Наука, Новости и факты

Цифровой наркотик

О расстройстве, вызываемом онлайн-играми, решении проблемы биологической утилизации пластика, перспективах в пересадке органов и о других новостях науки в нашем обзоре.

Онлайн-игры. Когда увлечение становится зависимостью?

Фото: Shutterstock/FOTODOM
Фото: Shutterstock/FOTODOM

Многие считают онлайн-игры безобидным развлечением, однако, как утверждает новый обзор исследований этого вопроса, существуют определенные критерии его перехода в патологию.

Концепция игровой зависимости получила признание еще в 2013 году, когда это расстройство включили в «Диагностический и статистический справочник по психическим расстройствам» (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders). В то же время в нем отмечалось, что данная проблема требует дальнейшего изучения.

Новый обзор исследований стал определенной вехой в изучении данного вопроса. Работа была недавно опубликована в журнале Developmental Medicine & Child Neurology.

В ней рассматривается более 40 исследований, проведенных во всем мире в период с 1991 по 2016 год. Авторы приходят к выводу, что расстройство, вызываемое онлайн-играми, как и все прочие виды зависимости, это достаточно сложное явление, которое возникает, когда удовольствие постепенно ведет к утрате контроля, превращаясь в одержимость.

«Чрезмерное увлечение играми может привести к пренебрежению “нормальными” отношениями, учебой или исполнением служебных обязанностей и даже к пренебрежению основными физическими потребностями», — утверждает автор работы Фрэнк Паулюс, главный психолог отделения детской и подростковой психиатрии в больнице университета Саарланда в немецком городе Хомбург.

Тем не менее исследователи подчеркивают, что зависимость от интернет-игр является скорее исключением, чем правилом. Они отмечают, что «для большинства людей компьютерные игры — приятная и стимулирующая деятельность».

Авторы также отмечают, что способ определения данного расстройства широко варьируется у разных исследователей и в разных культурах, из-за чего трудно сделать общие выводы.

С другой стороны, «Диагностический справочник» утверждает, что «существенной особенностью» данного расстройства является «постоянное и повторяющееся участие в компьютерных играх, как правило, от 8 до 10 часов и более в день и не менее 30 часов в неделю». Как правило, это групповые игры с множеством удаленных игроков.

Такое определение, как утверждает команда доктора Паулюса, является «хорошей отправной точкой», однако его недостаточно.

В частности, они пришли к выводу, что такое определение недостаточно учитывает порочный круг общения, возникающий у людей, зависимых от онлайн-игр. Слаборазвитые социальные навыки и низкая самооценка могут привести к зависимости от игр, что затем еще больше подрывает социальные навыки и таким образом усиливает зависимость.

Авторы работы также предупреждают, что такое определение не учитывает весь спектр других проблем, связанных с психическим здоровьем, таких как депрессия, тревожность, изоляция и синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), что, вероятно, способствует возникновению данного расстройства.

Авторы также считают, что данное расстройство является вполне реальным явлением, которое может угрожать социальному будущему зависимого человека и его учебе, а также негативно воздействовать на общее психическое и физическое здоровье.

Однако доктор Аршья Вахабзаде из больницы общего типа Массачусетса в Бостоне считает, что видеоигры и приложения на многих могут оказывать и положительное воздействие.

Тем не менее она согласилась с тем, что «со временем, как и в случае привыкания к наркотикам, люди могут обнаружить, что этот «цифровой наркотик» вредит их работе и личной жизни, вызывает желание увеличить «дозу», а при отсутствии — симптомы абстиненции».

Марк Гриффитс, эксперт в области поведенческой зависимости из британского университета Ноттингема Трента, утверждает, что многие родители беспокоятся по поводу негативного воздействия онлайн-игр. «Если вы спросите любого родителя об их детях и онлайн-играх, то увидите, что родители патологизируют игры даже в большей степени, чем ученые. Доктор Гриффитс считает, что большинство детей-геймеров не страдают от зависимости.

«Чрезмерное увлечение не обязательно означает нечто плохое. Очень малое количество людей пристрастились к играм в той же степени, как можно пристраститься к наркотикам или алкоголю», — утверждает доктор Гриффитс.

Он полагает, что дело не в количестве времени, которое ребенок проводит за онлайн-играми, а в содержании и контексте.

«Если это не влияет на учебу, а у ребенка есть широкий круг друзей, он занимается своими домашними делами и делает физические упражнения, то неважно, что он делает в свободное время, — тогда это не оказывает на его жизнь негативного воздействия и, следовательно, это нельзя называть зависимостью, даже если родители считают данное увлечение чрезмерным», — говорит доктор Гриффитс.

medportal.ru

 

 

Некоторые виды кораллов смогут выжить в условиях потепления Мирового океана

Фото: Science News
Фото: Science News

За последние годы потепление океана разрушило многие коралловые рифы. Так, в 2016 году погибло 30 процентов кораллов в Большом Барьерном рифе – крупнейшем в Тихом океане. Но некоторые виды все же могут адаптироваться к новым условиям и прожить в более теплых водах еще век или даже два, сообщает международная группа исследователей в PLOS Genetics.

В результате глобального потепления поверхность океанических вод значительно нагревается, тепловые волны становятся все более частым явлением. Экстремально высокие температуры смертельны для некоторых обитателей Мирового океана, среди которых – кораллы. Тепловые волны могут вызвать обесцвечивание этих беспозвоночных. Дело в том, что кораллы живут в симбиозе с симбиотическими водорослями, известными как зооксантеллы, которые обеспечивают кораллы питательными веществами и отвечают за их цвет. Если водоросли погибнут в опасной для себя среде, кораллы в конечном итоге превратятся в белую «кость» и умрут. В экстремальных случаях морские тепловые волны убивают кораллы напрямую, обжигая их. Подобное происходило и в Большом Барьерном рифе, где за прошедшие два года погибло примерно 50 процентов кораллов.

Изменения, которые происходят в самом крупном тихоокеанском рифе, демонстрируют пример естественного отбора среди его обителей. Несмотря на то что особенно уязвимыми для тепловых волн стали оленерогие кораллы (Acropora millepora), именно этот вид может в конечном итоге оказаться одним из устойчивых к климатическим изменениям. Новый анализ показывает, что разветвляющийся, быстрорастущий коралл – главный «строитель» рифов – генетически достаточно разнообразен, чтобы прожить еще 100-250 лет, в зависимости от того, насколько быстро планета будет нагреваться. Другие исследования ранее предполагали, что коралловые рифы могут не дожить даже до начала следующего столетия.

Оленерогие кораллы распространены по всему Большому Барьерному Рифу, хотя воды в его северной части могут быть более чем на 5 градусов по Цельсию теплее, чем на юге. Это означает, что на севере уже существуют генетические варианты кораллов, которые локально адаптированы к более теплой воде. Поскольку область становится слишком горячей для того, чтобы выжить, эти адаптированные к теплу кораллы могли мигрировать, отправив своих личинок, которые оседают в более прохладных местах. Эта стратегия воспроизводства позволяет кораллам быстро пустить корни в более подходящих местах обитания, не ожидая генетических мутаций.

Если кораллы должны передвигаться, чтобы найти себе более подходящее жилище, люди должны задуматься о том, как можно соединить рифы, чтобы миграция произошла легче. Это важно не только для сохранения биоразнообразия Мирового океана. То, что происходит с коралловыми рифами, затрагивает обширные подводные экосистемы, а также сотни миллионов людей, которые зависят от этих экосистем, – например, тех, кто живет в основном за счет рыбного промысла.

Ученые настроены оптимистично: их исследование показывает, что еще не все потеряно, некоторые виды кораллов способны адаптироваться к новым условиям. У людей еще есть время, чтобы успеть принять соответствующие меры, – прежде чем кораллы начнут вымирать.

scientificrussia.ru

 

 

Биологи случайно улучшили фермент, расщепляющий пластик

Ученые, проверяя гипотезу механизма работы энзима, неожиданно увеличили скорость расщепления и ассортимент полимеров

Ученые университета Портсмута и Национальной лаборатории возобновляемой энергии (National Renewable Energy Laboratory, NREL) Министерства энергетики США изучали структуру фермента ПЭТазы. Попытка изучить механизм его работы неожиданно привела к повышению его эффективности на 20 процентов.

ПЭТаза (PETasa) расщепляет полиэтилентерефталат (ПЭТ) — пластик, используемый для изготовления баклажек для пива и газированных напитков. Полиэфирное волокно лавсан (полиэстер, дакрон) также состоит из ПЭТ. Утилизация отработанных изделий без экологических рисков — важная и актуальная проблема.

Японские специалисты в 2016 году обнаружили в почве вблизи завода по производству пластика бактерию Ideonella sakaiensis, которая успешно расщепляет ПЭТ на этиленгликоль и 1,4-бензолдикарбоновую кислоту. Миллиметровый слой полиэтилентерефталата такие бактерии переработают приблизительно за семь-восемь месяцев, поэтому интерес к работе фермента вполне понятен: отходы ПЭТ копились по всему миру десятилетиями.

Исследование было международным: ученые построили трехмерную модель энзима, используя возможности ускорительного комплекса третьего поколения Diamond Light Source (Оксфордшир, Великобритания). Специалисты получили 3D-модель с мельчайшими деталями при помощи длинноволнового молекулярного кристаллографа I23.

Профессор Джон МакГихан одобрил качество данных: «Возможность наблюдать работу этого биологического катализатора дала нам черновики для создания более быстрого и эффективного фермента». ПЭТаза, как выяснили ученые, по структуре похожа на белок кутиназу. Кутин — особое вещество, выделяемое верхним слоем растительного листа. Оно состоит из жирных кислот и их эфиров, уменьшает испарение воды. Кутиназа расщепляет это природное вещество, но не полимеры.

Активный центр ПЭТазы более доступен, может удерживать и полимерные молекулы. Находка бактерий возле завода указала на вероятную эволюцию микроорганизмов, которые стали вырабатывать энзимы, расщепляющие ПЭТ. Гипотеза нуждалась в проверке, и ученые изменили бактерии так, что в вырабатывающейся ПЭТазе активный центр получался по образцу кутиназы. Исследователи считали, что активность переработки полиэтилентерефталата снизится, так как полимерные молекулы «не влезут» в активный центр. Результат оказался неожиданным: энзим стал активнее природного аналога на 20 процентов и смог переработать полиэтилен-фурандикарбоксилат (PEF) — этот пластик может заменить ПЭТ в практическом применении.

 

Взаимодействие фермента с ПЭТ, снимок электронного микроскопа / © D.Schroeder, NREL
Взаимодействие фермента с ПЭТ, снимок электронного микроскопа / © D.Schroeder, NREL

 

Джон МакГихан доволен результатом: «Технологически процесс получения фермента почти такой же, как при получении белков биологических детергентов (профессиональные чистящие средства — NS. — Прим. ред.) и производстве биотоплива. Технология существует, и есть большая вероятность, что в последующие годы мы увидим промышленную переработку ПЭТ и, возможно, других веществ».

Промышленное производство различных пластмасс накопило более восьми миллиардов тонн отходов в мире, 80 процентов из которых выбрасывают без переработки.

Полиэтилентерефталат — не первый полимерный пластик, который переработают при помощи биотехнологий. Некогда считали, что бактерии не разлагают и не перерабатывают полиэтилен, поскольку он отсутствует в природе. Сейчас ученым известны бактерии Nocardia asteroides и грибки Penicillium simplicissimum, перерабатывающие полиэтилен, и даже более сложные организмы: личинки восковой и индийской моли успешно утилизируют его. А мучные черви могут переваривать полистирол.

Люди в XIX веке думали, что в XX веке главной проблемой городов будет уборка лошадиного навоза с улиц. Экологи в конце прошлого столетия считали проблему биологической утилизации пластика неразрешимой. Все они, к счастью, ошибались.

naked-science.ru

 

 

Наше внутреннее дело

Около 50 лет назад случилось событие, ставшее поворотным для медицины: была проведена первая пересадка сердца. С тех пор трансплантационная практика постоянно развивалась и вместе с тем распространялась по миру.

О современных тенденциях и перспективах в пересадке органов «Науке в Сибири» рассказал хирург и трансплантолог, директор московского Национального медицинского исследовательского центра трансплантологии и искусственных органов имени академика В.И. Шумакова академик Сергей Владимирович Готье.

 

— Трансплантация какого органа проводится чаще всего?

 — Трансплантация (ТС) почки наиболее востребована во всех странах — это связано с бо́льшим количеством людей с почечной недостаточностью. Болезнь данного органа в терминальной фазе развития требует проведения диализа, который резко снижает качество жизни. Поэтому пересадка крайне выгодна и конкретному человеку, и другим пациентам — в результате освобождается место для еще одного диализного больного.

В 2017 году в России было сделано около 1 200 трансплантаций почки, из них почти 1 000 — от посмертных доноров, остальные — от живых родственных. Использование последних позволяет подготовить пациентов и делать трансплантации даже при несовместимости групп крови, предварительно удалив антитела из организма реципиента.

 — Печень тоже можно пересаживать от живого донора?

— Да, причем сейчас нами освоена методика эндоскопического изъятия левого латерального сектора или даже левой доли печени — для пациентов детского возраста. Результаты наших исследований говорят, что это позволяет получить трансплантат высокого качества. Важное значение играет минимизация хирургической травмы, и, как следствие, ускорение реабилитации доноров.

 

— А как часто вы пересаживаете сердце и легкие? 

— Наш Центр за 2017 год сделал 161 трансплантацию сердца и 14 трансплантаций легких. По числу ТС сердца мы опережаем все трансплантационные центры мира и имеем очень хорошие результаты. В этом нам немало помогает широкое использование вспомогательного кровообращения, что позволяет человеку дождаться донорского сердца. Трети пациентов требуется проведение кратковременной механической поддержки (несколько суток), а некоторым имплантируются отечественные искусственные левые желудочки сердца (насосы), обеспечивающие приток крови в аорту. Они могут работать до нескольких лет.

Трансплантация легких проводится реже всего — тут дело в частой непригодности этих донорских органов. Однако в целом подобные операции проходят успешно: например, один из пациентов нашей клиники спустя год после пересадки даже спускался с аквалангом на дно Черного моря.

 — Как долго человек находится в листе ожидания?

 — Среднее время ожидания донорской почки в нашей стране — 2—2,5 года (в США — около 5 лет), остальных органов — существенно меньше, в зависимости от экстренности ситуации.

 — Может ли очередность в листе ожидания претерпевать какие-то изменения?

 — Если вы имеете в виду возможность продвинуться в очереди за деньги, то это исключено: система распределения донорских органов прозрачна и тщательно контролируется. Каждый донорский орган — национальное достояние, и во всех цивилизованных странах ведется борьба против подобной торговли. Пересадка — государственная программа, и никто не может даже думать о том, чтобы брать деньги с пациентов.

 — Кому можно стать донором?

 — В России живыми донорами могут быть только прямые родственники. В каждой стране всё зависит от законодательства.

 — Как по закону РФ регулируется донорство: нужно ли писать какое-то согласие на изъятие органов? 

— Тут есть два варианта, первый из которых действует в России: презумпция согласия — если при жизни не отказался, ты потенциальный донор. Другой вариант — испрошенное согласие: либо у семьи погибшего, либо на основе документа, оставленного умершим. Презумпция согласия — самый гуманный способ обеспечить население донорскими органами, потому что она снимает с человека груз принятия решения в стрессовой ситуации. Так, в Германии, где нет презумпции согласия, 10—11 изъятий на 1 млн человек — хотя даже у нас в Москве 15. Данная презумпция действует в большинстве стран.

 — То есть без заявления органы можно брать вообще у всех людей?

— Нет, у погибшего ребенка требуется обязательное согласие его родителей — в этом случае применяется презумпция несогласия.

 — Какие разработки в области трансплантации сейчас считаются самыми перспективными?

— Если говорить о нашем институте, то мы проводим не только операции, но и различные исследования. В частности, выращиваем клеточно-инженерные конструкции (эксперименты проводятся на животных) и создаем фрагменты печени, поджелудочной железы и хряща. Когда-нибудь это будет использоваться в клинике.

 — Есть ли еще какие-то проблемы, связанные с донорством?

— Средняя донорская активность на территории РФ — 3,8 изъятий на 1 млн населения в год, что в 10 раз меньше, чем в наиболее развитой в плане донорства Испании. Это объяснимо тем, что наше государство, еще будучи Советским Союзом, полностью игнорировало работу по организации донорства: не выделялись средства, не обучались специалисты. Только 10 лет назад страна серьезно подошла к этому вопросу. Если несколько лет назад в донорстве не участвовали 68 регионов, то теперь их осталось 59. Также есть динамика по частоте постановки диагноза «смерть мозга», а отсюда — увеличение числа мультиорганных доноров и развитие программ трансплантации печени, сердца, легких, поджелудочной железы.

 Кроме того, в РФ увеличивается число трансплантационных центров: 10 лет назад их было около 30, сейчас — уже 52. Правда, количество пересадок росло медленно — свою роль сыграла общая и давняя стагнация в развитии органного донорства, а также недостаточное финансирование региональных программ. Зато в 2017 году мы впервые подошли к цифре в почти 2 000 трансплантаций на территории РФ: значительная часть, конечно, выполняется в Москве.

www.sbras.info

 

Обзор подготовила Людмила Фрадкова, кандидат биологических наук