Главное, История, Общество

Памяти Марии Нагой

Царица Марфа обличает Лжедмитрия. Раскрашенная литография по эскизу В. Бабушкина, середина XIX века

Была писаной красавицей. Коса – до земли. Замуж за Ивана Грозного её выдали насильно. После смерти царственного супруга решением регентского совета вместе со своим двухлетним мальчиком была удалена в Углич.

Доктор философских наук Юрий Линник об одной из самых трагических женщин русской истории, жизнь которой связана с нашим Севером.

 

 

 

Посвящается Дине Яковлевне Эйдман

 

 

                   Как на нас Господь поразгневался,

                   На наше царство на российское,

                   На российсское царство, на московское,              

                   Дал Господь царя несчастливого.

 

Это строки из былины «Гришка Отрепьев».

Текст  записан 18. VII. 1926 г. в заонежской деревне  Ошевнево тогда ещё совсем молодой Валентиной Александровной  Дынник (1898–1979).

Исполнила былину Маланья Нефёдовна Северикова.

Фамилия-то какая!

Ударение делаем на первом слоге.

Сказительнице было уже 88 лет.

Родом она из д. Конды. Там впервые услышала былины. От кого – не помнит.

Потом 70 лет прожила в д. Лонгасы, куда её выдали замуж.

В 1926 г. овдовела.

Сразу переехала в д. Ошевнево – кто не помнит знаменитый крестьянский дом оттуда, перевезённый в Кижи? – к своей дочери, тоже вдове.

Весть о фольклорной экспедиции братьев Бориса Матвеевича (1889 –1930)  и Юрия Матвеевича (1889 – 1941) Соколовых встретила с волнением: всё ждала, что её попросят спеть – и при  этом сфотографируют.

         Конда – Лонгасы – Ошевнево: самое-самое заонежское – заповедное,

харизматическое.

Валентина Александровна была женой Юрия Матвеевича.

Вот какую запись о ней 20. IХ. 1926 г. оставил  в своём дневнике М.М. Пришвин: «Вчера приезжала Валентина Александровна Дынник («Дынница»), про неё ничего не скажешь: хорошенькая».

Мы, студенты Литинститута, тоже звали своего любимого профессора так: Дынница.

         Царственная  женщина!

Неравнодушен к ней был Сергей Есенин.

Вроде как там имела место взаимность.

А вот притязания чекиста Якова Агранова, использовавшего при ухаживании спецсредства своего ведомства, она категорически – с немалым риском для себя – отвергла.

Многогранная была личность.

Блистательно переводила трубадуров.

Моя любовь к французской поэзии – от неё.

Помнится, она вспоминала заонежскую экспедицию – но я, мальчишка,  тогда бредил Парижем.

Расспросить бы подробнее!

Умом-то  я крепок – но задним.

Хочу укусить локоть –  не получается.

Процитировав зачин былины, сейчас приведу её финал:

 

                   Да выходит да Марфа Ивановна

                   На это на царьское крылечико,

                   Да кричит-то она громким голосом,

                   Чтоб слышно было в каменну Москву,

                   В каменну Москву да в хоробру Литву

                   К Юрью пану Серьдобольському:

                    – «А ваш-то царь переставился!»

 

         Имеется в виду Мария Фёдоровна Нагая – седьмая жена Ивана Грозного – мать царевича Дмитрия – в иночестве Марфа (1553–1611).

Необходимое пояснение: Юрий пан Сердобольский – отец Марины Мнишек. Почему Сердобольский? Видный лях был воеводой в г. Сандомир. Народная этимология – кладезь метаморфоз: финское Sortavala преобразуется в русский Сердоболь, который аукается – и фонетичски сливается – с польским Сандомиром.

         Жизнь Марии Фёдоровны связана с нашим Севером.

Долгие года ссылки она провела в Белозерье.

Ставший её ковчегом Выксинский Николаевский монастырь теперь находится на дне Рыбинского водохранилища.

Это одна из самых трагических женщин русской истории.

Была писаной красавицей.

Коса – до земли.

Без гипербол.

Замуж за Ивана Грозного её выдали насильно: любила другого – тосковала о нём.

После смерти царственного супруга в 1584 году – решением регентского совета – вместе со своим двухлетним мальчиком была удалена в Углич.

Там через семь лет грянула беда.

Мать потеряла сына.

 

Михаил Нестеров. Дмитрий-царевич убиенный
Михаил Нестеров. Дмитрий-царевич убиенный

 

 

Через погибель – или коварно подстроенную разлуку – но потеряла.

Это всегда беда.

Однако  тут она как бы множилась: эхом отдалась и в смерти Лже-Дмитрия I, чьим прахом пушка выстрелила в сторону Польшу (а ведь Марфа в нём признала – и никто никогда не докажет, что вынужденно, – свою кровиночку), и в обретении мощей убиенного чада (спустя пятнадцать лет после погребения открыли гроб – и Марфа упала в обморок: малое  дитя – ах, родное ли? – там лежало как живое).

Чудовищные узлы тут завязаны.

Истоки сюрреализма надо искать в отечественной истории.

Клио у нас бредит.

Галлюцинирует!

Планида царевича Дмитрия – и прижизненная, и посмертная –  кажется фантасмагорией.

Перенесёмся в роковой майский день 1591 год.

Послеобеденная тишина взрывается истошным криком Марии Нагой.

Убили!

Обезумевшая мать колошматит поленом Василису Волохову – считает, что это её сын Осип порешил царевича.

Отдаётся приказ: ударить в набат.

Углич поднимается на дыбы.

Учиняется самосуд.

Погибает 15 человек.

Экстренно прибывает московская комиссия.

Её возглавляет Василий Шуйский, будущий царь.

Сразу возникает расхождение – сталкиваются две версии: Мария Нагая – царевич умерщвлён в результате заговора; Василий Шуйский – произошёл несчастный случай.

Москва принимает сторону Василия Шуйского.

Василиса оправдана – и обильно вознаграждена.

Мария пострижена в монахини – и сослана на Север.

Отныне  она – Марфа.

Многие угличане тогда подверглись жестоким преследованиям.

Был наказан и набатный колокол: ему отрезали язык – и отправили в приуральский Пелым.

Там он пребывал до конца ХIХ века.

Пожалуй, это самая долгая ссылка в истории русских репрессалий.

Думается, что Василий Шуйский  сегодня – самая актуальная фигура нашей истории.

Всмотримся в неё пристальней.

Властолюбие – и беспринципность; хитрость – и недалёкость: одно качество дополняет другое.

Три гипотезы были выдвинуты в связи с угличской трагедией:

 

1/ смерть царевича – случайность;

      2/ царевич чудесно спасся;

      3/ царевич лишён жизни по наущению Бориса Годунова.

 

      Являя редкостный пример оборотничества, Василий Шуйский последовательно защищал все три допущения.

И ведь каждый раз это сопровождалось крестоцелованием!

Цинизма русским властителям не занимать. Но здесь это качество зашкаливает.

Проследим переметливость Василия Шуйского.

 

1/ когда надо было отвести подозрения от Бориса Годунова, он отстаивал вероятие несчастного случая;

      2/ когда пришло время сервильничать перед Лже-Дмитрием I, то он божился: перед ним живёхонький угличский царевич – вишь в какого богатыря вымахал;

      3) когда было затеяно обретение мощей Дмитрия – дабы навсегда пресечь эпидемию самозванства – он возводит поклёп на своего почившего покровителя: убийца – Борис Годунов.

 

Много успел нагадить на трудных путях нашей родины Василий Шуйский.

Самый его страшный криминал – отравление Михаила Скопина-Шуйского, надежды отечества.

Не выдавшийся ростом, плюгавенький, Василий Шуйский смертельно ненавидел молодого красавца – дородного, статного. Не имея потомства, выкликнутый царь усматривал в Михаиле Скопине-Шуйском успешного соперника – терпеть рядом с собой своего родственника не мог.

Как произошло устранение?

Исполнительницей стала Екатерина Григорьевна Шуйская – дочь Малюты Скуратова и жена Дмитрия Шуйского. Это родной брат царя. Бездарнейший полководец! По причине его поражений на Руси задержалась проклятая Смута.

Иван Воротынский попросил Михаила Скопина-Шуйского стать крёстным отцом его младенца.

А кто будет крёстной матерью?

Скуратовна!

Так Екатерину звали в народе.

Освободитель Москвы испил из бокала, куда она подмешала яд, – и после двухнедельных невыносимых мук отдал душу Богу.

Петровский прорыв в Европу из-за этой утраты будет задержан на столетие.

Оба брата вскоре преставятся в польском плену.

Многосоставный яд, придуманный ими, так и не рассосётся.

Долгосрочная инъекция!

Три подхода к проблеме царевича Дмитрия – это и три этапа в биографии Василия Шуйского.

Давайте задержимся на каждой ступени.

 

Угличские протоколы дошли до нас в отличной сохранности.

Много следаков работало и по месту события, и в Москве – дознание там поначалу велось открыто: прямо на кремлёвском дворе.

Прилюдно!

Или так скажем: публично.

Любой зевака мог беспрепятственно стоять и слушать.

Борис Годунов хотел через такую гласность выказать своё алиби? Мол, я не запятнан – мне бояться нечего.

При внешнем обилии информации сильно смущает весьма странная для мастеров своего дела недопроявленность.

Всё-таки какой игрой забавлялся царевич?

Одни говорят: это была игра в стычку.

         Другие – в свайку.

 

          Имея общие корни, эти игры  значительно разнятся – почему  следствие не озаботилось точностью?

Игра в ножички, которую мы так любили в детстве, является наследницей этих классических русских игр.

Вместо плоского лезвия тогда использовался четырёхгранный стилет.

Длина около 12 см.

Вес до 800 г.

Колющее оружие!

Комиссия вызнала: однажды во время припадка царевич с такой опасной игрушкой набросился на мать – удалось вовремя его утихомирить.

Играем в стычку: надо метнуть нож за черту – как можно дальше.

Играем в свайку: следует попасть в кольцо – род мишени.

Вот как об этой утехе пишет Николай Языков:

 

Молодцов любезных шайка
Станет в круг, середь двора,
Нашу праздность тешит свайка.
Православная игра!
Тяжкий гвоздь стойком и плотно
Бьет в кольцо; кольцо бренчит;
Вешнин вечер беззаботно
И невидимо летит.

 

         Разные игры – разные стратегии – разные возможные сбои.

Как царевич ухитрился нацелить острие прямо в сонную артерию?

Ведь при игре и в стычку, и в свайку стилет надо держать как раз за конец. Почему он повернулся на 180о?

Ну да, эпилепсия.

Об этой болезни царевича мы знаем только из угличского дела.

Сегодня специалисты предполагают: недуг царевича мог быть результатом сифилиса, которым страдал папаша.

И вот что ещё мы можем от них услышать: во время приступов падучей ладони у больного широко раскрыты – они ничего не могут удержать.

Масса несоответствий!

Мучительная неопределённость!

Уже тогда не могли навести фокус на резкость.

Шито-крыто.

Запутанность, неясность: вот лучшая питательная среда для мифогенеза.

Таковой не заставил себя ждать.

А если царевича подменили?

И он спасся?

До сих пор эта схема  имеет убеждённых сторонников.

Где ultima ratio?

Увы, последнего довода здесь нет ни у кого.

Слухи – домыслы – фантазии: это неизбежный фон истории.

Считать его чисто шумовым?

Работать на помехоустойчивость?

Напрасные усилия!

Миф имманентен истории – переплетён с нею – внедрён в её ткань.

Хотите отпрепарировать одно от другого?

Оставьте наивные попытки.

Вот новый извод старого мифа: царевича похитили иезуиты – с той целью, чтобы через него, после соответствующего воспитания, укоренить в России католичество.

Злокозненный Запад!

Все свои провалы мы привычно списываем на него.

Это просто: искать причины собственной незадачливости вовне.

А вот заглянуть вовнутрь не хотим.

Отсюда состояние перманентного, затянувшегося на столетия, измотавшего страну  кризиса.

Вначале шепотом – а потом и в полный голос – на Руси говорят: царевич Дмитрий жив – он вернётся. И воссядет на законно принадлежащий ему трон!

Династический вакуум надо было заполнить.

На объективную потребность времени ответило чудесное явление Лже-Дмитрия I.

 

 

Вступление войск Лжедмитрия I в Москву, художник Клавдий Лебедев
Вступление войск Лжедмитрия I в Москву, художник Клавдий Лебедев

 

Что она переживала, когда встретилась в с. Тайнинском с воскресшим сыном?

Были объятия.

Были слёзы.

Весь дальнейший путь до Москвы новоявленный царь прошёл пешком рядом с каретой матери.

Голова была не покрыта – шапку держал в руках.

Инокиня Марфа поселилась в Кремлёвском Вознесенском монастыре.

Все свои решения – а многие из них были эпохальными для Руси – царь в первую очередь обсуждал с матерью. По её благословению осуществлялась европеоизация и демократизация страны.

Это был спектакль?

Тогда надо признать, что его поставил гениальный, хотя заведомо инфернальный режиссёр.

Великую силу в истории имеет самовнушение.

Или самогипноз.

Или самообман.

         Как бы мы ни называли этот феномен – он бесконечно далёк от понимания.

Мы уверяемся вполне искренне – разуверяемся резко и яро.

Прозрение бывает похожим на шоковый удар.

Вчера узурпатор имел стопроцентный рейтинг – сегодня разъярённая толпа разрывает его на части.

Таков один из ключевых алгоритмов истории.

Никто не в состоянии отменить его.

Расправа над Лже-Дмитрием I была ужасной.

Снова призывают Марфу – причём дважды: до убийства и после убийства человека, в котором она недавно с радостью признавала своего отпрыска.

Вот какой диалог можно выстроить на основе имеющихся материалов. Это цитаты:

 

Говори, б…..сын, кто ты таков?

         – Спросите у моей матери, — она в монастыре, спросите её, правду ли я говорю.

         – Сейчас я был у царицы Марфы; она говорит, что это не её сын: она признала его поневоле, страшась смертного убийства, а теперь отрекается от него.

 

          Царь убит.

Марфе предлагают освидетельствовать ещё не остывший труп.

 

Говори, царица Марфа, твой ли это сын?

 

     И тут – как бы двоемыслие и двоегласие: противоречие,  от которого холодит душу.

Кто-то  услышал однозначное и категорическое:

 

     – Не мой!

 

         А кто-то запомнил  совсем  другое – загадочное, ставящее в тупик:

 

– Было б меня спрашивать, когда он был жив; а теперь, когда вы убили его, уже он не мой.

 

         Это имярек присочинил за Марфу? Тогда в нём надо признать выдающегося  психолога и стилиста.

Забудем про логику.

 

Николай Ге. Царь Борис и царица Марфа
Николай Ге. Царь Борис и царица Марфа

 

Один из сценариев, который выстраивается в игре комбинаций, допускает следующее: Мария Нагая дважды пережила смерть своего сына – в Угличе и в Москве.

Что творилось – при любом раскладе – в её растерзанной душе?

Невообразимо!

Лже-Дмитрий I возвёл интригана Василия Шуйского на плаху.

Но палача остановили в последний момент – закоренелый враг прощён.

Казнь заменена ссылкой в Вятку.

Однако до Вятки Василий Шуйский не доехал – его возвращают назад: велика царская милость.

Какую же змеюгу пригрел на груди добросердечный  правитель!

17.V.1606 г.: Лже-  – или всё-таки не-Лже? – Дмитрий I ликвидирован..

19.V.1606: Василий Шуйский – глава угличской комиссии – избирается царём.

В начале июня на всю Русь будет объявлено: подлинный Дмитрий изничтожен волением  Бориса Годунова.

Эту версию освятит церковь.

Её поддержит Н.М. Карамзин.

Голоса оппонентов – М. П. Погодина, С. Ф. Платонова, Р. Г. Скрынникова – прозвучат втуне.

 

Отмотаем ленту времени назад – в 1604 год.

Борис Годунов обеспокоен вестями об активности Лже-Дмитрия I.

Из далёкой северной обители вызывается Марфа.

Тайный допрос ей учиняется ночью в спальне Бориса – при сём присутствует жена царя Мария Григорьевна.

Это родная сестра Екатерины Шуйской – убийцы Михаила Скопина-Шуйского.

Тоже Скуратовна.

         Борис вопрошает – Марфа отвечает:

 

– Говори правду, жив ли твой сын или нет?

         – Я не знаю.

 

В разговор встревает Мария:

 

– Ах ты б…! Смеешь говорить: не знаю – коли верно знаешь!

 

Мария пытается выжечь зажженной свечой глаза Марфы.

Борис обороняет старицу.

Она выдавливает из себя признание:

 

– Мне говорили, что моего сына тайно увезли из Русской земли без моего ведома, а те, что мне так говорили, уже умерли.

 

         Какова здесь мера правдоподобия?

Не похоже ли это на своеобычную беллетристику?

Скепсис и доверие образуют сложнейшие контрапункты.

Нужно трезво сознать: истина недоступна.

Пробабилизм – методика, основанная на сугубо вероятностных, подчас откровенно гадательных суждениях – является в таких случаях единственно адекватной.

Сцена допроса, которую так убедительно изобразил Николай Ге, – если она  и впрямь имела место в реальности, то неизбежно возникает недоумение: убийцу постигла амнезия? И он запамятовал собственное преступление?

Наитья могут метнуться и в другую сторону: представим, что Василий Шуйский ещё в Угличе затеял сложную игру – и дезинформировал царя.

Однако тогда надо было спросить с него, а не с Марфы – нить логики опять выскальзывает из наших рук.

Предположим всё-таки: Василий что-то подстроил – что-то запутал – что-то утаил.

Но зачем?

С какой целью?

Сакраментальный – уже набивший оскомину – вопрос: кому это выгодно?

Иезуитам?

Жидомасонам?

Пресловутой пятой колонне?

Первое впечатление: абсурд.

Второе впечатление: концы в воду.

        

Следует смиренно признать: в своей значительной части наша история состоит из таких  непросматриваемых концов – зазря не напрягай зрения. Среда остаётся мутной.

Борис Годунов отсылает Марфу назад в монастырь

И даёт указание: устрожить содержание опальной царицы.

Через два года Марфа пойдёт на обман ради комфорта московской жизни?

Или из страха?

И то, и другое на неё не похоже.

Сила духа – и женская мягкость, податливость: это вполне совместимо.

Марфой играли.

         Хитрый лис Василий Шуйский!

Теперь он требует от матери царевича Дмитрия покаяния в том, что она признала за сына наглого самозванца – пошла на подлог.

Объективности ради надо сказать, что новоиспечённый царь видел ту же вину и за собой.

Но Марфа виноватей!

Вот обширная цитата из царской грамоты:

 

«Царица и великая княгиня инока Марфа Федоровна в церкви архангела Михаила, перед митрополиты, и архиепископы, и епискупы, и передо всем освященным собором, и перед бояры, и перед дворяны, и передо всеми людми, била челом нам великому государю царю и великому князю Василью Ивановичу всеа Русии, что она перед нами, и перед освященным собором, и передо всеми людми Московского государьства и всеа Русии, виновата; а болши всего виноватое перед новым мучеником, перед сыном своим царевичем Дмитреем: терпела вору ростриге, явному злому еретику и чернокнижцу, не объявила его долго».

 

         Перед собственным сыном ей надо каяться!

Перед святым страстотерпцем Дмитрием!

 

Могилка в Угличе долгое время оставалась заброшенной.

И вот вокруг неё начинается бум: покойный мальчик чудотворит – возле его праха происходят исцеления.

Задумывается канонизация Дмитрия.

Прах перевозится в Москву.

Гроб вскрывают.

Для Марфы это означало новое истязание.

Каково было увидеть будто бы своё чадо, убиенное много лет назад, но не тронутое тлением?

Даже орехи, зажатые в детской ручке, сохранили свежесть.

Энтропия отключена?

Высшее вторгается в низшее?

Господь являет нам своё всемогущество?

Когда бы так!

Многие желают, чтобы отечественная история походила на струение сладкого мёда – но этому мешают очернители: у них всегда наготове ложка дёгтя.

         Часто это иноземцы – независимые наблюдатели.

Кому-то хочется вовсе не пущать их в наши палестины. Но в интегрирующейся Ойкумене это делать всё труднее.

Святой Дмитрий любим на Руси.

Мы помним его образ, воссозданный Михаилом Нестеровым, – от него веет чистейшим лиризмом.

Сакральное – и историческое: это независимые линии.

Крайне некорректно сводить их в одну точку.

Произойдёт что-то похожее на короткое замыкание – может воспламениться конфликт.

Был ли апостол Андрей на Валааме?

В пространстве предания – был.

Контраргументы историка здесь не имеют никакого веса.

Житийная идеализация Дмитрия и неизбежна, и  правомерна.

Но это не означает, что для историка данная тема табуирована – и цензура должна вымарывать сказанное о Дмитрии английским поэтом и дипломатом Джильсом Флетчером: «Русские подтверждают тот факт, что он точно сын царя Ивана Васильевича, тем, что в молодых летах в нём начинают обнаруживаться все качества отца. Он (говорят) находит наслаждение в том, чтобы наблюдать, как убивают овец и вообще домашний скот, видеть перерезанное горло, когда течет из него кровь (в то время как дети обыкновенно опасаются этого), и бить палкой гусей и кур, пока они не издохнут».

Культ мощей неотъемлем от православия.

Это ведь очаги Преображения!

Длань Александра Свирского – она укрепляет нас в убеждении: от диктата тления можно уйти.

Традиция говорит: мощи являют своё благодатное действие, находясь в раке. Вовсе не обязательно их держать открытыми. А вот в случае с Дмитрием это установление было нарушено.

 

Скажем прямо и честно: москвичам было явлено совсем не то, что принято называть мощами, а скорее свежий труп.

В таком виде Дмитрий пролежал до 1630 года.

Фальсификаторы из круга Василия Шуйского изначально   использовали приёмы мумификации?

Прибегали к макияжу?

Забота о мощах перешла к Романовым.

Вот предварение Мавзолея!

Были ли сомневающиеся в подлинности мощей?

Да, были.

Но опять-таки: больше среди иностранцев.

Хорошо известен текст, называющийся так: «Дневник польских послов».

Читаем там: «Достали отрока, моложе 10 лет, именно Ромашку, стрелецкого сына, как мы после того узнали от самих русских; заплатили отцу хорошую сумму и, убив этого отрока, положили его в Угличе на место царевича Димитрия, похороненного там по старанию Годунова».

         Подержали в земле несколько дней – а потом повезли в стольный град Москву.

Будто бы этой операцией руководил  митрополит Филарет, отец первого русского царя из династии Романовых.

Ах, чего не наговорят вредоносные ляхи?

Однако на всём, что связано с властолюбивыми возбудителями Смуты – и прежде всего  с  Василием Шуйским – лежит печать какой-то тягостной недостоверности.

Или онтологической непрочности.

Или нравственной рыхлости.

Пошатнулись тогда христоцентрические основания нашего отечества.

Кто надел митру на Филарета?

Лже-Дмитрий I!

Кто нарёк его патриархом в тушинском лагере?

Лже-Дмитрий II!

Кстати сказать, судьба пощадила Марфу – и ей не пришлось признавать своего сына в новом самозванце.

А вот бедная Марина Мнишек разделяла с ним брачное ложе.

Как если бы это был спасённый провидением её законный муж.

Сблизим гордую полячку с Марией Нагой – пережитая ими мука сходна: зловещая ставка была сделана на людей, которых они любили. Первая как мать – вторая как жена.

 

Всеми средствами Василий Шуйский старался удержать власть!

Ничем не брезговал  – попирал святое, вечное.

Ему дозарезу был нужен царевич Дмитрий, убитый именно Борисом Годуновым – ведь чудеса не могут исходить от праха обыкновенного мальчика: это должен быть мученик.

Понятен и перенос нетленного тела в Москву.

Можно ли придумать лучший заслон от самозванцев?

Смотрите: вот он, Дмитрий.

Место занято.

Куда прёте?

Много написано о том, что Василий Шуйский подкупал здоровых людей – и они разыгрывали исцеления, вроде как ниспосылаемые Дмитрием. Эта практика была прекращена после того, когда один из артистов нечаянно умер возле гроба святого – привнёс отсебятину в хорошо отработанный  сценарий.

Закрывать из псевдопатриотических чувств глаза на все эти богомерзкие факты?

Всё-таки попробуйте встать на место Марии Нагой, перед которой открывают гроб якобы её сына, а там лежит несчастный подменыш, зарезанный намедни.

Это ужасно.

Василий Шуйский – кощунник.

Оправдания ему нет.

Царём России Лже-Дмитрий I был совсем недолго: с 1 июня 1605 года по 27 мая 1606 года.

Себя он именовал так: Demetreus ImperatИмператор Димитрий.

         Тут засвечивается тщеславие?

Не без этого.

Однако главная причина была совсем другая: предвосхищая Петра I, незашоренный царь хотел интегрировать Россию в Европу – положить конец её отчуждению от мира.

Особых достижений на этой стезе он не имел.

Demetreus Imperat сдержанно приняли  и Польша, и Ватикан: да, он говорил с ними на латыни – но мыслил на русском: категорически отказался насаждать в  стране католицизм.

Может, всё-таки пойдут на сближение? Ведь это была мечта его жизни: объединить Европу – и двинуться вместе на турок. Осуществись этот проект – и сегодня мир не знал бы многих проблем.

Вот кредо императора: «Есть два способа царствовать, милосердием и щедростью или суровостью и казнями; я избрал первый способ; я дал Богу обет не проливать крови подданных и исполню его».

Доброта его и погубила.

Широкие амнистии!

Они вышли боком царю.

Не хватало ему ни строгости, ни бдительности.

Давайте условно оставим приставку Лже-.

Попытаемся разделить убеждение таких видных граждан России, как А.С. Суворин, К.Н. Бестужев-Рюмин, Н.И Костомаров, допускавших спасение царевича Дмитрия – и этим освобождавших Марфу от обвинений во лжи.

Тогда надо признать: Дмитрий I как бы изживал грехи отца – и действовал наперекор дурным традициям, укрепившимся при Иване Грозном.

Кто ещё так бескомпромиссно и круто  искоренял коррупцию?

Мздоимцы дрожали при царе Дмитрии I.

Россия тогда перестала быть закрытой страной.

Торговые гости удивлялись: где ещё в Европе есть такая свобода передвижений?

Царь быстро – и очень грамотно – провёл земельную реформу.

Это был настоящий подвиг: отмена десятинной пашни, от которой веяло махровым средневековьем. Считается, что именно она стала одной из причин Смуты: крестьяне возроптали – не могли больше терпеть это ярмо.

Дальние планы строил вдохновенный царь.

Вот тому частное свидетельство: на 10 лет он освобождает Юг страны от взимания налогов – верил, что удержится на троне до окончания этого срока.

Зачем делалось такое послабление?

Не только хотел укрепить пограничные земли, но и передвинуть русские рубежи вниз по меридиану – вплоть до Азова, а потом и до Царьграда. Потому параллельно отдал приказ Пушечному двору: больше отливать орудий – скоро будут востребованы.

Думу Дмитрий I переименовал в сенат – старался не пропускать его заседаний.

Терпеть не мог льстецов.

         Внимательно относился к челобитным.

По средам и субботам давал аудиенции.

Гулял по городу без охраны – общался с простым людом.

Ан не прижился на Руси.

Сказалась дремучая ксенофобия?

Проявилась нелюбовь к новаторству?

Мы плохо понимаем самих себя – и потому не можем объяснить, почему постоянно упускаем замечательные возможности.

 

На угличском деле до сих пор не поставлена точка.

Наивно чаять этого.

Политические преступления в России имеют устойчивый иммунитет против раскрытия.

Вспомним убийство Павла I.

Наследник прекрасно знал о намерениях Петра Палена – а потом выламывался: как так? Зачем?

Убийца бросил ему знаменитое:  – Будет ребячиться! Идите царствовать!

         Через пару дней мы услышим от Александра I: «Батюшка скончался апоплексическим ударом, всё при мне будет как при бабушке».

Грех отцеубийства лежит на Александре I.

А ведь нет вердикта – вина не доказана.

Недавно в первопрестольной поставили ему памятник.

Ну да, дошёл до Парижа.

Ну да, обогатил Эрмитаж изумительной камеей Гонзага – подарком Жозефины Богарне.

Но это было, было: французы пытаются подорвать Ивана Великого – слава Богу, не получилось. Крепким остовом снабдил её Бон Фрязин.

Вспомним: колокольню нарастил предполагаемый убийца царевича Дмитрия – как бы взял для нашего зодчества новую высоту.

Читаем под куполом такую надпись: 

         Изволением святыя Троицы повелением великого государя царя и великого князя Бориса Федоровича всея Руси самодержца и сына его благоверного великого государя царевича князя Федора Борисовича всея Руси сий храм совершен и позлащен во второе лето государства их р҃и҃ .         

                О  святотатстве захватчиков хорошо известно.

                Остаётся неясным: надругались они над  мощами святого Дмитрия – или нет.

 

Сейчас история снова начнёт двоиться.

Ныне широко тиражируется такое утверждение: будто бы один иерей вынес эти мощи под своей одеждой – и спрятал  на хорах в соборе Вознесенского монастыря.

Правдоподобно ли это?

Нет ли здесь попытки навести марафет на малоприятную для национального самосознания явь?

Свидетельствует Митрополит Евгений (Болховитинов): «Французы в 1812 г. свернули у них (мощей Дмитрия – Ю.Л.) голову и забросили было за иконостас, но после найдены».

И.М. Снегирёв фиксирует подробности, проводя в связи с  кощунством неожиданную аналогию: «Дмитрию царевичу отрубили руки и голову. Повторены здесь ужасные сцены робеспьерова времени».

Кому верить?

Многочисленных уничижений отечество тогда могло  избежать.

Это мнение ничуть не умаляет русской славы 1812 года.

Но поверим А.С. Пушкину:

Властитель слабый и лукавый,

                   Плешивый щёголь, враг труда,

                   Нечаянно пригретый славой,

                   Над нами царствовал тогда.

 

Вспомним под сенью Ивана Великого и другие пушкинские строки:

Как молотком стучит в ушах упрёк,
И всё тошнит, и голова кружится,
И мальчики кровавые в глазах…
И рад бежать, да некуда… ужасно!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.

 

Суд поэта – страшная сила.

Даже если приговор ошибочен – его отменить почти невозможно.

Ведь несправедлив был Александр Сергеевич по отношению к Антонио Сальери!

Может, и Бориса Годунова зря припечатал?

Не ведаем.

 

И вряд ли когда-нибудь сумеем узнать правду.

Это псковское диалектное выражение: «мальчики в глазах».

Значение тут безобидное: «рябит в глазах»  – застит картину.

Но семантика у поэта невероятно обогащена и преображена.

Потрясающий фразеологизм!

Число кровавых мальчиков множится век от веку.

Теперь их сонмы.

Они сводили – и будут сводить с ума – ненасытных тиранов.

Помянем и Марию Фёдоровну Нагую, и её загубленного – то ли в 1591, то ли в 1606 г. – мальчика.

С печалью оглянувшись назад, всё же обратимся к будущему – и повторим для ободрения строки Бориса Пастернака:

 

Итак, вперед, не трепеща

                   И утешаясь параллелью.