Главное, Культура

Ни слова в простоте

"Три сестры" в Национальном театре РК. Фото Виктора Давидюка

 

Все говорили так громко и «театрально», что в какие-то моменты хотелось крикнуть из зала: «Предлагаемые обстоятельства!».

Одной из премьер этого года стали «Три сестры» в Национальном театре Карелии. Мы публиковали отклик Бориса Гущина, который считает, что «спектакль получился все-таки чеховским, в чем-то по современному спорным и остро захватывающим». Теперь знакомим вас с другим мнением — питерского театроведа.

 

Возвращаясь из путешествия на Соловки, мы решили  на пару дней задержаться в Петрозаводске. Если у тебя театроведческое образование, то первое, на что ты обращаешь внимание, – репертуар местных театров. Я решила расширить свой театральный горизонт и посетить один из петрозаводских театров. Мой выбор пал на  Национальный театр РК, где давали «Три сестры» Антона Павловича Чехова. И действительно, чего ещё желать театроведу? В таком спектакле и труппу видно, и режиссёра, и постановочную культуру театра. Сказано – сделано. В 18.45 такси высадило нас у прекрасного современного здания со стеклянным эркером, выходящим на центральную площадь города.

Театр был уж полон. Полон тинейджерами, делающими селфи на фоне портретов артистов, весело галдящих, жующих жвачки и не особо обращающих внимание на учителей, которые с обречённым видом пытались направить в культурное русло эту молодую пенящуюся массу. Обычных зрителей практически не было.

Но вот был дан третий звонок. Погас свет, и спектакль начался. Или началось то, что должно быть спектаклем, но по сути своей им не является.

Что же такое спектакль? Об этом знает любая энциклопедия: «Спектакль, как произведение искусства,  характеризуют  режиссёрское решение, способ существования, принцип ансамблевости, предполагающий согласованность игры всех исполнителей и обдуманное использование выразительных средств. В современном драматическом театре созданием спектакля, в соответствии с собственным замыслом, руководит режиссёр-постановщик, объединяющий усилия всех участников постановки; режиссёрский замысел конкретизируется в работе с художником и композитором». Ни одного из вышеперечисленных признаков в происходящем на сцене я не нашла.

Всё время, проведённое в зале,  я силилась понять: а зачем режиссёр взял это произведение для постановки? В чём, так сказать, «мэсэдж»? О чём он хочет рассказать  залу, громоздя друг на друга постановочные нелепицы? Я так и не смогла ответить на этот вопрос. Может быть, в силу собственной ограниченности. Но ограниченность ограниченностью, а  как быть со всем остальным?

Я говорю об очевидных элементарных вещах, свидетельствующих о классе или полном отсутствии такового у постановщика. Например, несколько сцен спектакля вынесено в зрительный зал. Решение не новое, но  вполне может быть, если оно оправданно. Для чего это сделал режиссёр? Может, он хотел разделить способы существования, и на сцене актёры существуют так, а в зале иначе? Нет. Такого нет. Может, он хотел разрушить четвёртую стену, и актёры общались со зрителем? Нет. Ни в коем случае. Актёры старательно прятали глаза. И не только те, что выходили в зал, но и те, которые были на сцене. Может, наконец, это понадобилось для построения смысловых мизансцен, наталкивающих нас на разгадку тонкого режиссёрского замысла? Нет, нет и нет. Актёры просто выходили в зал.

Хотя слово «просто» здесь не подходит. Ни слова в простоте на этом спектакле сказано не было. Все говорили так громко и «театрально», что в какие-то моменты хотелось крикнуть из зала: «Предлагаемые обстоятельства!». Тайные ли объяснения в любви, ночные ли разговоры, светская ли беседа… Всё — громогласно. Так, чтоб в гардеробе было слышно.  Нет, конечно, случались некоторые проблески приличного актёрского существования, но они тонули в общем безумном грохоте.

Наверное,  громкость —  это единственное, что объединяло артистов в спектакле, поскольку о едином способе существования можно было и не мечтать. Громогласный Вершинин, существующий в традициях классического театра времён Расина;  Андрей, пытающийся работать в эстетике психологической драмы, эксцентричный Федотик, без остановки улыбающийся Тузенбах,  клоун Солёный…  Короче, кто в лес – кто по дрова. Может быть, эклектика – это режиссёрский приём? Может, режиссёр осмысленно хотел показать разницу между этими людьми и поэтому они так существуют? Тоже – нет. Ведь такие разные герои,  как Маша и Наташа существуют в одной системе координат. Хочу, кстати,  отметить актрис, исполняющих эти роли. Им чаще других удавалось противостоять, скорее всего неосознанно, хаосу, царящему на сцене. Пиком неправды было появление Ферапонта. Очень пожилой артист прекрасной фактуры, которому и делать  ничего не надо, чтобы создать образ старика-сторожа, зачем-то старательно играл (!) старость и глухоту. Не хочу обидеть артистов. Они старались. Это было видно. Но от них здесь мало что зависело, ибо дело артиста  — выполнять требования режиссёра.

Отдельно стоит остановиться на музыкальном ряде и вставных «танцевальных» номерах спектакля. Хореография в драматическом спектакле – сильнейшее выразительное средство, которое должно вскрывать дополнительные смыслы, обогащая спектакль. Здесь же хореография либо иллюстрировала уже известное о персонажах, либо служила связкой между сценами, заменяя режиссёрский монтаж, кстати, тоже являющийся мощнейшим выразительным средством, которым, к сожалению,  даже не пахло в этом спектакле.  Говорить уж о том, что хореография должна быть логично рождена способом существования и решением спектакля здесь просто не уместно. Не могу сказать ничего о музыкальных названиях, может, логика использования именно этой музыки там была, я не знаю, но качество звука было отвратительным. Такое ощущение, что использовалась пережатая фонограмма из интернета очень низкого качества. Либо настройка звуковой аппаратуры отличалась редким непрофессионализмом.

Свет и эффекты. Плоский неизобретательный свет, Банально используемый дым, смешно шумящая снег – машина, перекрывающая музыку.

И ещё один вопрос, который всё время мучил меня: какова целевая аудитория этого спектакля? Для кого он?  Старший школьный возраст? Но тогда почему некоторые сцены решены как сексуальный акт на бильярде или эксгибиционизм? Может, спектакль для взрослых? Но тогда почему полный зал детей? Ни для тех, ни для других. Спектакль ни для кого. Я не ханжа и считаю, что в театре возможно всё. Имело бы смысл… Смысла, на мой взгляд, во всём этом не было.

В какой-то момент я решила узнать, кто режиссёр этого спектакля. Откуда он? Удивлению моему не было предела. Спектакль поставил главный режиссёр театра. Главный режиссёр – это человек, определяющий художественную политику театра, формирующий репертуар, воспитывающий и развивающий труппу.

Апофеозом вечера были слова старшеклассницы, обращённые к своей подружке: «Ну и мутота! Лучше десять рефератов написать, чем в театр идти. Я чуть не сдохла».

Вы спросите у меня: «Неужели совсем ничего хорошего»?  А я отвечу: Ну, почему же?! Хорошие деньги, которые тратятся на всё это. На содержание здания, зарплаты труппы, персонала и главного режиссёра, который ставит спектакли по классическим пьесам. Спектакли, которые надолго оттолкнут молодёжь от театра.

P.S.  Петрозаводск театральный огорошил меня.  Я попыталась найти в прессе критические статьи за прошлый сезон… Нашла. Критическими их назвать трудно. Почти все сводятся к мысли «Боже, это прекрасно!». Страшно думать о том, что подобная безнаказанность может натворить в театрах города. Что это? Трусость журналистов? Или просто махровый провинциализм в самом плохом смысле этого слова? Такой же, как в театре.

На снимке вверху: «Три сестры» в Национальном театре РК. Фото Виктора Давидюка

 

Елена ПетроваОб авторе. Елена Евгеньевна Петрова окончила театроведческий факультет СПбГАТИ, работает в книжном издательстве, живет в Санкт-Петербурге. Активный театральный зритель.