14 июня мы будем отмечать вековой юбилей знаменитого композитора Гельмера-Райнера Синисало. В карельском искусстве более подходящей кандидатуры на роль genius loci не найти, считает музыковед Наталия Гродницкая.
«Я, композитор, скромную цель своей жизни вижу в том, чтобы музыкой будить в людях добрые чувства, прививать любовь к прекрасному…»
Г. Синисало
В этом году Карелия отмечает вековой юбилей своей государственности. Дата настолько солидная, что праздноваться она должна всем миром, что и предполагалось. Однако вмешавшийся в жизнь планеты коронавирус серьезно изменил намеченные планы: что-то переносится, но у года еще есть временной запас, а потому есть и надежда, что перемещение – не исчезновение и главное должно произойти.
Каждому школьнику известно, что до Октябрьских событий 1917 года представлял собой наш северный край, по сути превращенный в подстоличную Сибирь. И хотя советская власть даже в области культуры наделала много бед, жизнь региона изменилась радикально. Одно из достижений этой власти – раскрепощение, пусть и с определенными ограничениями и под строгим идеологическим контролем, тех богатых духовных сокровищ, которые народ этой земли накапливал и сохранял столетиями. В ХХ веке они стали предметом научного изучения и источником профессионального художественного творчества. Достижения в живописи, литературе и музыке тому прямое свидетельство.
Для музыкантов республики среди славных дат этого года особо выделяется одна – 14 июня исполняется 100 лет со дня рождения выдающегося карельского композитора, прославившего древнюю землю «Калевалы» своими творениями, — народного артиста СССР Гельмера Синисало. Дело, разумеется, не в звании, хотя в советские времена оно было высочайшей оценкой достижений художественного творчества, и среди композиторов национальных республик Российской Федерации единственный, кто его удостоился, был Синисало.
Он не первый в истории композиторской организации Карелии, поскольку, когда она в 1937 году заявила о себе как филиал Ленинградского Союза композиторов, ему было только 17 лет. И в большую музыку он вошел как флейтист в симфоническом оркестре. Но у него были предшественники: Карл Раутио, Рувим Пергамент, Леопольд Теплицкий, заметившие в молодом оркестранте зачатки композиторского дара, помогли ему раскрыть до поры таившиеся возможности творца. Не родись он в послереволюционной России, куда перебрались его родители, выходцы из беднейших социальных слоев Финляндии, вряд ли судьба его сложилась так, как сложилась, хотя и пережить ему довелось немало.
Его отец, Юхо Нестор Стенберг, изрядно хлебнул лиха, став активным участником рабочего движения, за что в итоге на родине был приговорен к смертной казни. Сменив фамилию на более распространенную в стране — Синисало (с ней легче было затеряться), он в 1918 году перебрался в Россию. Не обладая никакой профессией, испробовал себя на разных поприщах, в том числе недолго послужил в Красной армии. Но природа одарила его творческим началом, которое унаследовал единственный выживший из троих детей младший сын Гельмер-Райнер.
В детсадовском возрасте проявились его способности в рисовании, что позже сформировало желание стать художником или архитектором, обнаружилась и явная музыкальность – он по слуху играл на мандолине популярные финские песни и танцы, которые слышал от родителей, любил петь. В 14 лет благодаря случаю в группе дворовых ребят попал в духовой оркестр, где ему была вручена для освоения флейта. Ничего не знавший об этом инструменте мальчик сначала огорчился и даже хотел бросить это занятие.
К счастью, его учителем стал замечательный педагог и классный флейтист, получивший образование в Петербургской консерватории Николай Александрович Солнышков, который сумел привить подростку любовь к инструменту. Более того, обучение пошло настолько успешно, что через год Солнышков посадил его рядом с собой на место второго флейтиста в симфоническом оркестре и в 1935 году заставил поступить в открывшееся в Петрозаводске Театральное училище (ныне Музыкальный колледж имени К. Раутио), которое он окончил в 1939 году.
Далее надо было продолжить образование в консерватории, но этого не случилось: помешали неважное состояние здоровья, вплоть до начинавшегося туберкулеза, и война. Работа в оркестре определила профессиональную судьбу Гельмера, но по-настоящему учиться ему больше не пришлось. Правда, в пятидесятые годы он дважды – в Московской и Ленинградской консерваториях — прошел краткосрочные курсы повышения профессионального композиторского мастерства, где имел возможность общаться с мэтрами советской музыки, о чем впоследствии вспоминал с благодарностью. Но по сути он был талантливым самоучкой.
Желание сочинять музыку прорвалось в нем уже в годы занятий в училище, и это заметил Солнышков, но природная стеснительность приводила к тому, что когда учитель пытался узнать о его композиторской тайнописи, он упорно молчал, а ведь это была бы серьезная и бескорыстная помощь, которой он тогда не воспользовался. Потом пришло сожаление, когда в 1937 году Николай Александрович неожиданно скончался. Это был первый удар судьбы, после которого юноша долго не мог оправиться. Но в следующем году последовал второй – арест отца по доносу, и неправедный суд с формулировкой для родственников «без права переписки», что тогда означало необъявляемую смерть.
Юхо Нестор Синисало был расстрелян в Сандармохе, о чем свидетельствует запись в «Поминальных списках Карелии 1937-1938», составленных Юрием Дмитриевым и Иваном Чухиным. Но об этом жена и сын узнали, только получив в 1959 году документ о реабилитации.
Композиторскому становлению Синисало не просто помогла работа в оркестре, она воспитала его профессиональный вкус. Вслушиваясь в звучание исполняемых произведений русской и зарубежной классики, он невольно в силу природной одаренности постигал законы музыкального мышления. Именно нетленные образцы великих творцов стали тем фундаментом, на котором вырастало его собственное композиторское здание. И он не ошибся, сказав позже: «Симфонический оркестр действительно явился для меня настоящей консерваторией».
На классических образцах он учился и тому, какими могут быть связи с фольклором. Создав немало обработок народных песен, он редко напрямую обращался к ним в своих произведениях. Это в основном была связь опосредованная, когда корневые приметы естественно срастались с собственными находками, что и создавало итоговый результат индивидуального языка, присущего каждому национальному художнику.
О национальном начале в музыке вообще он много размышлял и нередко высказывался, особенно, находясь на посту главы композиторской организации республики, а возглавлял он ее 30 лет (1959 — 1989). Приведу лишь одну цитату из «Воспоминаний» Гельмера Несторовича:
«Мы много и часто говорим высокопарные слова о важности развития национальной культуры в краях, областях, автономных и союзных республиках, …но на практике это далеко не всегда находит правильное применение… За годы существования республики открылась, прочно обосновалась и успешно развивается самая серьезная профессиональная школа композиторов. Первые пионеры создания этой национальной школы ушли из жизни, но они создали крепкую основу для дальнейшего развития национальной базы в нашей музыке…»
В 1960-е годы организация начала пополняться молодыми выпускниками консерваторий, воспитанными уже в новое время, когда начал приоткрываться железный занавес, отделявший нас от западных влияний. Это было совсем другое мышление, — дерзкое и не во всем понятное. Отсюда и оценка: «Приехали молодые, может быть, и талантливые, полные творческих сил, хорошо подготовленные теоретически. В высшей степени самоуверенные композиторы, понятия не имевшие о национальных особенностях ни карельской, ни финской музыки…».
Из дальнейшего текста становится ясно, что Синисало не принимал радикальных новаций молодых пришельцев. Но при обсуждении их произведений в творческих собраниях был очень корректен и никогда ни на кого не давил. Ему хватало мудрости, и в худшем случае он просто дистанцировался, по-прежнему оставаясь верным своему пути. Композиторы Карелии первой волны, к которой в определенной мере относился и Синисало, создавали то, что непреложно требовало от них время, как правило, не бунтуя и ничего не доказывая… Но его дар оказался самым ярким и значительным. Этого не могли не понять старшие коллеги, и в 1939 году он был принят в ряды Союза композиторов. В какой-то мере это было авансом, желанием поддержать заявленный потенциал, он это понимал и старался оправдать его.
Творческим крещением стало создание Концерта для флейты с оркестром. Нелегкая это была работа. Выразительные возможности своего инструмента он уже познал, но справиться с крупной музыкальной формой было делом весьма сложным. Старшие ему помогли, а благородный риск, как правило, оказывается оправданным. Со своим Концертом для флейты он даже принял участие во Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей на духовых инструментах в Москве. Приза не получил, но сам опыт стал мощным стимулом к достижению последующих успехов.
В годы Великой Отечественной войны, став членом одной из концертных бригад, колесивших по стране, обслуживая и тыл, и фронт, он расширял свое творческое поле сочинением музыки в разных жанрах. Песни, фортепианные пьесы, даже балет «Похищение Кюллики» по мотивам сюжета из «Калевалы», оставшийся незавершенным, — все это шло в творческую копилку.
В 1947 году большую творческую радость Синисало доставила работа над музыкой к документальному фильму «Советская Карелия», позволившая ему весьма расширить образное содержание и красочные возможности собственной музыки. Она стала важным этапом в плане самоутверждения и первого обобщения наработок пройденного пути
Теперь он посчитал возможным взяться за создание самого серьезного и масштабного произведения – симфонии. Завершенная в 1949 году, созданная по лекалам русских классиков, она не может и не должна сравниваться с их великими творениями. Главное, что автор справился с проблемой освоения монументальной композиции, отразив в ней и знаки времени, что для автора было очень важно.
Республика залечивала раны, нанесенные врагом, в труднейших условиях восстанавливала разрушенное хозяйство, в котором наиболее востребованным был труд лесорубов. Имена героев-стахановцев А. Готчиева и В. Раченака были на слуху у всех. Богатырский труд лесовиков символически и отражен в симфонии, названной «Богатыри леса». У произведения была непростая судьба: созданная в годы борьбы с формализмом в советском искусстве, когда под надуманную идеологическую метлу клеймилось все, чего не понимала партийная верхушка, она подверглась жестокой критике, в связи с чем композитор пережил немало горьких разочарований, испытывая горькое желание бросить работу.
Но время сгладило минувшее и помогло тридцатилетнему создателю первой карельской симфонии преодолеть творческие невзгоды и продолжить работу, но уже в других жанрах. К симфонии он больше не обращался, а она , ясная и доступная любому слуху, зажила своей жизнью и даже получила одобрение в среде московских коллег, хотя исполняется очень редко, как, впрочем, и большинство произведений автора, но не потому что они плохи, а по нашему равнодушию к тому, чем мы должны гордиться.
А ведь в карельской музыке он стал первым в нескольких музыкальных жанрах. Кроме концертов (к флейтовому позже добавился фортепианный), симфонии и музыки к фильму, это и многие циклы инструментальных пьес, в частности, струнного квартета, оперетты (в соавторстве с А. Голландом).
И, наконец, именно Синисало — создатель национального балета. Всего, не считая незавершенной «Кюллики», четыре балета – полнокровные трехактные сценические произведения: «Сампо», «Я помню чудное мгновенье», «Сильнее любви» и «Кижская легенда». И только за это композитор заслужил памяти потомков, а мы, кроме доски на доме, где он жил, не в состоянии сделать ничего. И даже Музыкальный театр, для которого композитор создал два национальных балета, не смог удержать их в репертуаре и не счел возможным восстановить к столетию хотя бы один.
Музыка Синисало почти исчезла из нашего эфира, хотя музыкальная редакция ВГТРК пока еще хранит то, что в советское время регулярно записывалось в Москве Всесоюзной студией грамзаписи в «Золотой фонд». Это нетленные национальные сокровища, которые не должны лежать мертвым грузом.
Сейчас произведения классика карельской музыки исполняют в основном дети, для которых композитор писал постоянно. Это можно было почувствовать и на нескольких юбилейных встречах, организованных и проведенных директором Национального музея Республики Карелия Михаилом Гольденбергом.
В своем вступительном слове на творческой встрече под названием «Рождение карельского балета “Сампо”» он назвал данное творение композитора «гениальным». В тот момент такое определение показалось некоторым перебором. Но потом, в размышлениях о правомерности такой оценки припомнилась книга Петра Вайля «Гений места», представляющая собой своеобразную литературную сюиту о выдающихся людях, прославивших места, с которыми оказалась связанной их судьба. В названии Вайль использовал латинское выражение genius loci, ставшее популярным в литературе XVIII века и возрожденным в двадцатом. Пожалуй, в карельском искусстве более подходящей кандидатуры на такую роль не найти. Мы должны помнить, что только там, где сохраняется память, нет смерти!
