Культура

Неформатный Александр Митенев

Фото КГФ
Александр Митенев на сцене Карельской госфилармонии

Впервые в Карелии танго исполнили  на легендарном бандонеоне.

 

В Буэнос-Айресе есть необычный монумент – памятник танго, одному из главных символов Аргентины. Необычность его в том, что скульптура изображает бандонеон, без тембра которого танго немыслимо.

В Петрозаводске танго звучало неоднократно. Но ни разу в столице Карелии его не исполняли на легендарном бандонеоне. Случай услышать «голос аргентинского танго» представился 16 ноября: абонемент № 10 «Музыкальная среда» открыл концерт с участием Александра Митенева, первого в России исполнителя на бандонеоне.

В беседе за чашкой кофе Александр рассказал о появлении бандонеона в его жизни, об отношении к лестным титулам, которыми его с удовольствием награждает российская пресса и о многом другом.

– В Петрозаводск вы приехали с Тринидадских островов…

Я был приглашен Фондом «Heroes Fondation». Был собран международный состав оркестра: европейские музыканты высокого уровня и местная молодежь. Возглавил его маэстро Куами Райн, главный дирижёр симфонических оркестров Бордо (Франция) и Баварии (Германия).

 – Просто невероятно, как теперь можно поехать на гастроли практически в любую точку мира!

С этой поездкой вообще получилась целая интрига! Месяц назад позвонил незнакомый мне маэстро и пригласил принять участие в проекте «Tango in Trinidad». Я мгновенно согласился, однако сообщил ему, что мне нужно за 24 часа между 11 и 12 ноября – против движения земного шара вокруг своей оси – попасть в Петрозаводск. Прямого рейса «Тринидад-Петрозаводск» пока нет (смеется), и я обещал подумать над тем, как мне это сделать. А дирижер, как типичный европеец, сразу осознал, что это невозможно и не стал меня ставить в известность, что пригласил другого кандидата – аргентинского музыканта. Я же связался с Петрозаводском, обсудил варианты, и Карельская филармония пошла мне навстречу. Звоню дирижеру, и он был настолько потрясен моим сообщением, что посчитал нужным свернуть с автобана и припарковаться: ему предстояла задача расставить все на начальные позиции и извиниться перед моим коллегой из Буэнос-Айреса.

Проект «Tango in Trinidad», несмотря на отсутствие у организаторов опыта проведения крупных музыкальных событий, оказался профессионально организованным, с очень «вкусной» программой – музыка Астора Пьяццоллы и Арво Пярта. Стоит ли соблазнять нашего читателя рассказами о том, что репетиции концерта перемежались с купанием и подводной охотой на коралловых рифах Карибского моря…

 

– Вы действительно пошли в музыкальную школу потому, что вам обещали собаку? Это правда?

Истинная правда. Я не очень хотел заниматься музыкой. Но папа – он петербуржец в пятом поколении по бабушке – считал музыкальное образование обязательным условием воспитания мальчика, тем более, что сам в молодости играл на кларнете и саксофоне, был грозой Петроградской стороны, имел джаз-банду, играл в военном оркестре, участвовал в парадах.

Ощущение того, что я хочу стать музыкантом, проснулось у меня не сразу – а лишь когда я начал играть в ансамбле. Я считаю, что в музыкальной школе дети должны как можно раньше начинать музицировать в ансамбле. В большинстве случаев именно в эти моменты рождается желание поделиться своим маленьким детским искусством с товарищами, и через это чувство рождается любовь и понимание того, что ты делаешь.

И еще любопытный факт. Бабушка работала в сети «Союзпечать», и оттого в ее комнате была большая коллекция грампластинок. Мне представлялось небесполезным слушать эти пластинки и разворачивать при этом динамики во двор, чтобы мои друзья, играя в футбол, прослушивали симфонии Бетховена и Чайковского.

 

– Как в вашей жизни появился бандонеон?

У меня были замечательные педагоги. Пожалуй, самым важным учителем в моей жизни был Николай Александрович Кравцов, профессор Санкт-Петербургского университета культуры и искусств, изобретатель уникальной авторской клавиатуры аккордеона. Я посчитал важным начать издалека, потому что Николай Александрович обозначил веху в культуре звука, которой должно владеть аккордеонисту и передал мне основательный музыканский опыт. Можно сказать, что музыкантом я стал благодаря его школе.

Конечно, в годы учебы, познавая академический репертуар, хотелось играть новую музыку, современную музыку в новых ритмах – Пьяццоллу, Гальяно, Ренцо Руджери… Часто я просил Николая Александровича дать мне поиграть что-нибудь современное. А он отвечал: «Еще рано, тебе надо сперва освоить расходящиеся гаммы терциями и секстами во всех двадцати четырех тональностях».

С грехом пополам я окончил университет и… принялся снимать документальное кино. Однако кто-то говорил, что после двадцати лет музыка уже не отпускает, вот и меня не отпустила. Пару лет поработав в кино, я вернулся в профессию. В 2004 году, будучи в Стокгольме, играя «на шляпу» на улице у Королевского дворца (король там играл на флейте, а я на аккордеоне), у одного заезжего немца увидел бандонеон. На все заработанные за лето деньги купил свой первый «бандик»… Потом был второй. Теперь – третий, самый лучший инструмент самого лучшего мастера – Хартенауэра, его сотый, юбилейный бандонеон.

Он у меня с 2008 года – уже четыре года. Мне очень повезло с этим инструментом, я собираюсь его холить и лелеять. Надеюсь, что он прослужит мне очень долго, и, может, потом кому-нибудь еще…

 

– Сколько требуется времени, чтобы освоить бандонеон?

Если уши хорошие, то первые шаги можно совершить довольно скоро. Но немногим позже возникает ощущение, что, занимаясь самообразованием, ты быстро достиг потолка. Требуется мастер, который подскажет, в какой манере играть танго. С одной стороны, ты, конечно, учишься по записям, по игре выдающихся музыкантов, с другой – ты их не видел, не жил рядом с ними.

Для меня учителями стали музыканты Королевской Академии музыки в Роттердаме, музыканты «Gotan Project», Густаво Бейтельманн, Виктор Виджена, артисты «Sexteto Canyengue». Пару лет я занимался как проклятый, спасибо родителям, что кормили…

 

– Внешне бандонеон – очень удобный инструмент. Он всегда так выглядел?

В 1849 году изобретатель Генрих Банд привез на выставку в Париже свой новый инструмент в его примитивном виде – о 44 кнопках. Как гласила реклама, это была «существенно усовершенствованная модель аккордеона», инструмент был более похож на концертино. Поздние мастера стали добавлять новые тоны, и клавиатура стала «обрастать» по краям… Думаю, что они добавляли новые кнопки по наитию – вряд ли все мастера владели органной и фортепианной клавиатурой… Поэтому и случается так, что ноты до-диез первой октавы и си третей октавы на бандонеоне – соседние звуки. Но как мастерам было удобно, так они и делали.

Знаете, что мне больше всего нравится в бандонеоне? Во-первых, он помещается на верхней багажной полке в самолетах, во-вторых, техническая эволюция бандонеона (в отличие от того же аккордеона) закончена, окончательно решен вопрос регистров. В начале XX века производители бандонеонов провели конференцию и договорились об общепринятых раскладках клавиатур.

 

– Возраст инструмента имеет значение? К чему ближе бандонеон – к струнным, которые с годами, как вино, ставятся только лучше или к духовым, которые смертны?

Он тоже долгожитель. Очень хорошими инструментами считаются довоенные бандонеоны… Как-то одна из журналисток написала о моем предыдущем инструменте, что «инструмент Александра Митенёва был создан в год, когда к власти пришел Адольф Гитлер». И это правда. На нем, быть может, играл какой-то солдат вермахта… Вообще вместе с нашей армией в Россию попало много бандонеонов. Но наши баянисты и гармонисты не знали, что с ними делать, поэтому инструменты все еще прячутся по чуланам. Время от времени в той или иной семье всплывает ценный экземпляр.

 

– Вы по образованию не только аккордеонист, но и дирижёр. Петрозаводск увидел вас в обеих ипостасях. Вы часто выступаете в одном концерте и как солист, и как дирижер?

Да, частенько. Но концерт в Петрозаводске отличает масштаб состава оркестра. Не скрою, что управлять коллективом такого состава непросто, особенно учитывая характер вашего оркестра.

 

– В прессе у вас много титулов: «звездный мальчик», «единственный в России бандонеонист», «Пионер российской танго-эстрады». Как вы относитесь к этим словам?

Давайте посмотрим на это с другой стороны. Хочу обратить ваше внимание, что я с 2001 года безработный. Я совершенно не форматный музыкант, в этом есть и хорошие стороны, и минусы. С одной стороны, я не могу работать в симфоническом оркестре, но в то же время мне повезло играть в качестве солиста с замечательными музыкантами… Так вот, если смотреть от противного, то, по сути, титулов-то нет. Я никто! Меня даже не приглашают на городские праздники в моем родном провинциальном городочке Гатчине.

 

– Кто-то сказал, что хотя технологии создания танго описаны в словарях, аргентинское ухо не опознает танго как таковое, если оно создано не аргентинским композитором. Это до сих пор так?

Как говорил Густаво Бейтельманн: «Танго – это венская классика». И этим все сказано. А что касается разделения аргентинцами танго на подлинное и неподлинное, того разделения, от которого так страдал Астор Пьяццолла, оно, конечно, есть. Но при этом родившееся в Буэнос-Айресе танго давно стало достоянием мировой культуры. Это скажет русский, финн, американец, японец, это скажет ЮНЕСКО.

 

Полный текст интервью на сайте Карельской государственной филармонии