Конкурс короткого рассказа «Сестра таланта»

Не плачь по мне, Аргентина!

sestra_ logotip– Всё…я готов. Можем начать записывать.

–  Хорошо.

– Три, два, один. Запись пошла…

– Когда в июне 1951 года, аргентинской осенью, я оказалась в Буэнос-Айресе, я испытала странное ощущение. Как это быть в другом полушарии. Где ходят вниз головой, где все наоборот… зима – летом, осень – весной… Уже когда мы подлетали, погода за бортом заметно изменилась. Всё вдруг окрасилось в серый. Спускаясь по трапу, на мгновение я подняла глаза и увидела плотные наслоенные друг на друга тучи готовые вот-вот изойтись дождем. Забрав багаж, я села в такси и через десять минут была в забронированном номере небольшого мотельчика. Казалось, в нем не было никого, кроме меня и молодой пары персонала. В номере было темно, я раздвинула плотные занавеси, стало светлее, открыла дверь, ведущую на прикрытый козырьком балкон, и вышла. Дождь лил не переставая. Я заварила кофе, достала нужные мне листы из дорожной сумки и села за столик на балконе. В Аргентину меня привела моя журналистская работа, хотя я более уверена, что это была Судьба, но я не знаю этого наверняка, просто по прошествии времени мне кажется именно так. 1 июня 1951 года, в два часа пополудни, я взяла интервью у Хорхе Луиса Борхеса. Подтверждение тому – запись в моем дневнике. Мне было 22 года, я изучала в университете зарубежную литературу и подрабатывала в литературной газете. Борхесу был 51 год. Я знала, так мне казалось, кто мой собеседник.

 

Солнце озаряет город. Пахнет пылью, прибитой к дороге, в центре города много людей и транспорта. Борхес жил в доме на улице Майпу, неподалеку от пешеходной Флориды, средоточия буэнос-айресского космополитизма. Даже солнечным днем в квартире царил полумрак, дверь отворилась, появился Борхес.

Кипа бумаг с вопросами, фактами биографии, рассказами, но все пошло полной импровизацией… один из сотен разговоров с великим Борхесом, и тот очень напоминает набросок разговора, нежели саму беседу.

 

– Вы очень критичны к себе. А каким был ваш первый вопрос Борхесу?

– Верит ли он в Бога. Но коротко отвечать он не стал. Сказал, что хочет поговорить.

– Когда вам говорят, что вы аргентинец, вы всегда поправляете, что вы «портеньо». Расскажите, что значит «быть портеньо»?

– Быть портеньо – это значит быть жителем этого парадоксального портового города, выстроенного спиной к океану. Здесь как нигде чувствуешь, что мир непоправим.

– «Спиной к океану… звучит интересно, то есть как бы созерцая самого себя…

– Именно.

– Сеньор Борхес, доктор Фрейд предположил, что все мы родом из детства. Каким вы были в 6-7 лет?

– С самого моего детства, когда отца поразила слепота, у нас в семье молча подразумевалось, что мне надлежит осуществить в литературе то, чего обстоятельства не дали совершить ему. Не знаю, соглашаться ли с Фрейдом, потому что иногда мне кажется, что я вообще не изменился. Всегда знал, что судьба моя будет связана с литературой.

– Когда мне было 7, я играла в куклы и была вполне себе беззаботным ребенком. И, кстати, очень любила кривляться перед фотоаппаратом. Папе его подарили друзья. Назывался «Фотокор №1».

 – Я не удивлен. Уверен, вы и сейчас отлично получаетесь на снимках. Молода и прекрасна, что тут еще добавить?

 

Он опять улыбнулся, а я смутилась тогда, наверное, в тысячу раз больше, чем когда впервые поцеловала будущего мужа. Но самое удивительное это то, что мне стало очень легко беседовать с Борхесом.

 

– Сеньор Борхес, если бы была возможность, на каком дне вам бы захотелось задержаться чуть дольше?

– Мне бы хотелось задержаться чуть дольше на этом дне 1951 года.

 

Мы закончили на том, что нужно встретиться еще раз. Но я так и не набралась храбрости позвонить ему. Вчера, перед нашим с вами интервью, сорок лет спустя, я слушала кассету с записью того дня. Мой голос звучит странно. Слышится бормотание Борхеса: «А кто знает, есть ли время или нет его?». Я улыбнулась. Пленка поизносилась, я бережно разобрала кассету и вставила ленту в другой корпус. Я хочу спасти голос Борхеса….и я начала писать… о нем. Я взглянула в окно, а за ним, как и сорок лет тому назад, идет дождь.

 

– Знаете, слушая вас, меня не покидало ощущение, что вы отделены от меня какой-то занавесью. Вы так близко и, одновременно, далеко. Фантастично, в духе Борхеса, не правда ли?

– Знаете, с Борхесом я так и не увиделась, но зато однажды обедала с Адольфо Бьой Касаресом, его лучшим другом. Сухощавый, изящный, он твердо держал меня под руку, зная о моей беседе с Борхесом, он начал импровизировать фантастический рассказ в духе тех, что в свое время они вместе писали. «Ты, – говорил Бьой, – спала у себя в Москве, на своей постели, и тебе снился сон, что ты сидишь в кафе в Буэнос-Айресе с Бьой Касаресом, другом Борхеса, и говоришь с ним о танго, о Буэнос-Айресе, о Борхесе. Но вот позвонил Будильник Судьбы, и ты проснулась – за окном Москва, а в кармане юбки… смятый счет из аргентинского кафе, выписанный на имя хранителя и читателя книг Дальмана…»

 

Так была я в Буэнос-Айресе или не была?..