Люди, Общество, Школа и вуз

Оставаясь собой

Владимир Петрович Крылов . Фото с сайта www.polkmoskva.ru
Владимир Петрович Крылов
Исполнилось 90 лет видному ученому-филологу Владимиру Крылову. Именно благодаря ему в 1966  году увидела свет в журнале «Север» знаменитая повесть Василия Белова «Привычное дело», о чем мало кто знает, — человек он на редкость скромный.
 
О Владимире Крылове пишет профессор, доктор филологический наук Софья Лойтер.

Мой коллега  Владимир Петрович Крылов

«Фронт излечивает от любой эйфории».  Эти  слова Владимира Петровича Крылова из  книги  «Годы далекие и близкие»,  на мой взгляд,  разгадка  его  сдержанности,  внешне спокойного реагирования на разные ситуации, несуетности, внутренней сосредоточенности и  ровности в отношениях с людьми.

Таким я  знаю его более 40 лет совместной работы на кафедре литературы Карельского педагогического института/университета  (теперь академии). Таким  он встретил свое 90-летие, поразив присутствующих блистательно произнесенным научным докладом, который посвящен раннему Леонову и который вольется в  новую книгу  о писателе — главной теме Крылова-ученого. Только что вышла его статья о фольклорном начале в прозе Леонова 1920-х годов. Владимир Петрович  еще раз  убеждает: для настоящего ученого и настоящего филолога возраст не помеха.

Меня многое поражает, привлекает, восхищает во Владимире Петровиче. И не в последнюю очередь цена самостроения — путь огромной самоорганизации, целеустремленности, постижения разных видов труда и  не только умственного. С благодарностью вспоминаю годы его заведования кафедрой, когда руководимые им методологические семинары становились действительными ступеньками  профессионального роста и  совершенствования, когда не было мелочной опеки и суетливого вмешательства в работу каждого.

Не могу не вспомнить значительный эпизод из литературной жизни Карелии, в котором Владимир Петрович сыграл важную роль. Речь идет о повести Василия Белова «Привычное дело», которая была опубликована в журнале «Север» (1966, №1). Напомню: началась эпоха брежневского застоя, усилилось цензурирование литературы, идеологический прессинг. Республиканские партийные органы озабочены публикацией этого произведения. Решено: предложить  дать его на рецензирование  В.П. Крылову. А он пишет развернутый отзыв, в котором называет «Привычное дело» «прекрасной вещью», «новым словом в современной литературе». Этот отзыв использовал первый секретарь обкома мудрый И.И. Сенькин. Критические скребницы миновали журнал «Север», со страниц которого  «Привычное дело» вошло в  русскую литературу и стало ее классикой.

Хочу сказать отдельно о книге воспоминаний Владимира Петровича «Годы далекие и близкие». Воспоминания как жанр всегда были в числе особо чтимых мною и читательски (чем старше, точнее старее, становлюсь, тем больше) и профессионально. Воспоминания устные, не структурированные  и не воплотившиеся в книги — очень значимый и важный материал фольклорных экспедиций. Этот потрясающий слой народного слова и народного знания бесценен.

 До сих пор вижу лица и слышу голоса, даже интонации  земляков Владимира Петровича — пудожских старух.  Одна из них — Дорохина Матрена Ивановна из  деревни Семеново:

«Вдовь вдовею, баженые. Глаза стали такие плохие, туманные. Не суди, Бог, жить в таком пережитии. Обиды не заговорить, не забаять с людям. До того плакала, что глаза стали плохие, туманные, потеряла вси.   Век свой промучилась, как мукарь. Не жила, а горе горевала, больше ничего.  Тоски было того больше. Растеряхой такой, какой, так, чтобы тюк-тюк да все с рук, не была. Мужней наживы недолго ведала (это о первом муже, который умер. — С.Л.). Потом вышла замуж, но узнала, что женатый и дочь есть, отправила его тут же:  детенки не буду дражить и жены не буду дражить. Горя, что синего моря. Кто сам может, кто ходит, так дивья. Худо ли, хорошо ли, а жить надоть. Из-за слез, из-за горя ныне вся в спичку засохла. Плачь хоть сутки, никто не уймет».

Якушева Александра Никифоровна из того же Семенова:

«Вдова осталась с тремя детьми. Мужа репрессировали в 1937 году — 13 декабря. Он невинный, непричинный. Приехала машина и взяли 10 человек из нашей деревни. С тех пор работала на разных работах: на камнях, уборщицей, почту носила, баржу разгружала. Пенсия 16 рублей.  … Без песен не могу никак. Скука одоляет. А пою и пою со своего ума. Складываю, складываю, эдак бы кто записывал, так целое обилиё бы было. Кака жисть — так и поешь….»

Я привела эти фрагменты воспоминаний и потому, что это говорят земляки Владимира .Петровича, и по их соприродности. Это жизнь, история, пропущенная через переживания, через чувства людей.

Воспоминания В.П. Крылова, прошедшего всю Великую Отечественную войну рядовым солдатом, — воспоминания особенные. В них нет хроникального, последовательно-временного изображения событий, в которых участвовал автор, И не они составляют  содержание воспоминаний. Главное в них — война, «как она отстоялась в чувствах и душевных состояниях, порождаемых войной и связанных с войной».  Не события, а чувства и переживания определили названия глав: «Память», «Страх», «Стыд». «Смысл». Главы — своеобразные концепты философских, социальных, психологических, нравственных  понятий. Однако  эта  концептуальность не ведет  к абстрактным, отвлеченным рассуждениям о войне, а позволяет автору использовать все преимущества жанра воспоминаний, которые без преувеличения  уникальны. Уникальность  в том, что это  такой сплав, такой симбиоз, который соединяет  документальность (в воспоминаниях названы точные места и даты упоминаемых или описываемых событий) с явственными  художественными микросюжетами,  мемуарность с автобиографизмом,  исповедальность с  публицистичностью. Такое соединение неизбежно содержит в себе моральную оценку, но она не тождественна взгляду моралиста, а лишь   подчеркивает ценность личного человеческого опыта. Воспоминания Крылова  не история войны, а история души человека, пережившего войну.

«Память о войне  — она вся  такая с укорами и горечью. Память войны — память бессонная». Один из сквозных  мотивов воспоминаний  — мотив вины. Именно  этот  мотив окрашивает рассказ  о командире взвода Вишневском, чей образ выписан с большой любовью. «Командир взвода погиб за меня, но не из-за меня. Это слабое утешение, однако оно делает жестокую память войны не столь тягостной. Куда хуже, когда за и из-за оказываются близнецами до неразличимости» С щемящей болью рассказывает о погибших земляках (пудожанине, одаренном музыканте  Николае Керсонове и двух однополчанах). И как понятны переживания автора, которому больно было встречаться с родителями погибших земляков. Психологически точно это выразил А. Твардовский:

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны, 

В том, что они — кто старше, кто моложе — 

Остались там, и не о том же речь, 

Что я их мог, но не сумел сберечь,- 

Речь не о том, но все же, все же, все же…

Остановлюсь еще на одном пронзительном для меня мотиве в книге Крылова. — мотиве, даже больше — теме детства. Кстати, она входит с самого начала, инициированная вопросом внучки «Как я был самым маленьким». И вот этот замечательно написанный эпизод, сюжет, как мальчик-малолетка один на лошади по имени Карий едет к отцу на мельницу — это и есть начало самостроения характера, воли. Ну, а в главах «Страх» и «Стыд» тема детства сопрягается  с темой голода:  детей Владимир Петрович называет «самыми большими страдальцами от войны» и создает несколько страшных  картин с обездоленными и голодающими детьми (они всколыхнули память моего военного голодного  детства в Узбекском, в городе Мирзачуль, — станция Голодная Степь).

Помимо всех свойств, которыми отличаются воспоминания, они — автопортрет Владимира Петровича.

Размышляя о цели своего обращения к прожитому и пережитому,  о продолжателях и молодых, В.П. Крылов цитирует слова историка Михаила Гефтера: «С ними, но оставаясь собой! Заново обретая детей, но не ценой утраты  себя!».

В случае с Владимиром Петровичем не только  не  ценой утраты себя, но ценой нового счастливого обретения. Именно так воспринимаю поразившее меня своей неподдельной искренностью,  откровениями и — что особенно редко — хорошим слогом  эссе  внучки Лады Станишич «Мой дедушка Крылов», из которого приведу небольшой фрагмент:

«Дедушка приучил меня к тому хорошему постоянству, которое совсем не противоречит переменчивому течению жизни. … Каждый раз у меня что-то сжимается внутри, когда он стоит на остановке и машет мне рукой, а потом с палочкой переходит через дорогу. Сколькому научиться можно рядом с ним, сколько тишины и добра впитать, а я далеко».