Культурный работник
Однажды внучка Тамары Григорьевны Юфа привела к ней домой свою подружку из зажиточной семьи. Тогда, в 90-е годы, в квартире одноклассницы был сделан сногсшибательный ремонт. Девочка с изумлением смотрела на стены и скромное, но оригинальное убранство квартиры знаменитой художницы, а потом сказала: « У нас дома евроремонт, а у вас дома – как в Эрмитаже!»
Мне не раз приходилось бывать в мастерской народного художника Карелии Тамары Григорьевны Юфа. Увы, с мастерской она вынуждена была расстаться. Автор замечательных книжных иллюстраций, известных по всей России, рассказывает:
— В ту пору, когда главой республики был Сергей Катанандов, художники в возрасте и со званиями были освобождены от платы за мастерские. Потом всё изменилось, платить стало трудно, да и от дома далековато, добираться не так-то просто.
Тамара Григорьевна с теплотой вспоминает, как однажды мэр Сергей Катанандов прошелся по мастерским художников, чтобы посмотреть, как и чем живут местные художники.
Среди тех квартир, что поразили мое воображение, наряду с жилищем моего дядюшки на канале Грибоедова в Петербурге, удивило необычное пространство дома профессора-философа Юрия Владимировича Линника и, конечно же, особенная обстановка у Тамары Юфа. Как много интерьер говорит о человеке! Внимательному гостю он может многое рассказать о ее хозяине. В доме Тамары Григорьевны всё сделано в соответствии с ее художественным вкусом и пристрастиями.
— Во мне с детства живет чувство красоты, — говорит художница и поясняет: — У всех разное представление о красоте. Это так же, как если кому-то люб и дорог один человек, а другой в нем ничего не находит.
Тамара Григорьевна как-то рассказывала, что с тех пор, как появилась у нее квартира, каждую неделю, когда приходило время уборки, она делала перестановку.
— Сейчас уже не могу так часто двигать мебель, — улыбается она, — но иногда все же поддаюсь этой стихии перемен.
Так и представляю, как хрупкая Тамара Григорьевна толкает свои шкафы и шкафчики и перетаскивает горы книг, и всё это лишь для того, чтобы было красиво. Художнику просто необходимы это чувство обновления и яркие ощущения.
В последние годы Тамара Григорьевна живет почти затворнически. Уединение для нее настоящая отдушина. Ее редко можно увидеть на вернисажах, ей претят шумная толпа и суетность и покойно в своем уютном гнезде, где каждая вещь на своем месте, чем-то дорога.
Мы сидим в комнате среди картин, роскошных портретов русских красавиц, множества книг (Бунин, Толстой, Цветаева, издания по искусству), среди мелких, чудных и милых вешиц: раковины, камни, стекло, фотографии… Как выбросить эти удивительной формы пузырьки из-под духов? Это же невозможно! А эту прекрасную металлическую вазу ей подарил ее друг, армянский художник. Это память о нем. До сих пор на одной из стен висят календари с шедеврами великих живописцев. Вот дивный портрет кисти Венецианова. Когда-то их привез к ней в дом удивительный Савва Ямщиков, которого уже нет в живых.
— А что особенно дорого для вас? — спрашиваю собеседницу. И с удивлением вижу, как Тамара Григорьевна находит среди множества всяких предметов и берет в руки небольшой обломок кирпича. Правда, даже с виду он такой отточенный, что ли, крепкий.
Оказывается, в 90-е годы она подобрала его во время экскурсии в московском Кремле. Там в это время шел ремонт стены. Она увидела этот небольшой обломок и взяла его на память. И очень дорожит им, подобные кирпичи делали у них в Ельце.
Красная площадь – особенное место для нее, своего рода сердце ее России. Ее сердце тоже принадлежит России. Неслучайно имя Тамары Юфа знает целое поколение советских людей: в то время издательство «Карелия» огромными тиражами выпускало детские сказки с рисунками Тамары Юфа. «Знаешь, Томка, — как-то рассказывал ей фотограф Семен Майстерман, — как ни приеду куда-нибудь в России, из всех карелов только тебя и знают по твоим книгам!».
Вот на полке среди хрустальной посуды, к которой она совершенно равнодушна и никогда сама ее не покупала, куклы в японских ярких кимоно.
— Я в куклы играла все детство и даже на первом курсе училища, — признается художница.
Она всегда придумывала и шила их с самозабвением. А к Японии у этой красивой женщины особое отношение и любовь. На стуле около дивана старая и весьма потрепанная книжечка стихов Алексея Толстого. Сегодня утром, проснувшись рано, Тамара Григорьевна читала его стихи.
— Без стихов я не живу, — ее узкая кисть, по которой писатель Дмитрий Балашов когда-то предположил, что молодая Юфа дворянских кровей, ложится на книгу, — каждый день достаю любой томик наугад…
Один из портретов – репродукцию мадонны — она привезла из Венгрии. Другую подарил Ямщиков. А вообще-то у нее на стенах нет оригиналов, с юности Тамара предпочитала репродукцию шедевра оригиналу неизвестного полотна. Другое дело, что раньше и репродукций-то не было, не то что теперь. Вот и везла отовсюду, где можно было их купить.
Тамара Григорьевна всегда была равнодушна к золоту. «Я медное или серебряное колечко всегда предпочту золоту», — роняет она. И в доме у нее нет дорогих вещей. Для нее самое дорогое книги, или кувшин розовый, купленный когда-то на Невском за 7 рублей. Настоящее украшение дома!
В доме художницы есть уголок – маленькая комнатка метров десять, святая святых художницы, где мало кто бывает. Здесь она работает, сейчас — над новыми образами для сказок Топелиуса. А еще здесь ее скромный иконостас.
— Знаете ли, что Виктор Пархоменко скончался? — спрашивает меня. – Молюсь о его упокоении, я его знала…
В доме нашей самой знаменитой карельской художницы и в самом деле как в Эрмитаже. Откуда ребенку было знать, что слово эрмитаж в переводе с французского «место уединения, келья, приют отшельника, затворничество». Здесь, как в настоящем Эрмитаже, живет дух искусства и красоты.
Фото автора
Р.S. Тамара Григорьевна предпочитает, чтобы ее не фотографировали, поэтому ее и нет в кадре.
