2005-й. Среди участников очередного семинара иду по улочкам с детства знакомого типичного леспромхозовского поселка. Серо-черные дощатые дома-близнецы центральной улицы, построенные, как говорят, для временного проживания и рассчитанные к употреблению на 25-30 лет, а оказалось уже более чем на полстолетия, казенно унылы. На месте поселкового клуба вдруг вышка — примета времени глобальной коммуникации, добротные скамеечки — зона отдыха.
{hsimage|Улица в поселке ||||} — А где клуб?
— Закрыли, а потом разнесли-раскурочили свои местные в 90-е. Мы здесь всем поселком площадку делали, всем миром порядок наводили.
Вот поселковый дом быта. Бывший. Но не окна-бельма по стене, как в других «бывших» местах, а за чистенькими стеклами кокетливые ситцевые занавесочки.
— Здесь у нас теперь женский клуб «Рябинушка». Собираемся вечерами, поем, ткем, вяжем, гостей принимаем…
Наш гид — молодая учительница верхнеолонецкой школы — с гордостью показывает нам музеи, которые сами создали, обустроили и разместили тоже в чем-то «бывшем». Музеев целых три: этнографический — о коренных местных жителях-карелах, их культуре и быте; истории поселка — {hsimage|Музей быта 50-х годов XX века ||||} об его интернациональной родословной, о боевых подвигах односельчан, о трудовых победах лесозаготовителей; и совсем неожиданный — музей быта 50-х годов прошлого века — трудного и веселого послевоенного времени строительства Верхнего Олонца, эпохи передовиков-стахановцев, комсомольцев-ударников и многонациональных переселенцев-невозвращенцев. Все здесь из их домов собрано, их руками отлажено, зашито-заштопано, отутюжено-разглажено.
— А еще для детей поселка работает социальный клуб, игротека, а еще…
При этом лесоучастка нет уже десять лет, как нет и никакого иного производства. Только 30 непьющих мужчин имеют работу — валят лес, работают вахтовым методом. Остальные, пьющие, на сезонных заработках, в основном в лесу: грибы-ягоды, охота-рыбалка. Прибирают-обихаживают поселок, не дают опуститься мужчинам, приглядывают за своими и чужими детьми верхнеолонецкие женщины. Главные заводилы среди них — школьные учительницы. Это они первыми освоили компьютер, вышли в Интернет, научились писать и делать проекты, получать гранты, которые стали поддержкой не только школе и детям, но и всем жителям поселка в создании новых рабочих мест, в организации досуга и нормального быта.
{hsimage|Школьное сердце ||||} Подходим к школе. Деревянная. Одноэтажная. Узнаваемая простенькая советских времен «архитектура». Стены веселого желтого цвета — контрастного с серо-черным фоном поселка. На стене у самого входа алеет большое рукотворное сердце «Добро пожаловать!».
2007-й. Пасмурным зимним днем приезжаем в школу со студентами педагогического университета (ныне КГПА). Хмурость дня разбивается об алое сердце на школьной стене. Нам навстречу с крыльца сбегают дети — подростки и малышня, в дверях будущих коллег встречают взрослые — педагоги и сотрудники. Студенты удивляются открытости детских лиц, молодости и модности сельских учительниц, простому домашнему уюту школы. Как-то сразу становимся своими: смотрим, спрашиваем, слушаем.
Мы учимся у верхнеолонецких профессионалов тому, как объяснять правила грамматики, законы математики и мудрости природы двум классам одновременно — изучать два предмета, две темы. Наблюдаем, как ученики, разбегаясь на время за знаниями по учительским заданиям-маршрутам, вновь собираются вместе, чтобы обменяться друг с другом своими находками. Видим, как привычно присаживаются дети у компьютера, как умело стучат по клавиатуре, как включают-выключают — работают с современной техникой, как свободно задают вопросы учителю и общаются друг с другом.
{hsimage|Учительницы Л.Н. Рубец Л.М. Дубинина||||} Подготовленные для нас мультимедийные презентации, учительские рассказы о главном — о сельском учителе — ключевой фигуре сельской школы и поселка. Педагоги показывают, рассказывают, убеждают, что можно жить на селе современно и очень интересно. 30 проектов, реализованных ими за трудное десятилетие, позволили удержать «на культурном плаву» депрессивный поселок. А еще побывать во многих городах России, в Финляндии, принять в своей маленькой школе множество гостей из разных стран и весей, например, таких известных и уважаемых людей, как официальный представитель ЮНИСЕФ в России — Карел де Рой. Школу часто демонстрируют приезжим как образец «продвинутого сельского образовательного учреждения — социокультурного комплекса, школы-сада», показывают по телевидению и публикуют в СМИ.
Социальная функция школы приоритетная. Здесь, в условиях экономического и социокультурного развала, только через социально-педагогическую деятельность и возможно выполнить те, официально предначертанные, — образовательную, воспитательную, развивающую. Директор Надежда Михайловна Рубец показывает нам то, что остается «за кадром» визитов в обычные школы — канализацию и водопровод, теплый школьный туалет, социальную баню для детей из семей группы риска (их в поселке много), построенные школой благодаря выигранным грантам.
{hsimage|Играют студенты и дети ||||} Далеко не все тогдашние гостьи-студентки стали сельскими учителями. Но знаю точно, что все они получили Урок жизнеспособности от людей с развитым чувством собственного достоинства, способных противостоять обстоятельствам, созидать себя и других.
2008-й. По просьбе «показать что-то интересное и жизнеутверждающее» едем с редакцией журнала «Директор сельской школы» в Верхний Олонец. Сначала столичных гостей поражает общий печально-унылый вид поселка. Потом восторгают его светлые пятна: школа с сердцем на стене, яркая прогулочная площадка детского сада «Ёлочка», экскурсоводы-энтузиасты и экспонаты музейного комплекса «Родные истоки», гостеприимство хозяюшек женского клуба «Рябинушка», домашность социального детского клуба «Ласточка» и стильность молодежного клуба «Маяк». В центре позитивных эмоций и оценок, как и ранее, сельские учительницы — деловые, красивые, увлеченные.
Когда выехали из поселка на большую дорогу, одна из редакторш с грустью сказала: «Надолго ли их (педагогов) хватит бороться за поселок, за школу, за детей, за себя? В планах газификации Верхнего Олонца нет. Значит, неперспективный поселок — закроют школу…». Как в воду глядела…
2009-й. Реальность модернизации системы российского образования как двуликий Янус грешит двойными стандартами: объявляются, на первый взгляд, здравые и добрые намерения, а скрываются за ними и случаются совсем иные. Вот и присоединение маленькой Верхнеолонецкой основной школы к большой Коткозерской средней школе предполагало, что «станет лучше»: дети попадут в более оснащенные кабинеты, к более опытным педагогам, расширится круг их друзей-ровесников, повысится качество — улучшатся результаты обучения.
{hsimage|В Карельской горнице ||||} Каждый из аргументов изначально вызывал сомнения. Условия обучения: база школы, созданная в основном силами учителей, сейчас порушенная и вывезенная в Коткозеро, была явно много современнее многих не только сельских, но и городских школ. Квалификация учителей: все верхнеолонецкие педагоги имеют высшее педагогическое образование, а некоторые даже не одно, большая часть высшую профессиональную квалификацию. Недостаточность социальных контактов со сверстниками с лихвой компенсировалась проживанием будней и праздников в разновозрастной школьной семье из пятидесяти детей, десятка педагогов, родителей, односельчан и постоянными совместными близкими и дальними поездками, походами детей и взрослых. Школьные результаты у учеников и выпускников были далеко не последними в районе.
Не смогли тогда защитить школу от молоха реструктуризации ни обращения к депутатам разных рангов, ни письма в правительство.
В тот год в школьный автобус, отправляющийся в 8.10 по утренней темноте за 25 километров в Коткозеро, сначала сели дети из четырех старших классов, потом там оказались и пятиклассники. Возвращается автобус в 16.30.
Верхнеолонецкая школа как-то сразу сжалась, уменьшилась в размерах: два класса-комплекта начальной школы, с десяток детей, два учителя. Новые порядки и ритмы, устанавливаемые далеким начальством по телефону.
Улучшились ли учебные результаты верхнеолончан в стенах коткозерской школы, умолчу, так как никто их не сравнивал.
Присоединение, а по сути начало ликвидации школы, подвигло несколько семей покинуть поселок, оставить свитое гнездо, которое, как планировали в эпоху сталинских лесоповалов, не должно было стать родным. Да вот стало…
Попытались уехать и некоторые учителя. Встречалась с ними в Петрозаводске, в Олонце. Не только «Москва слезам не верит»: кому для себя, кому для мужа работу найти не получается; кто живет на два-три дома (муж в поселке, сама в городе, дети еще где-то), кто каждый день мотается туда-сюда.
2011-й. Поселок оживает под вечер: наполняется звонкими детскими голосами, когда возвращаются коткозерские школяры. Набиваются они, как раньше, в детский клуб, который оставшиеся бывшие учительницы не забросили. Здесь есть у ребят кружки, например, «Малая Родина: детский калейдоскоп», «Наши руки не знают скуки» от станции юннатов (педагоги Кононыхина Л.П. и Рубец Л.Н.), можно здесь учиться играть на гитаре и петь (педагог Крушневич Ю.Г.), заниматься калланетикой или танцами (педагог Рубец Т.В.). Заняты своим любимым делом дети и педагоги.
Бывшие учителя Иванова В.В. и Дубинина С.Н. по своей инициативе поддерживают созданный школой музейный комплекс. Две учительницы остались без привычной работы.
Трудно, но живет школа. Пока.
С 1 сентября 2011 года российские первоклассники начали обучаться по новым Федеральным государственным образовательным стандартам. ФГОС нового поколения верхнеолонецкие первоклассники, как решили учредители, должны осваивать только в Коткозере, поскольку там созданы те необходимые условия, которые требует стандарт.
Родители, напуганные новизной и усыпившие свою бдительность обещаниями пресловутых условий, посадили малышню в школьный автобус.
Транспортная доступность оказалась проблемой: необорудованные остановки, неосвещенные улицы поселка по утрам, старенький школьный автобус, то опаздывающий, то застревающий на нерасчищенной верхнеолонецкой развилке, пахнущий бензином и крутящий колесами более 40 минут сначала по бездорожью, потом по федеральной трассе.
Верхнеолонецкие первоклассники отрабатывают свой школьный рабочий день как взрослые — по 8-9 часов, без дневного сна (нет у школы таких возможностей). В группе продленного дня работает воспитатель без специального образования. Какая уж тут внеурочная работа! Особых условий в Коткозере не оказалось: школа давно уже мыкается на минимуме выделяемых средств. Каждый ребенок за это время переболел по два-три раза. Выходных не хватает на восстановление детских сил.
Уже через месяц родители поняли, что эксперимент не удался, что ими и их детьми манипулировали, использовали ради решения каких-то других проблем, отнюдь не детских: увеличение количества классов-комплектов — экономия средств, удовлетворение чьих-то амбиций…
Вот и решили очнувшиеся родители вернуть детей в родную школу — забили во все колокола, обратились в местные и другие инстанции вплоть до Ассоциации защиты прав ребёнка. Однако «ломать — не строить», истина известная. Начались полагающиеся у нас бюрократические проволочки.
Районная прокуратура провела проверку — Коткозерская школа должна исправить недочеты. Построить дорогу? Отремонтировать автобус? 25 километров — расстояние, нарушающее требования СанПиН не только в отношении учащихся начальной школы, не получится сократить до пешеходной доступности. Расширить — перестроить помещения? Заменить интернатом семью? Давайте будем реалистами!
В это время в верхнеолонецкой школе бездействует комната отдыха, есть столовая, истосковались по серьезной работе опытные специалисты. И мамы-папы малышей не где-то, а рядом.
2012-й. Январь. Вразумительного ответа на просьбы и обращения родители первоклассников пока ни от кого не получили и поэтому готовятся к сопротивлению действием. Намереваются больше не сажать детей в треклятый автобус, добиться ставки учителя начальных классов в Верхнем Олонце, вернуть малышей в поселковую школу.
Пусть у них все получится! Может и поживет еще маленькая школа.
Послесловие
Пример верхнеолонецкой школы уникален. Почти два десятилетия именно она была действительной хранительницей поселка, его последним шансом жить достойно. Сколько российских сельских учителей в эти годы сдались — уехали, сменили любимую работу на нелюбимую, опустились. А они, верхнеолонецкие учительницы, выстояли и детей поселковых поднимали, и односельчан. Неужели такой школе больше не быть?
{hsimage|Дети Верхнего Олонца ||||} Пример верхнеолонецкой школы не единичен. Тысячи малочисленных школ закрылись в России за последние десятилетия. Не миновала эта участь и многие «маленькие школки» (по Г.А. Разбивной) Карелии. Исчезают они примерно так же — через хитрости пресловутой реструктуризации — оптимизацию, филиализацию, присоединение, укрупнение. Детство тех сельских детей, которым случилось родиться в глубинке, оценивается управленцами в категориях «выгодно» — «не выгодно». В результате этих манипуляций оно искорежено интернатским одиночеством, переутомлением и подорванным здоровьем, потерей интереса к учению, неуспешностью уже на старте жизненного пути.
На мой взгляд, "мировые и российские тенденции…», «глобализация», «индустриализация», и пр. «признаки современности» не должны быть оправданием коверкания человеческих судеб, тем более детских.
Вопрос остается открытым: Маленькая сельская школа… Сельское Детство… Быть вам или не быть?
