Дом актёра, Культура, Михаил Гольденберг

Васса и масса

Сцена из спектакля "Васса". Фото Игоря Подгорного
Сцена из спектакля «Васса». Фото Игоря Подгорного

Театральное потрясение: глубокое дыхание с явным приоритетом выдоха, состояние отрешенности, погруженное в псевдоодиночество в театральном кресле. Именно в таком состоянии я оказался после спектакля «Васса» в театре драмы Карелии «Творческая мастерская».

Физиологию не обманешь. Она шептала, что спектакль очень сильный, имеющий все признаки ансамбля. Все в одном масштабе структурировано, а актеры и постановочная группа – единая команда, создавшая свое произведение, взяв в основу пьесу Максима Горького.

Горький, по-моему, в витрине русской литературы часто используется как манекен, у которого вместо ценников ярлыки. Один из самых крупных из них: «Буревестник революции». С формулировкой я согласен, но с вкладываемым смыслом  — нет. Конечно, он предчувствовал  грядущую бурю (пьеса написана в 1910 году), но его волновало, что ожидает Россию после бури. И Чехов ощущал будущую даже не бурю, а цунами. Произойдет восстание масс, вчерашних рабов.

В спектакле целая галерея рабов: от лакея из окружного суда до вороватых, полукриминальных слуг в доме Железнова. У Чехова в «Вишневом саде» рафинированный раб Фирс, циничный лакей Яша. В советские времена они смело будут писать в анкетах «из рабочих», а чеховского Яшу я почему-то так и вижу командиром продотряда, в кепке, с наганом. Владимир Набоков в «Других берегах» вспоминал, что приказчик в их семье подворовывал, но отец писателя стеснялся сделать ему замечание. В революционные дни этот приказчик сам приведет матросов в спальню родителей. Он знал, что там, в стене был сейф с фамильными драгоценностями Набоковых.

Мудрые философы писали о ХХ веке как веке масс. Горького тоже пугала грядущая угроза дегуманизации, попросту, расчеловечивания избранников Луны, единственно разумных существ… Вчерашние рабы опять не справились со свободой, сами снесли ее на погост, сплясали на ней ритуальный танец, взывающий к «порядку», то есть к диктатуре… Массы сами активно поведутся на мировые войны, Освенцим-Биркенау, раскулачку и ГУЛАГ, Хиросиму и Нагасаки, холодную войну и гонку вооружений.

В спектакле действительно карнавал рабов. Горничная Поля – актриса Ольга Саханова – так органична в образе подъедающей за хозяевами холопки. Яркая пластика и отточенная линия актрисы просто завораживают.

Слева направо: Поля (Ольга Саханова) и Анна (Галина Дарешкина). Фото Игоря Подгорного
Слева направо: Поля (Ольга Саханова) и Анна (Галина Дарешкина). Фото Игоря Подгорного

Это спектакль о тупиковом предчувствии Горького. Высыхает ласточкина слюна, которая держит гнездо человечье. Гибнет семья. Все и так хрупко, а тут еще грядущая буря. Главная атомная бомба ХХ века попадет в семейный уклад.

Первое действие так и называется – Железнов. Красивый мужчина (Евгений Терских), в которого когда-то влюбилась Васса. Она была нормальной женщиной, способной любить и рожать. Актриса Виктория Федорова играет не женщину, а натянутую струну, которая все-таки не выдерживает и лопается.

Хочется крикнуть «браво!» художнику по костюмам Фагиле Сельской. Васса одета в платье, скрывающее словно кожаной броней ее женское чрево. В этой женщине все мертво, убито. И не только потому, что муж пил и бил. Время заковало ее в эту непробиваемую броню. Муж, а потом и Васса умирают на роскошном диване, который можно смело вписать в действующие лица как олицетворение роскоши и накопительства.

Васса (Виктория Федорова) и Сергей Железнов (Евгений Терских). Фото Игоря Подгорного
Васса (Виктория Федорова) и Сергей Железнов (Евгений Терских). Фото Игоря Подгорного

На что потрачена жизнь этой умной, сильной, властной женщины с говорящим именем Васса (по-гречески «царственная») и с говорящей фамилией Железнова? Эта сложнейшая роль, имеющая опасность замусоленных штампов, сыграна Викторией Федоровой блестяще. Красивая, но бесполая, статная, но по-своему страдающая, цельная, как гештальт. Актриса держит себя, лицо, фигуру, руки в едином рисунке. На мой взгляд, этот спектакль позволяет сказать, что у нас есть большая актриса, а роль Вассы безусловное развитие для нее.

Всегда ищу ключ для понимания спектакля в живописи. Есть загадочная картина Эдгара Дега «Интерьер. Изнасилование», о которой спорят уже почти полтора века. На картине изображен удивительно похожий на артиста Евгения Терских мужчина, застеленная односпальная кровать, раскрытый чемодан, лампа, полумрак, сгорбленная женщина, лежащий на полу ее корсет. Васса напоминает мне такую душевно мертвую женщину, пытающуюся сохранить уклад семьи и капиталов. Муж и желтый дьявол убили ее, совершили насилие над ней.

Дега хитрил, уверяя, что не имел в виду насилие, а просто экспериментировал со светом в поисках вечернего полумрака. Художник по свету Константин Никитин использует полумрак в стиле Дега. Все время речь идет об ужине, действие происходит вечером. Но сесть за стол, спокойно, по-семейному попить чаю, не могут. А нет уже семьи. Ощущение вечернего света подчеркивает закат семьи и грядущий трагический конец.

На мой взгляд, сценограф Игорь Капитанов нашел верные ходы в решении основной идеи: в центре сцены ворота – подобие клетки и фальшивые цветы в вазонах, которые все время переставляются. Образ мертвых цветов. Сейчас эти вазоны тоже в моде…

У режиссера Сергея Стеблюка второе действие как вторая рельса для поезда, идущего к пункту назначения «Расчеловечивание». И эта вторая рельса – революционерка Рашель (актриса Галина Пелевина). Она приехала за сыном. Но это ложь самой себе. Какой там сын! У нее на первом плане дело – революция.

Такие рашели, арманды, цеткины, коллонтаи действительно будут предлагать сбросить с корабля истории семью. Они будут требовать права женщины выбирать себе сексуального партнера, которого утвердит коллектив, предложат идею воспитания детей в специальных детдомах, будут настаивать и преуспеют в домах коммунистического быта (без ванн, кухонь) – всё это надо делать в коллективе. Весь ХХ век семья будет испытывать натиск разрушения. Сейчас этот процесс достиг апогея. Все разъехались по разным континентам, перессорились из-за собственности, сидят за мониторами, не общаясь, да и желтый дьявол довлеет как никогда.

Сергею Стеблюку со своей командой и с ансамблем актеров удалось сделать злободневный спектакль. И правильно. Театр – не антиквар, просто любящий старую классику. Ее надо оживлять.

Что сказали бы Чехов и Горький, если бы увидели нас сегодняшних? Чехов, наверное, отвернулся бы к стене и спокойно произнес опять: «Ich sterbe». Более ударостойкий Горький переписал бы «Вассу» (в тридцатые годы уже переписывал). Но дал бы, наверное, ей другую говорящую фамилию – Гаджетова.