Культура

«Большое видится на расстояньи…»

Александр Белобородов (1948 - 2016)
Александр Белобородов (1948 — 2016)

К 70-летию со дня рождения композитора Александра Сергеевича Белобородова вышла из печати книга Владимира Стачинского «Образно-ассоциативное пространство симфоний Александра Белобородова».

Во вступительной статье к монографии Владимир Гуревич, член Союза композиторов, профессор Санкт-Петербургской консерватории, вспоминает Александра Белобородова. Публикуется с разрешения автора.

 

Обложка книги. Дизайнер Илья Растатурин
На обложке книги Александр Белобородов (справа) и Владимир Стачинский. Дизайнер Илья Растатурин

Предлагаемая вниманию читателя работа посвящена симфониям Александра Сергеевича Белобородова. Теме, казалось бы, частной. Но — и очень большое «но» — труд Владимира Ивановича Стачинского позволяет обратиться к анализу опусов мастера, внесшего несомненный и, увы, до сей поры адекватно не оценённый вклад в развитие отечественной композиторской школы в целом и в эволюцию её симфонической ветви в частности. А значит в итоге дать этому художнику ту оценку, которую он в действительности заслуживает.

Вначале о личном.

…С Александром Сергеевичем Белобородовым мы были знакомы четверть века. С начала 1990-х. Будучи ровесниками, мы начали тогда нашу «карьеру» в руководстве Союза композиторов России, куда нас вовлёк ставший его руководителем Владислав Игоревич Казенин. В 1995 году автора этих строк избрали председателем ревизионной комиссии СК, спустя пять лет председатель СК Карелии А.С. Белобородов стал секретарём творческого союза.

Тогда спорадические наши контакты превратились в постоянные. Притом меньше всего общались мы поначалу на художественные темы. В основном все наши разговоры и порой словесные баталии вращались вокруг Дома творчества композиторов «Сортавала». Долгая история его принадлежности, затянувшаяся на добрых 15 лет, претерпела немало трансформаций, пока, наконец, более или менее завершилась, и Дом творчества остался всероссийским достоянием. Александр Сергеевич пытался всеми силами, с одной стороны, соблюсти интересы своего региона, а с другой, не изменить общероссийскому делу. Именно тогда, в процессе общения с ним, мне пришлось многократно убеждаться в глубокой человеческой порядочности Белобородова, бескомпромиссного в критическом отношении к власть имущим — и шедшего, несмотря ни на что, на компромиссы ради сохранения единства нашего Союза. Вот тут мы с ним сошлись. И я знал, что в самые сложные моменты жизни СК могу обратиться к нему, поругаться с ним, потом помириться, поговорить начистоту — и прийти к общему мнению, к общей позиции.

Особенно близкими наши контакты стали после 2010 года, когда мы оба оказались секретарями СК, отвечавшими за Северо-Западный регион России. Белобородов пристально интересовался жизнью композиторских организаций этого региона, постоянно перезванивался и переписывался с их руководителями, рекомендовал, требовал исполнения произведений своих коллег-соседей в разного рода фестивалях — и порой добивался своего. Характер у Александра Сергеевича был непростой, мог и что-то резкое сказать. Но за его экспрессивностью всегда стоял живой музыкантский интерес к искусству других композиторов и исполнителей. Он с радостью делился впечатлениями от услышанного, в выражениях иногда даже чересчур восторженных. Каким он никогда не был — нейтральным арбитром, мэтром, вещающим истины в последней инстанции.

Несомненно, особое место в его жизни занимала консерватория. Сорок три года он отдал своему вузу. Приехав из Перми, Белобородов стал не просто патриотом Карелии и карельского искусства. В духе самых высоких традиций русской культуры он проник в глубинную сущность свое-образного языка северного народа, его духовных традиций, его фольклора. Как верно писала И.Н. Баранова, «неуклонное движение языка профессиональной музыки сообщает безграничность поиска в освоении фольклора, тем более что само «открытие” народного музыкального искусства также находится в активном становлении»[1].   Белобородов шёл по пути этого поиска неуклонно, целеустремленно, стремясь не к внешнему «фольклоризаторству», а ко всё более глубокому и тонкому воплощению национального начала в оригинальном композиторском преломлении.

Собственно, уже в композиторском классе А. С. Лемана он усвоил постулаты, зиждившиеся на приоритете высокого профессионального мастерства, рационального подхода к ремеслу, соединённого с творческим вдохновением. Исключительная самокритичность Белобородова, заставлявшая его до изнеможения корректировать уже готовые опусы, и проистекала из его принципиальных установок: ничего не делать «с кондачка», поддаваясь магии первоначального самоощущения. Потому он и создал не так много сочинений за полвека работы.

Прекрасно владея техникой композиции, Белобородов мог писать в любом стиле. И делал это с большим мастерством. Но вот чего он себе никогда не позволял — гнаться за модой. Неважно какой — тональной или атональной, додекафонной или минималистской. Он во всём пытался «дойти до самой сути», разобраться во внутреннем смысле каждого своего шага. Сомневался, мучился по каждому, порой не самому значительному поводу. Помню, как он волновался, оркестровав 24 прелюдии Д.Д. Шостаковича для трио флейты, кларнета и фортепиано, говорил мне: «Старик, понимаешь, я тут такое натворил, самого ДД переработал. Страшно». А получилось замечательно, ей-богу, по-своему не хуже знаменитых цыгановских обработок этих прелюдий для скрипки с фортепиано.

Тщательная подготовка к сочинению, предварительный процесс занимали у Белобородова порой не месяцы, а годы. Только накопив материал, внутренним слухом своим пропустив этот материал через душу и сердце, Александр Сергеевич приступал к фиксации музыки на нотных листах. Партитуры его хранят пометы автора, запечатлевшие его сомнения в верности тех или иных решений. Сомнения не от неуверенности в своих силах, а, напротив, от обилия возможностей, от вариантов, которыми всегда была полна его взыскующая правды и новизны натура.

Монография В.И. Стачинского — рассказ о симфониях А.С. Белобородова. Однако смысл и содержание её — не только в грамотном, чётко выстроенном анализе четырёх композиций. Симфонии карельского мастера — повод для принципиальных выводов, сделанных с помощью фундаментальной системы ассоциаций, включающей характеристику образно-ассоциативного пространства, его интонационно-типологических особенностей. Драматургия симфоний предстаёт как некое целостное воплощение замысла, реализованного композитором в разных художественных вариантах.

Несомненно, важную роль в формировании концепции монографии Стачинского сыграл факт его непосредственного участия в премьерах сочинений Белобородова, каждый раз — в постоянном контакте с автором.  Исполнение под руководством Владимира Ивановича Четвёртой симфонии А.С. Белобородова на IX Всемирном съезде финно-угорских народов явилось одной из кульминаций творческой биографии композитора. Александр Сергеевич называл его «замечательным». И был прав.

…В статье, посвящённой памяти своего учителя — Альберта Семёновича Лемана, Александр Сергеевич Белобородов писал: «Время стирает воспоминания. Иногда кажется, что человек, родственный по духу, так же близок тебе, как ты сам. И это несмотря на то, что можно находиться в разных точках времени и пространства и даже бытия»[2].

Золотые слова, которые в полной мере можно отнести и к памяти об их авторе. Ибо, воистину, «большое видится на расстояньи».

 

Владимир Гуревич, 

доктор искусствоведения, профессор

_________

[1]     Баранова И. О новом преломлении рунического напева в симфонии. В сб. «Александр Белобородов: грани творчества». Петрозаводск, 2013. С. 15.

[2]   Белобородов А. У истоков класса композиции (штрихи к портрету А. С. Лемана) // Александр Белобородов: грани творчества. Петрозаводск, 2013. С. 199.