Гуманитарные науки, Наука, Русский Север

Быличка

Юрий Линник, доктор философских наук: «Это книга-событие. Впервые так широко и основательно поднят наиважнейший пласт народной культуры».

 

Мифологические рассказы русских крестьян XIXXX вв. СПб.: «Пушкинский дом», 2013: 1 – 912).

Это книга-событие.

Впервые так широко и основательно поднят наиважнейший пласт народной культуры, куда уходят – используем удачное выражение Вяч. И. Иванова – мифородные корни русской души (1).

Перед нами свод быличек.

Жанр уникальный!

Увы, долгое время он был для исследователей как бы на заднем плане – у фольклористов с избытком хватало другой работы. Подумать только: ещё совсем недавно они могли записывать полноценные былины, сказки, песни – скромные былички находились на периферии зрения. Конечно же, их фиксировали и изучали – но скажем честно: в иерархии научных интересов они были чем-то второстепенным – сопутствовали главному, но редко попадали в самый фокус внимания.

Сегодня мы переосмысливаем значение быличек.

Это кардинальное – радикальное – переосмысление.

Будто некой искрой нас пробило – и вдруг стало ясно со всей очевидностью: через быличку нам дано прикоснуться к ἀρχή – источному, первичному.

Книга подготовлена Мариной Никитичной Власовой – выдающимся специалистом по русскому язычеству.

Материал взят из разных источников: это известные фольклорные сборники – государственные и частные архивы – коллекция Тенишевского бюро.

Весом вклад самой М.Н. Власовой.

Вот пропорциональные соотношения: в разделе «Предсказания. Знамения» 106 быличек – 63 записаны составителем; тема «Нечистая сила на дороге и в лесу. Леший» раскрывается в 146 быличках – 57 из них услышаны и запечатлены лично М.Н. Власовой.

Фундаментален комментарий.

Каждый раздел предваряется преамбулой, задающей теме всесторонний контекст. Специально перечитал словарную статью о Е.Е. Левкиевской о лешем из «Славянских древностей» – и сравнил с соответствующей преамбулой М.Н. Власовой: как много дают былички для понимания языческих реалий! Леший раскрылся в новых ракурсах.

Вспомним однажды брошенное В.Я. Проппом: «Может оказаться, что русская сказка даёт более архаический материал, чем греческий миф» (2).

Назрело уточнение: не столь сказка, сколь именно быличка.

Её можно было услышать от колхозницы и лесоруба, рыбачки и комиссара –  при всех надлежащих аксессуарах, отражающих время.

Но что преходящий фон?

В быличке сквозит нечто ключевое – исходное – инвариантное для всех эпох.

Она близко, вплотную подходит к архетипическим  основаниям  – и вот что поразительно: до сих пор неисповедимо удерживает живительную связь с ними.

От неё веет вечным!

При этом быличка может рядиться в современные одежды.

Может казаться созданной сегодня.

Это вовсе не обманчивые, но всё же поверхностные впечатления.

Раздвинем пену – и заглянем в глубину: за переменчивым антуражем – сейчас надо предельно напрячь внутреннее зрение – нам откроются незыблемые паттерны. Они работают с поразительной устойчивостью. Энтропия доселе не смогла расшатать их. Это кажется чудом.

Культура есть вид памяти.

Вправе ли мы приложить к ней закон регрессии Т. Рибо?

Думается, что да.

Это закон забывания.

Закон прогрессирующей амнезии!

Вот её этапы: вначале подчистую смываются поздние наслоения  –  раннее помнится ярче и дольше, но всё же необратимо тускнеет – потом следует провал  в чёрную Лету.

Рассудочное сходит на нет быстрее чувственного.

Наибольшее сопротивление силам распада оказывает инстинктивное.

Это дно бессознательного.

Там залегают архетипы. В чём-то они родственны инстинктам. Это предельный уровень. Не в этих ли глубинах  следует искать генезис былички?

Казалось, что это явление вторичное, эпифеноменальное – выяснилось, что наоборот:  нам благодаря их посредству открывается начальное, сущностное.

Былины – забыты.

Былички – бытуют.

Что стоит за их живучестью?

Пока на этот вопрос можно отвечать лишь гадательно.

Без понятия архетипа тут не обойтись. А ведь сам Карл Юнг, задавший новые коннотации платоновскому термину, уклонялся от его точного определения.

Нечто подобное кристаллическим осям, направляющим образное мышление?

Схематическая матрица, расцвечиваемая мифом?

Это всё метафоры.

Конечно, они эвристичны – но проблемы не раскрывают. Она бездонна.

Приведём одну из быличек, записанных М.Н. Власовой в Новгородской области:

Думаю, пойду грибков побяру. Пошла я в лес. Заблудилася. Ходила-ходила по лесу… Куды я забралася?! Такого и лесу не было!

Потом как полетели по небу-то от зямле! Всё какой-то наро-од, ко-они! И всё уверьх! Лятять и лятять, и конца нету! Ну хто ж его? (4)

В этой быличке хорошо выражены и формальные, и содержательные, и психологические аспекты жанра. Скажем кратко о каждом из них:

 – несомненно, что перед нами своеобычный нарратив – предельно сжатое повествование, отразившее некое событие;

 – это событие – из ряда вон выходящее: оно неординарно – мифологично – чудесно; подмывает сказать: похоже на фантазм – если не на  галлюцинацию;

 –  тем не менее случившееся засвидетельствовано как абсолютная реальность – что либо примышляемое, воображаемое  в системе отсчёта рассказчика отсутствует.

Так переживается миф.

Именно миф!

Это гениально показал Алексей Фёдорович Лосев.

Восприятие сказки имеет совсем другую природу. Там нас открыто вовлекают в игру. Если миф и делает нечто подобное, то лишь после того, как выработает свою энергию – на поздних стадиях: при трансформации безусловного в условное – сакрального в профанное.

Благодаря мифогенезу проявились – и оказали колоссальное влияние на человечество – ключевые архетипы Универсума.

Архетип без мифа – всего лишь канва. Или абстрактная схема – сухая, бесцветная. Миф накладывает на неё  живую образность – переводит в плоскость чувственного восприятия. Это его великая миссия! С чего она начинается?  Быть может, как раз с того,  что мы нынче называем быличками – ведь это как бы первоклетки мифа, его эмбрионы.

Здесь уместно прибегнуть к понятию мифологемы.

Можно сказать так: быличка – это специфический способ существования мифологемы. Её фольклорная ипостась – простонародное преломление.

И всё уверьх! Здесь падают – там поднимаются.

И конца нету! Здесь лимит и мера – там неизбывность.

Наречия здесь и там хорошо маркируют оппозицию этого и иного. Философия чётко отграничит их друг от друга. Иное станет трансцендентным – отодвинется  в бесконечную даль. Но мифология ещё не знает этого расщепления. В ней всё вместе – всё слиянно.

Куды я забралася?!

Не в иной ли мир?

И да, и нет.

Миф переводит наше вопрошание в область принципиальной неопределённости.

Вероятно, это всё-таки наш мир. Но он остранён настолько, что кажется чужим – всё в нём в новинку.

Много узнаваемого?

Но оно успешно выдаёт себя за неузнаваемое!

Мы опешили – мы ошеломлены – мы сбиты с панталыку.

Зачем это нужно?

Провокативное начало в  быличках удовлетворяет какие-то глубинные потребности нашего бессознательного.

Какие именно?

Вот недавний неологизм:  фоботерапия.

Быличка иногда заставляет вспомнить о инициации, когда через нагнетание страха достигается чаемый экстремум – переход через него подобен если не новому рождению, то обновлению всего нашего существа.

Странное и удивляет, и страшит.

Кстати сказать, замечательное понятие В.Б. Шкловского – остранение – отпразднует в 2014 г. своё столетие.

За нашей быличкой сквозит известный архетип наоборотности. Порой кажется, что именно он действует в сфере, которую Я.Э. Голосовкер назвал  страной-наизнанку – «где все явления суть воплощённые фигуры типа оксюморон, катахрезы,  самоотрицания и где всё анормальное дано как нормальное по принципу «шиворот-навыворот» (4).

Это алгоритм инверсии. Его можно задействовать вполне рассудочным образом.

В мифе – другое.

Здесь не мы ради увеселения переворачиваем смыслы, а сам Универсум обнаруживает качество оборотничества, парадоксально открываясь во всё более неожиданных обликах. Я.Э. Голосовкер продолжает:«мнимость образа страны-наизнанку иная, чем мнимость «галлюцинаторных образов» оборотня» (5)

Первую мнимость легко сконструировать.

Вторая мнимость – скорее откровение: тут всё внезапно и непредсказуемо.

Страну-наизнаку хочется сблизить с мифическим  Зазеркальем.

Однако за ними может стоять разная онтология.

Информатор М.Н. Власовой оказался в Зазеркалье?

Но вот существеннейший вопрос: оно трансцендентно или имманентно по отношению к плоскости симметрии? В сказке – трансцендентно (потусторонне – находится за тридевять земель), в мифе – имманентно (сопряжено с  Предзеркальем –  вложено в него ).

Это очень и очень разные состояния.

Разные модели мира.

Гравитация заместилась левитацией?

Предельное – беспредельным?

Такое возможно и в сказке, и в мифе.

Однако сказка – как бы она не увлекла нас – воспринимается сторонне: легко входишь в роль – и столь же легко, пусть порой нехотя, выходишь из неё.

Всё понарошку!

А в мифе всё по-настоящему!

Действие происходит здесь и сейчас – перенос незнамо куда кажущийся – мир остранился, обретя черты иномира, но это один и тот же мир. Обнаружилась его многослойность. Причём между слоями нет зазора – они взаимопронизают друг друга. Находятся друг в друге! Читая былички, ощущаешь всем нутром, что чудесное – рядом. Мы живём впритык с ним. Сейчас пробьёт ненадёжную изоляцию – и оно заявится со всей очевидностью.

Как бы эту предивную книгу воспринял А.Ф. Лосев? Думается, он нашёл бы в ней лучшее – и ведь не архаическое, а животрепещушее –  подтверждение своих интуиций: «миф есть (для мифического сознания, конечно) наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей мере напряжённая реальность. Это не выдумка, но – наиболее яркая и самая подлинная действительность» (6).

Вот одна из дефиниций А.Ф. Лосева: «миф есть в словах данная чудесная личностная история» (7).

Но ведь это и определение былички!

Тут всё прочувствовано субъектом – всему дана своя интерпретация.  

Братья Б.М. и Ю.М. Соколовы, первыми заговорившими о феномене  быличек, подчёркивали: с ними «соединяется известная доля веры в действительность происшествия» (9).

М.Н. Власова записала в 2008 г. (!): «Увело парня на Бабьей тоне. Водит, водит – и обратно приведёт, на то же место. Это есь, есь это. И теперь есь» (9).

Троекратное есь!

Истинность случившегося хотят как бы застолбить – снять чуть ли не заклятием всякие сомнения.

В комментариях приводится цитата из трудов тамбовского этнографа А.П. Звонкова: «В водяных верят так же, как в своё собственное существование» (10).

В.Я. Пропп пишет о быличка: «сказками их считать нельзя, так как они выдаются за действительность, и в их действительности бывают убеждены совершенно твёрдо» (11).

Что это за действительность?

Естественно желание объявить её всецело субъективной.

Такой подход – целая традиция.

Начало здесь положили братья Б.М. и Ю.М. Соколовы: природой Севера создаются «условия, когда легко возникают всякого рода видения, галлюцинации, сновидения» (12).

Я.Э. Голосовкер пишет: «особенно отчётливо в мире мифологии выступает характер «мнимых» представлений или «галлюцинаторных образов» при оборотничестве водяных божеств: борьба Геракла с оборотнем Периклименом или с богом реки Ахелоем и с Нереем; или Пелея — с Фетидой». И далее: «Образы оборотня Фетиды—змея, пава, дерево и грач — мнимы: в объятиях Пелея все время пребывает тело женщины» (13).

Как это похоже на метаморфозы, вершащиеся  в наших быличках!

Одна невероятней другой!

Неужели только помстилось – приблазнилось – померешилось?

Интересно рассуждает Д.М. Балашов: «Каждая быличка, самая фантастическая, всегда начинается этаким «реальным» зачином»  – понятно, что  кавычки указуют на законный скепсис:не самовнушение ли это (14)? Происхождение некоторых быличек трактуется исследователем так: «Многие из этих видений можно объяснить галлюцинацией, воображением, обманом слуха, чему способствовали пустота и тишина северных лесов и тундр» (15).

Видения – наваждения – дивинации!

Огромна их роль в культуре.

Отнести эти явления к сбоям психики?

Г.П. Крохалёв (1941–1988) фотографировал галлюцинации. Можно оспаривать его результаты. Но вот 117 уникальных снимков. Они эвристичны.

Способны ли образы бессознательного проецироваться вовне?

Возможна ли их объективация?

При нынешнем уровне наших знаний это спекулятивные вопросы. Однако  от них не уйти.

Попытки онтологизации – и даже физикализации – мифа предпринимали крупные русские учёные: П.А. Флоренский, А.Ф. Лосев, В.Г. Богораз (Тан). Они это делали с опорой на теорию относительности А.Эйнштейна.

Вот цитата из выдающейся работы В.Г. Богораза (Тана) – перечисляются ключевые характеристики мифа:

 

1. Изменчивость величины образов религиозного мира в их отношениях к людям и постоянные переходы по двойной шкале возрастания и убывания от форм миниатюрных к формам гигантским.

2. Изменчивость наполнения времени, растяжение и сжатие времени. Отсутствие общего критерия времени, отсутствие одновременности.

3. Вневременное совпадение различных ипостасей одного и того же бытия, коллективных и одиночных, длительных или кратковременных, которое, в конечном счете, допускает в виде перемычки молниеносные промежутки пространственного времени. (16)

 

Каждый  тезис В.Г. Богораза (Тана) хочется проиллюстрировать и подтвердить примерами из книги М.Н. Власовой.

Космос русской былички!

Он самороден – самоценен – самодостаточен, Мы вправе исследовать его, оставив на будущее волнующий вопрос: какова здесь пропорция объективного и субъективного – физического и метафизического. Быть может, наметившаяся релятивизация этих противоположностей получит дальнейшее продолжение – и нам откроются такие пласты бытия, где возможна их диффузия.

Как бы взаимопросачивание!

Взаимопересечение!

Порой мнится, что былички схватывают именно этот момент – когда раздельные для нашего рассудка планы являют не только свою соположенность, но и амбивалентность.

Благодаря стиранию граней между Я и не-Я бытие раздвигается и углубляется.

Сколько нового!

Народная картина мира, получившая адекватное отражение в быличках, поражает своим богатством. Мера её разнообразия – насыщенности информацией – огромна. Смею утверждать: у неё немало преимуществ перед нынешним утилитарно-позитивистским срезом бытия – она более благоприятна для раскрытия креативных задатков человека.

Вот подборка характерных признаний, которые мы находим в книге:

 – Раньше было интересно. (17)

 – По-вашему, по-учёному, ничего нет – ни ведьм, ни другого прочего, а по-нашему – чего на свете нет! (18)

 – Вот ты говоришь о курином боге, а сам не веришь, а всё потому, что вы не имеете ни кола ни двора. Всё на свете бывает. (19)

В статье П.А. Флоренского «Общечеловеческие корни идеализма» показано, как двууровневый космос Платона вырастает из народного мифопоэтического сознания – Академию питал фольклор. Подвергнув наши былички интеллектуальной дистилляции, мы получим ту же смыслообразующую структуру: вот явное, плотное – вот скрытое, энергийное. Связь между ними постоянна. Она может активизироваться и в силу неизвестных нам внешних причин, и в результате целенаправленного воздействия человека.

Платон является первооткрывателем вечности.

Читать будущее – значит, высвечивать вечность: в ней всё состоялось – всё одномоментно или сверхсинхронно.

Когда в обряде участвуют умершие, то это означает: разрыва между поколениями больше нет – символически воссоздана вечность.

Это удивительное состояние порой схватывается в быличках.

Можно и должно сравнивать картины мира по критерию их полноты и гармоничности. А также и по степени комфортности для нашего духа!

Здесь будущее закрыто – а здесь к нему есть доступ.

Тут мы не знаем о судьбе – а тут воздействуем на неё.

Где больше динамики?

Где шире возможности?

Народная картина мира, получившая адекватное отражение в быличках,

Вхождение будущего в картину мира небывало раздвигает её.

Эстетика знамений!

Ещё не сбывшееся вышло на связь? Это всегда – хотя бы и в будничных ситуациях – производит мистериальное впечатление.

А поэтика гаданий?

Тут есть художественная составляющая – при определённом ракурсе понимаешь: это вид искусства.

Своя образная система!

Своя тропика!

Будущие исследователи найдут здесь благодатную ниву.

Приведём одну быличку, посвящённую гаданию:

Пошли /мы/ трое. Черту кругом очертили.

 – Первая черта – чёрту, вторая – Богу, третья – нам!

Встали. Я первая очуркнулась: колокольчики бречат.

Я говорю:

 – Чур, полно, чур, полно!

Бросили бречать. Я туда замуж и вышла.

Кате забречали по Крестцам – ей туда. А Маше как завоет струна – она в своей деревне вышла. Мужик – пьяница, вот и выла всю жизнь. (20)

Обратим внимание на архетип троекружия. Многовидно он проявляет себя в мировой культуре. Вспомним финал «Божественной комедии» Данте: Беатриче препоручает поэта Бернарду Клервоскому – и вот он вступает в средоточие трёх сияющих кругов. Соединяется со Святой Троицей!

В данном случае мы имеем полный позитив.

А вот картина русского гадания – противоречива, двойственна: дань признания отдаётся поровну и нашим, и вашим – и Богу, и чёрту. Быть может, в нашем случае наличествует даже не паритет, а некоторое преобладание тёмной силы – чёрту посвящается первая черта.

Впрочем, весы колеблются – и мы можем встретить самые разные соотношения: перетягивают то плюсы, то минусы. Причём часто они норовят подменить друг друга. Четкой линии терминатора, разделяющей добро и зло, в народной картине мира нет. Белобог – и Чернобог: это манихейский дуализм. Хотя его эхо и дошло до Руси, но внятного резонанса не получило – вместо контраста мы видим размывы, расплывы.

Амбивалентность: это понятие очень значимо в комментариях М.Н. Власовой. Думается, оно является одним из ключевых для понимания русского менталитета – здесь отсутствуют и жёсткие границы, и однозначные оценки. Нужны ли прочные фиксации? Явления свободно передвигаются по ценностной шкале, то погружаясь в тень, то снова выходя на свет.

Это как-то отражается в широте характера?

Находит своё выражение в таких качествах, как мягкость и терпимость, участливость и благодушие?

Подобные корреляции не исключены.

Фанатизм и ригоризм, бескомпромиссность и прямолинейность: никак нельзя утверждать, что эти начала получили на Руси значение поведенческих доминант. Лучше гибкость! Порой и зло заслуживает снисхождения – его можно уврачевать, высветлить.

Мы змееборцы?

Так называемый основной миф – в понимания Вяч. Вс. Иванова и В.В. Топорова – нашёл своё преломление в быличках. Однако здесь не только разят нечисть, но и не гнушаются ладить с нею. Даже завлекают  на свою сторону! Причём  не ради совместных злокозней, а как раз наоборот: в добрых целях.

Зачастую нечисть нейтральна и в онтологическом, и в ценностном отношениях.

Абсолютного антагонизма между нею и людьми нет.

Скошь широк спектр отношений русского человека с чёртом!

Мы видим здесь и острое противоборство  (правда, не лишённое лубочности) – и взаимное дураченье (иногда не без серьёзных последствий).

Право последнего суда на Руси отставляют за Богом.

Заигрыванье с нечистью греховно?

Однако без риска – без экстремальных моментов, неизбежных на границе с иношним – жизнь стала бы стерильной. И потому постыло скучной.

Былички – будто психологические тесты. Да нет, они информативнее и много точнее! Благодаря им у нас есть возможность заглянуть в глубины русской души. Словно пробы берутся с придонных слоёв. Несколько предложений – а за ними целостный микрокосм: подвижный, многомерный.

Как можно отрицать факт русского двоеверия?

Языческие и христианские мотивы образуют в нашем крестьянстве сложный контрапункт.

Хорошо тут работает понятие симбиоза: это действительно сращение – органическое, живоносное.

Можно вспомнить и про гибридизацию.

Причём с эффектом гетерозиса! Когда благодаря сложению двух генетических линий небывало возрастает витальность организма.

Отдельно язычество – и отдельно христианство: это хорошо.

Но то, что мы видим на Руси – переплетение, интерференцию того и другого – поражает избыточностью и новизной своей красоты.

Неограниченная изменчивость – и тотальная превращаемость: это в  натуре мифа – это способ его существования. Ничего застывшего, постоянного!

Что ждёт ведьму после смерти?

Понятно, что Ад.

Вот она лежит в гробу – молодая, красивая. Сын дворника читает над нею Псалтырь – и одновременно совершает магические манипуляции. Каков результат?

 – Да воскреснет Бог и расточатся враги Его!

Тут она стала женщина нага, а живая.

Повёл он её из церкви, к помещику повёл, ну тот её этому вьюношу и замуж отдал. (21)

Чудесная быличка имеет выразительное название: «Преображение ведьмы-волшебницы».

Уже не языческая метаморфоза, а христианское – в сути своей –  Преображение! Или не так?  Чудо свершилось на основе двоеверия. Было – погибшее, стало – спасённое.

Нет цены этим деталям, нюансам.

Вроде как малость, а в ней – целокупно – явлено огромное: наша двоеверная – но ведь  единая  и цельная в своём порыве к истине  – Русь.

Превращения могут идти и в обратном порядке – от высшего к низшему.

Попивал поп Андрей.

Чем это кончилось?

 – Кузнец от кузни повярнул головой… Поглядел: не конь, а поп Андрей!

 – С ныне и до веку ходил ковать, больше не пойду! Я попа Андрея подковал! (22)

 

Что священный сан? Он вовсе не является препоной для того, чтобы человека разжаловать в животное – обернуть его.

Конечно, евхаристия – это не языческая метаморфоза: нам внушают мысль о беспрецедентной новизне христианства.

Помните, как кровь Адониса превратилась в цветок?

Теперь – другое: вино претворяется в кровь Христову. Но общность архетипа не заметит разве что слепой.

Случилось, что одна баба нарушила вековые установления – и этим вызвала неудовольствие лесового:

 – Восемьсот у тебя грибов, так восемьсот вёрст я тебя переволочил,  – сказал он и бросил бабу в поле, у деревни, уже по вечеру.

Ну и хворала же баба после того шеей да головой целый год! Да спасибо Маланье (была тутошняя колдунья), помирила её с лесовым – носила ему в подарок рыбник да окуней: с этого только Бог простил. (23)

 

Кто решает судьбу провинившейся женщины – лесовой или Бог?

Или они заключили между собой союз?

Оба приучают человека к порядку.

Домовой является гарантом нравственных устоев рода. Ничем не удаётся подкупить его. Правда, есть исключение: красное пасхальное яичко (24).

Конечно же, домовой – язычник; однако перед христианским символом воскресения устоять не в силах – тянется к нему.

Как так?

Чудесная быличка находится в противоречии с тезисом о конфронтации язычества и христианства. Но что стоит за придумкой Марии Магдалины? Древнейшая мифологема! Вначале –Ovo Mundi с бессмертным Гелиосом внутри; потом этот обряд: красить в отваре луковой шелухи куриные яйца. Мифология новая наследует архетип от мифологии старой.

Философски значим рассказ о том, как гуменник спасает православного человека от вредоносного еретика:

Добрый гуменник услышал голос мужика и, схватив еретика, закружился с ним, невидимый, на полу овина.

Раздался крик петуха, и борьба окончена. Окровавленный, истерзанный еретик растянулся пластом, он уже обезоружен. (25)

Нечистая сила переходит в стан архангела Михаила?

Парадоксальный поворот!

Но это в духе былички: она разбивает стереотипы – не укладывается в привычные рамки.

Вот мы говорим: персонажи низшей мифологии.

Само это выражение несёт в себе момент ценностной иерархии – непроизвольно отсылает нас к чему-то якобы малосущественному, второплановому.

Но где они, персонажи высшей мифологии?

Где пантеон князя Владимира?

Разве что Макошь оставила слабый след в преданиях Русского Севера.

А вот кикиморы, полуверки, удельницы доселе не уходят из  народного сознания.

Приведём мнение В.Я. Проппа – оно не найдёт поддержки у церковных ортодоксов: «Быличка по своей социальной функции есть рассказ религиозного содержания, причем религия здесь ещё живая, действующая, языческая» (26).

В быличках – живое!

В быличках – активное!

Архетипы неистребимы.

Кто это в шапке с кокардой? И с тростью в руках?

Вы не поверите, но это – леший (27).

Как и все сверхъестественные существа, он обнаруживает свойства Протея: чутко отвечает на веянья времени – мимикрирует в тон эпохе.

Оболочка – меняется.

Содержание – константно.

Ключ к пониманию этого содержания нам готов подсказать  универсальный образ домового.

Тотем и вещунник? Управитель и судьбостроитель?

Все эти аспекты сходятся в истолковании домового как персонификации Роданам предстоит родоначальник, родохранитель. Он – в комментарии М.Н. Власовой – «и двойник хозяина дома, и двойник любого из живущих в нём» (28).

Как это надо понимать?

Желательно в духе платонизма – по П.А. Флоренскому: не явлен ли нам олицетворённый эйдос?

Это специфическое олицетворение: одно вместило в себе многое – весь сонм индивидов, входящих в данный род.

Вот почему домовой многолик.

Каждый узнаёт в нём себя – и не ошибается: ведь мы преформированы в своём первопредке – неисповедимо присутствуем в нём. Домовой – как ментальное зеркало: впромельк мы появляемся в зыблющейся амальгаме – и тут же исчезаем,  всуе пытаясь  навести увиденное на резкость и закрепить его.

Мы подхватили – и развили – глубокую мысль М.Н. Власовой. Наши рассуждения условны. В них наличествует игровой момент. Но они призваны помочь нам осознать реальность родовой прапамяти. Не оттуда ли черпают былички? Быть может, сегодня это – последняя возможность прикоснуться к своим основам не археологически, а вживую.

Подобная проблематика находится за пределами нынешней парадигмы.

Но от неё не уйти!

Былички ставят перед нами массу мировоззренческих вопросов. И вот что поразительно:  всё чаще они перекликаются с тем, что волнует современную науку.

Вот некоторые параллели.

Былички указуют на скрытое, потаённое.

Оно рядом, здесь. Но проявляет себя лишь в исключительных случаях.

Как это похоже на тёмную энергию! Или зеркальную материю. Эти концепты мощно и необратимо вошли в новое научное мышление. Хотя означенные ими реалии доселе остаются за горизонтом наблюдаемости. И верифицируемости! Тем не менее уже сейчас ощущаешь искушение  мифологизировать их – и связать с классической нежитью: заселить неявные страты бытия персонажами низшей мифологии.

Тёмная энергия кажется притекающей из ниоткуда. Чем не чудотворчество?

Зеркальная материя невидима – тела, построенные из неё, легко проходят через наш мир. Через нас! Однако интуиция очень редко улавливает несказуемое присутствие. И неглаголемое пронизание.

Оно – есть.

Но оно не взаимодействует с нами. Правда, исключения бывают – и  тогда мы спрашиваем: случился  прорыв иного?

Это так мифологично! А ведь порождено наукой – не архаическим сознанием.

Мир былички двупланов.

В мире с другой структурой быличка возникнуть не может. Условие её существования – пусть мимолётный, но несомненный контакт двух планов.

Это похоже на флуктуацию!

На что-то турбулентное!

Паритет поколеблен – симметрия нарушена – равновесие потеряно.

Через миг всё восстановится.

Но сейчас мы видим нечто чрезвычайное – экстраординарное: «нечистый дух яве хождаше аки рыба велика волнами и нападаше на лошадь и за лодку хватать».

Это явление водяного на реке Мезени.

Оно описывается в «Житии соловецкого постриженика Иова Ущельского» – цитату из него мы находим в комментариях (29).

А вот как схожее событие – на той же самой реке – изображает  приснопамятный А.Д. Синявский: «… хлестнуло мокрым, пробирающим душу ознобом; и седой орангутанг пронёсся мимо, метрах в пяти от нас, локальным ураганом, обдав сумасшедшим топотом и брызгами
из-под ног»
(30).

Свидетельство Андрея Донатовича напоминает быличку.

На границе двух планов бытия закручиваются вихри, смерчи! Это всем своим существом чувствовал П.А. Флоренский: «Вот ветр кружится вдоль по дороге, завивая снежные или пыльные столбы. Но это не просто ветер. Это — ведьма празднует свою нечистую свадьбу с чёртом. И в этом легко убедиться. Брось нож в этот вихорь — и ты увидишь, как его втянет туда, понесет, а потом он упадет, окровавленный нечистою кровью» (31).

М.Н. Власова пишет: «Отождествление вихря и лешего для русских поверий и  быличек традиционно» (32).

Приведём иллюстрацию:

 

Ямщик, указывая кнутом на сторону, сказал моему соседу:

 – Смотри-ка ты!

Любопытствуя узнать, на что указывал ямщик, оборотился по тому же направлению и я. То был небольшой вихрь, который, играя, бежал по дороге.

 – Вишь ты, проклятый, как! – глубокомысленно заметил ямщик.

 – Кого ты бранишь, братец? – спросил я его.

 – А во голова-то победная погуливает!

 – Да укажи, пожалуйста, где? Я никого не вижу. Там, куда ты указываешь, один вихрь встаёт.

 – Какой вихрь, это он-то и есть, леший! (32)

Космос былички имеет сложную топологию. Какова его размерность? Трёх координат  здесь будет маловато.

Введём четвёртую?

Пятую?

Или это n-мерный мир?

Разнообразны переходы и перемычки, связующие между собой его разные измерения: это печные трубы – колодцы – омуты. Разве они не сродни ультра-релятивистким кротовинам, по которым мы можем – в пределах Мультиверсума – перейти из одной вселенной в другую?

Вот мы говорим: пращуры – суеверны.

Но предположим, что они не заблуждались, а обладали даром чувствовать бытие тоньше и глубже, чем мы?

Первичные инстинкты утрачены – их заменили рассудочные схемы.

Это всего лишь допущение.

Однако рецензируемая книга оправдывает саму его возможность.

М.Н. Власова проделала работу, сравнимую по масштабу и значимости с тем, что было содеяно первопубликаторами русского фольклора – П.Н. Рыбниковым, А.Н. Афанасьевым, Е.В. Барсовым.

Зажатое в финансовые тиски, прекрасное издательство выпустило эту книгу карликовым тиражом – 300 экз. А ведь она должна быть в каждой российской библиотеке.

Русская душа переливается в быличках множеством оттенков.

Нашей культуре сделан бесценный подарок.

 

_____________________________________________________

 

1. Иванов Вяч. И. Собрание сочинений. Брюссель, 1971. Т. 1. С. 709–714.

2. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М., 2000. С. 16.

3.Мифологические рассказы русских крестьян XIX–XX вв. СПб., 2013.

4. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1987. С. 69.

5. Там же. С. 70.

6. Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М., 2001. С. 36.

7. Там же. С. 212.

8. Сказки и песни Белозерского края. Сборник Б. и Ю. Соколовых. СПб., 1999. С. 99.

9. Мифологические рассказы русских крестьян XIX–XX вв. С. 8.

10. Там же. С. 692.

11. Пропп В.Я. Русская сказка. М., 2000. С. 35.

12. Сказки и песни Белозерского края. С. 99.

13. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. С. 66.

14. Сказки Терского берега Белого моря. Л., 1970. С. 20.

15. Там же. С. 21.

16. Богораз (Тан) В.Г. Эйнштейн и религия. М. – Пд., 1923. С. 114.

17. Мифологические рассказы русских крестьян XIX–XX вв. С. 454.

18. Там же. С. 448.

19. Там же. С. 450.

20. Там же. С. 38.

21. Там же. С. 515.

22. Там же. С. 634.

23. Там же. С. 137.

24. Там же. С. 260.

26. Пропп В.Я. Русская сказка. С. 37.

27. Мифологические рассказы русских крестьян XIX–XX вв. С. 726.

28. Там же. С. 723.

29. Там же. С. 692.

30. Синявский А.Д. Иван-дурак. Париж, 1991. С. 130.

31. Флоренский П.А..Общечеловеческие корни идеализма. Соч., т. 3 (2). М., 1999. С. 152.

32. Мифологические рассказы русских крестьян XIX–XX вв. С.676.

33. Там же. С. 105.

Оборотничество

 

Всё во всём!

Эти слова Анаксагора – формула оборотничества.

В «Мифологических рассказах русских крестьян XIX–XX вв.» нам предстаёт феерия фантастических превращений.

Transformation, transfiguration:  это неотъемлемо от мифа.

Мы ведь помним «Метаморфозы» Овидия. Наши былички могут состязаться  с ними по мере парадоксальности. Лучше сказать – сногсшибательности.

Сорока?

Белая курица?
Безрогая корова?

Это только три из ипостасей ведьмы. Их не счесть.

Прочтём из былички: «Изредка оборотня можно встретить и в лесу страшным чудовищем. Но появляется он тоже на одно мгновение, так что не даёт себя как следует рассмотреть» (1).

Это характерно для мифа: манифестация чудесного мгновенна – не удержать при всём желании. Не растянуть – не продлить!

Почему?

Если вслед за П.А. Флоренским соотнести мир низшей мифологии с платоновым миром идей, то надо признать: это уровень вечности – в нашем сечении бытия он может проявиться лишь на миг. Поток времени немедля стирает эту неожиданную смотровую щёлку.

Мифология – и физика элементарных частиц: первая предвосхищает  вторую.

Теория бутстрапа утверждает: в микромире всё превращается во всё – сейчас перед нами протон, а сейчас нейтрон.

Передаётся ли это волшебное свойство на макроуровень?

А.Ф. Лосев ответил бы на наш вопрос положительно: «Оборотничество есть чудо потому, что здесь эмпирическая жизнь личности совпала (по крайней мере до некоторой степени) с одной, из сторон идеального состояния личности, а именно с её вездеприсутствием и бесконечным разнообразием. Это совпадение, или связь, тут выявлено; и потому это и есть чудо. На том же самом основании к миру мифически-чудесному должны быть отнесены и все разнообразные представители нечистой силы, все её многоликие ипостаси» (2).

Я могу обернуться волкодлаком?

Но как: физично или галлюцинаторно?

Когда бы между этими планами была проведена чёткая граница!

Возможно такое: Бог галлюцинирует. Или бредит. А мы это называем космогенезом.

Мир как сон. Или майя! Об этом много думали индусы.

В быличке  оборотничество понимается натуралистично

Это художнически мощный натурализм!

Один охотник убил волка в лесу, стал снимать с него шкуру и увидел под нею, вместо волчьего мяса, синий суконный халат на крестьянине, подпоясанном красным кушаком. (3)

Это был оборотень!

Усилим экспрессию:

Как только он увидел волка, то выстрелил и убил его. Когда же на другой день стал снимать с волка шкуру, то увидел кумачную рубаху. (4)

 

Былички издревле выполняли функцию нынешних страшилок.

Страх встряхивает!

Катарсис обретается в риске!

Это зиждительно: священный ужас!

Новизна ощущений проходит сквозь тебя высоковольтным током.

_____________________________________________________

1. Мифологические рассказы русских крестьян XIX–XX вв. СПб., 2013. С. 525.

2. Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М., 2001. С. 197.

3. Мифологические рассказы русских крестьян XIX–XX вв. С. 838.

4. Там же. 537.

SCHÓLIA

(окрест быличек)

 

Это заметки на полях великолепной книги – приложение к развёрнутой рецензии на неё.

Свод быличек, изданный М.Н. Власовой – как волшебный многогранник: видишь русскую душу в её самых разнообразных преломлениях.

1. PINNA ANALIS

Омут космогоничен!

Кажется: нырнёшь в эту коловерть – и окажешься в параллельной Вселенной.

Галактические вихри – как водороины мироздания. Не пробуравливают они топологию пространства-времени, открывая выходы в скрытые измерения?

Совмещаю речной омут с Мессье 51 – она же NGC 5194 или Галактика Водоворот – и убеждаюсь: изоморфизм их спиралей абсолютен. Быть может, они неисповедимо связаны друг с другом? И это благодаря их взаимодействию в наш мир проникает чудесное?

Омут является топосом водяного.

Какова стихи – таков и хозяин

Аморфность – текучесть – неопределённость: всё это соприсуще облику водяного.

Если учесть, что появление подобных существ – это моментальный промельк, то тем более удивляет зоркость народа: замечаются – фиксируются – вроде бы как незначительные детали. Впрочем, всю анатомию водяного можно разглядеть без спешки – если существо, в котором его подозревают, поймано в сеть.

Забудем, что наш разговор идёт  в плоскости игры – всё  примем всерьёз.

Читаем в комментариях М.Н. Власовой: «Запись фиксирует веру в то, что водяной (или водяной чёрт) способен принимать облик рыбы без «наросного пера», то есть без маленького плавника около хвоста» (1).

В другой быличке эта морфологическая подробность называется святым пёрышком (3).

Думается, что речь идёт о pinna analis.

Интересный дескриптивный признак!

Находим его – обычная рыба, а если нет – водяной, не иначе.

Зачем нужна эта дотошная детализация?

Для придачи быличке максимальной достоверности.

2. ПАСТЕНЬ

Вспомним платонову пещеру.

Вспомним великую оппозицию: идея – вещь (= подлинник – тень).

В космосе былички мы находим схожее онтологическое двоение – но вот различия:

 – отсутствует характерная для Платона ценностная коннотация – с присущим ей пренебрежением к уровню материи;

 – вопрос о том, какой из планов существования первичен – предметный или теневой – в народном сознании сильно релятивизирован;

 – амплитуда отношений между ними очень широка: вот  противоборство – вот кооперация; вот несовместимость – вот амбивалентность.

Пастень – это как бы отражённое, теневое. Но вовсе не фиктивное!

Домовые, лешие, русалки – в аспекте субстанции – и есть пастень.

Она невидима.

Однако может проявлять себя со всей физической ощутимостью.

За пастенью стоит сила!

Между двумя мирами наблюдается глубокий параллелизм.

Вот пример: сколько у хозяина детей – столько и у домового (3).

Масть животных – и масть домового: здесь должен быть унисон(4).

Солдатчина есть и у человека, и у леших – одна из быличек увлекательно описывает их военные игры (5).

Порой обе реальности с трудом отличаются друг от друга. Но вот верный критерий: различие L- и D – лево-правая диссимметрия. Проверьте при случае: у лешего «всегда ворот у рубахи на левой стороне, а у кафтана левая пола наверху» (6).

Нам – правое, лешим – левое.

Но мы едины.

Целое – симметрично.

3. ЭТИ МИРЫ СОПОЛОЖНЫ

Комментарий М.Н. Власовой к быличкам философичен. Народная модель мира понята исследовательницей диалектически: «Мир покойников, предков не противополагается в крестьянских рассказах миру повседневному, земному, эти миры соположны (дополняют, достраивают друг друга) – как разные «планы» или «уровни» единого в многообразии, явленного или неявленного бытия» (7).

Для высвечивания связи между двумя мирами хорошо подходит понятие гомологии.

Домовина и впрямь подобие дома! Иногда с точностью до изоморфизма: в гробу даже делались оконца – предполагалось, что их них будет открываться привычный для покойника вид?

Поразительно!

И утешительно.

Порой удовлетворялись условно-символическим замещением: в гроб клали куски стекла – чтобы сквозь него глядеть на родные места (8).

Портному – иглы, сапожнику – шило, музыканту – скрипка: экипировка мертвеца – в соответствии с его профессией – утверждала идею непрерывности жизни.

Когда – сходство, а когда – несходство.

Два мира могут не только конвергировать, но и резко расходиться по своим параметрам.

Вот как сказано о чёрте: «разлит повсюду».

Вместо определённой локализации – неопределённый континуум.

Фундаментальное различие!

Чёрт имеет полевую природу?

И материализуется лишь сорадически?

Цитата взята из архива Н.А. Шабунина (9).

Спасибо М.Н. Власовой за то, что подняла уникальный материал.

Николай Авенирович Шабунин (1866–1907) был прекрасным художником. Панно его работы украшает музей А.В. Суворова (10).

Влюблённый в родную Мезень,  каждое лето он привозил оттуда эскизы, фотографии, фольклорные записи.

Комментарий содержит массу подобных отсылок – быличкам задан исчерпывающий контекст.

Капитальный труд!

Ещё один крупный блок заложен в здание русской фольклористики.

_____________________________________________________

1. Мифологические рассказы русских крестьян XIX–XX вв. СПб., 2013. С. 697.

2. Там же. С. 171.

3. Там же. С. 723.

4. Там же. 721.

5. Там же. С. 101.

6. Там же. С. 137.

7. Там же. С. 862.

8. Там же. С. 859.

9. там же. С. 796.

10. Отъезд Суворова из села Кончанского в 1799 году

 

Об авторе. Юрий Владмирович  Линник – поэт, доктор философских наук, профессор Петрозаводского государственного университета.

В своем обращении к директору ИРЛИ (Пушкинский дом) Юрий Линник выступил с инициативой о выдвижении на Государственную премию РФ книги «Мифологические рассказы русских крестьян XIX–XXвв. СПб.: «Пушкинский дом», 2013: 1 – 912)», составление, подготовка текстов, вступительная статья, комментарий Марины Никитичны Власовой: «Этот выдающийся труд поднимает целый пласт народной культуры. Работа выполнена на высочайшем профессиональном уровне».