С Хельсинки мы вот уже 12 лет вместе. Были в моей жизни города более красивые, есть более любимые, но таких вот близких отношений не случалось больше ни с одним местом на земле.
…Жарким вечером 2 августа 2006 года в город Х въехал видавший виды микроавтобус с российскими номерами. Поплутал по дорожным развязкам, пару раз пропустил поворот и вырулил наконец по нужному непроизносимому адресу. Дверца нехотя, не без сопротивления, отползла, и из машины выпала я. Именно выпала, потому как ступенька, предусмотренная заботливыми разработчиками специально для того, чтобы дать пассажиру возможность входить-выходить элегантно и с комфортом, в данном экземпляре автопродукции была примотана почему-то скотчем. На протяжении всего нашего бесконечно долгого пути салон я покидала по разным надобностям раз пять и каждый раз слышала робкое водительское: «Острожно, там… это самое, ступенька…» уже в полете. Выпадала, извинялась, после чего хозяин не ропща, бережно прибинтовывал отвалившуюся часть на место, и мы ехали дальше. И поскольку, видимо, не все жизненно важные микроавтобусовы органы держались только на скотче, все-таки приехали. Прибыли в город Хельсинки, в новую жизнь.
Втащив свой нехитрый скарб (ужасное клише, но что делать, если это и был именно «нехитрый скарб»?) в арендованные вслепую просторы, мы вышли оглядеться по сторонам. Не оставляло чувство, что все-таки заблудились. Наверное, не стоило полагаться на водителя, покупающего запчасти в канцелярском отделе. Мы ведь ехали в суровую столицу очень северной страны, а тут яркое солнце, синее море, белоснежные яхты, безмятежные лица. Просто город-курорт какой-то. Я втянула опухшим от слез расставания носом запах воды и нагретой сосновой смолы. Этот запах мне понравился.
Курорт курортом, а наутро надо было начинать заниматься делами. Разбираться с бюрократией, выяснять, как тут все устроено. Учиться вещам, которые местным кажутся само собой разумеющимися, а для только что понаехавших — темный лес, источник стресса и тревожных сомнений в собственных интеллектуальных способностях.
Ну вот почему, например, мы уже битых полчаса стоим на остановке, мимо которой один за другим пролетают автобусы? Судя по тому, что написано на табло, они должны бы здесь остановиться. Почему не останавливаются? Они что, нас игнорируют? А почему игнорируют? Боже мой, это что же и есть та самая ксенофобия, и они не останавливаются, потому что мы иностранцы?! А как они понимают, что мы иностранцы, проносясь мимо нас на скорости? Такими примерно вопросами и умозаключениями донимала я мужа и дочь. Ну кто же знал, что автобусу надо показать, что ты хочешь, чтобы он остановился? Просто поднять руку. Просто — это когда знаешь правила, порядки и уклад. А пока не знаешь, любое перемещение из пункта А в пункт Б превращается для тебя в квест. А я не очень люблю квесты и к концу первого дня новой жизни уже очень хотела домой, в старую.
Изнемогшие от жары, слегка придавленные грузом знаний, вынесенных из посещенных за день присутственных мест, мы шли по странно безлюдной Dagmarinkatu. Дочь и муж впереди, я плелась сзади, повесив нос в тяжких раздумьях о своей горькой участи. Зачем, зачем мы оставили дом, работу, родных, друзей? Куда нас понесла нелегкая? Что я буду делать в этом чужом, непонятном городе? В этот момент у меня под ногами что-то блеснуло. Ну что там может блестеть, колечко баночной открывашки? Надо бы поднять и выбросить в урну, восстановить безукоризненную тротуарную чистоту. Наклонилась — и впрямь колечко. Золотое, обручальное. Город предложил мне руку и сердце! Колечко я, конечно, не взяла. И оно чужое, и я замужем. Положили аккуратно на гранитный карниз, чтобы под колеса не угодило.
А с Хельсинки у нас и без кольца все сложилось. Мы с ним вот уже 12 лет вместе. Были в моей жизни города более красивые, есть более любимые, но таких вот близких отношений не случалось больше ни с одним местом на земле. Не всё в этих отношениях радужно, и вовсе он не город-курорт, этот Хельсинки. Бывают дни, особенно в конце ноября, когда глаза мои на него не глядели бы и зачем я живу с этой серой промозглой хмарью… Вот есть же у людей города — Рим, например, Барселона, Амстердам тоже очень хорош. Зачем я связалась с тобой, холодным, неэмоциональным, практичным?! Ни блеска в тебе, ни куражу, ни Эйфелевой башни. Один гранит да ветер. Но я, видимо, люблю ветер и гранит. И хочу знать про этот город все.
Я люблю смотреть альбомы с его старыми фотографиями, а потом пытаться разглядеть в сегодняшнем Хельсинки черты канувшего в Лету русского Гельсингфорса. У меня здесь есть дома-любимчики, к которым ноги сами несут. Будто бы для того, чтобы убедиться в том, что каменные совы по-прежнему дежурят на входе в подъезд, а маленькая летучая мышь не упорхнула со своего почетного места на фасаде.
Город полон знакомых адресов — за этими большими окнами стоял мольберт моего любимого Симберга, на пару этажей выше ваял знаменитый Виктор Янссон. А там, на другом конце города в сказочной башне придумывала удивительную жизнь долины муми-троллей его дочь. В этом отеле любил покутить знаменитый Сибелиус в компании не менее знаменитых друзей, а в той квартирке на первом этаже угасала несчастная Анна Вырубова. Вот балкон, на который выходил из своего кабинета Маннергейм, а здесь Лённрот как-то позабыл в гостях калоши.
Я знаю, чьи имена носят улицы, по которым ходили эти люди и по которым теперь хожу я — ведь в Хельсинки вдруг оказалось, что я страстный краевед. Пока я пыталась понять город, он понял меня, открыл во мне эту неожиданную сущность со старомодным и немножко смешным называнием. Да Бог с ним, с названием. Главное, что это счастливая сущность. Так что правильный союз получился у нас с Хельсинки. Трудно сказать, насколько он доволен моим здесь присутствием, а я его полюбила. И не устаю о своем любимом всем рассказывать. Я же теперь еще и экскурсовод.
Кстати, улица Dagmarinkatu, где город подкинул мне колечко, носит имя датской принцессы Дагмар. То есть русской императрицы Марии Федоровны, супруги Александра III и матери Николая II. Это я вам как экскурсовод говорю.
