Была пятница. Первая по-настоящему зимняя пятница. Обильный снег засыпал нас уже несколько часов, пока мы что-то обсуждали, стоя у дома маленького Юрки. Иногда вереницу наших мыслей перебивал смех, соединявший голоса в унисон. Было удивительно тихо и спокойно: ни звука машин, ни людских реплик, ни крепких порывов ветра.
В течение всего времени картинка не менялась, пока вдали не показался силуэт. Поначалу было не разобрать, кто идет, но по мере приближения улавливалась легкая походка. Вся компания отвела взгляд от незнакомой девушки, вернулась к болтовне. Наконец она стала проходить мимо. Лицо ее было опущено, но раз она все-таки посмотрела на нас. Ничего, кроме усталости, в ее взоре не было.
Она скрылась за темным углом дома. Юрка нерешительно сказал: «Ее, наверное, на работе наругал начальник, поэтому она грустная, и так поздно идет домой в пятницу». «Откуда ты знаешь? Может у нее подруга уехала, и она идет с вокзала?» — добавила белокурая Иришка.
Все эта полемика мне была не понятна. Идет человек, мало ли что. Может в пробке простояла или очередь в магазине.
Тема эта мгновенно затихла. Несерьезно обсуждать чужую жизнь, путаясь в нелепых догадках.
Снег падал сплошной белой гладью. Кто-то из нас, решив отогнать наступившую задумчивость, слепил снежок и запустил его вверх так, что он почти долетел до лампочки, горящей в фонаре. Воодушевленные этой идеей мы налепили снежков, стали бросаться ими, пытаться жонглировать. Детское веселье закружило нас в своем беспечном хороводе. И все бы продолжалось, если бы мы опять не увидели уже знакомый силуэт.
Она шла медленнее.
Мы оставили снежки и немножко испуганно стали наблюдать.
Девушка все смотрела вниз, ступала так, будто шаги причиняют боль, а потом растворилась в темноте.
Шквал догадок посыпался после минутной паузы.
«Нет, у нее точно кто-то уехал, и она скучает», — все не унималась Ириша.
«Может у нее муж на войне, и ей страшно …»
«Ну, брось, Юрка, о чем ты? — возразил курносый Матвей.- Нет сейчас военных конфликтов. Договорилась с кем-то увидеться, а человек опаздывает, вот она, замерзшая, и ждет».
«Да что вас так интересует чужая жизнь? Человек решил прогуляться, а вы тут развели цирк: война, конфликт, встреча». Мой голос прозвучал с нотой злобы, и все угомонились.
Наши реплики со стороны напоминали гирлянду, лампочки которой мигают в хаотичном порядке. Это раздражало.
Лихого веселья уже не чувствовалось, лишь Юрка продолжал лепить снежки. Остальные наблюдали за торжественными хлопьями снега.
Нас одолела усталость, монотонность, однозвучность. Было решено расходиться. Катя взяла за руку Юрку. Его мама, знавшая девочку с детства, просила приводить сорванца домой.
Все вокруг, кроме сланцевого неба, было бело. Казалось, что снег выпал так надолго, что никогда не растает.
Вдруг мы услышали похожий на визг голос Матвея. Все разом оглянулись: опять шла она.
Поступь ее стала еще более грузной. Она посмотрела на нас, как в прицел. Лицо будто постарело, стало отливать оттенками серого, сморщенный лоб и сомкнутые брови делали кожу морщинистой, взгляд вовсе был страшен. Девушка остановилась чуть далее, долго качала головой, щурилась, а после ушла.
«Может, у нее кто-то умер?» — чуть не в слезах прошептал Юрка.
«Нет, ребят, человеку плохо, а мы даже не подошли. Ей нужен врач!»
«Матвеечка, ну было бы ей плохо, она бы попросила помощи, а тут человек идет молча», — возразила еще совсем детским голосом Иришка.
«Это не детектив! И не наших умов дело. Пойдем, Юрочка, мама ждет!»
Пока мы с Матвеем молча шли домой, меня посетила мысль, что неразгаданная история незнакомки куда более интересна, чем наше незатейливое времяпровождение. Хрустальные снежинки все парили, и перспектива белотелой улицы казалась нескончаемой. Матвейка повернул голову, дернул меня за рукав и неожиданно сделал пару больших шагов вправо. Среди необхватного поля снега ярко блестела зеленая точка. Он поднял находку: это была аккуратная сережка с крупным изумрудом. Очень похожая на ту, что украшала нашу незнакомку…