени сделано. Высший комсомольский орган республики восстановил Алексея в комсомоле, и он понял, что не одинок, что есть кому за него заступиться. После окончания школы Алексей поступил в университет. Вырос честным человеком. Очень любит свою мать.
Почему все это вспомнилось? Недавно студенты одного из петрозаводских вузов выпустили факультетскую газету. Критикуют в ней профком, пишут свое мнение о положении в стране, о политиках. Многое им не нравится. У авторов газеты сразу возникли проблемы, речь зашла даже о возможности цензуры(!). Потом на факультете одумались, но подождем выхода следующего номера. Для меня это как звонок из прошлого. Сразу вспомнила затравленные глаза Алексея. Неужели его драма повторится с другими?
Все чаще наблюдаешь в последнее время страх людей выразить свое мнение, боязнь обсуждать острые темы, особенно политику. Опять появились неприкасаемые фигуры. Причем страх этот идет изнутри самого человека. Никого ведь не сажают, не увольняют с работы за взгляды, отличные от декларируемых сверху. Вот и наш президент говорит, что «свобода лучше несвободы». Ан нет, лучше на всякий случай промолчим, пойдем на демонстрацию, идею которой не поддерживаем, позвоним сотрудникам, чтобы пришли на выборы: «Ну, вы знаете, как надо голосовать…»
…Иногда я встречаю преподавателя истории, который в свое время отступился от своего ученика Алексея. Мы пристально смотрим друг на друга и не здороваемся.
 
"Лицей" № 12 2008