Межмуниципальная сказка
Действующие лица:
Алексей Иванович ЗАВЬЯЛОВ, мэр города Табурецка.
Денис Сергеевич ВАЛДАЕВ, редактор местной газеты, бывший однокурсник Завьялова.
Андрей Анатольевич ЛУЖИН, подполковник внутренней службы, начальник Табурецкой колонии общего режима, друг Валдаева и Завьялова.
Айдар Рашидович ГАЛЕЕВ, начальник городского дорожного управления.
ВЕРА, секретарь Завьялова.
Елена ГРИВУЕВА, корреспондент областной газеты.
СТЕПАНЫЧ, истопник городской бани.
Буддисты, они же строители, они же солдаты, они же неандертальцы, они же цыгане.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Перед закрытым занавесом — группа неандертальцев. Один что-то примитивным образом сверлит, остальные наблюдают. Сверлящий поднимает над головой результат труда — это широкая кость с просверленной посередине дыркой. Все по очереди смотрят сквозь нее на солнце, издавая характерные звуки — удивления, восторга, непонимания. Неожиданно раздается телефонный звонок. Неандертальцы в панике разбегаются.
Занавес раздвигается. Телефон продолжает звонить. На сцене — приемная провинциального главы местной администрации с типичным интерьером. Диван и несколько кресел, за ними, точно по центру — дверь в кабинет мэра, уходящий вглубь сцены. Когда дверь открыта, за ней виден длинный стол для совещаний, телефоны, неразборчивый портрет на стене. В разных концах приемной – распахнутые окна. Правое от зала на протяжении всего действия используется как основной вход и выход. Слева стол секретаря, над ним – акустическая колонка с порванной сеткой. За столом сидит Вера в наушниках и готовится к началу рабочего дня: складывает бумаги, протирает пыль и т.п. Телефонные звонки прекращаются, начинает работать автоответчик.
ГОЛОС ВЕРЫ ИЗ АВТООТВЕТЧИКА: Здравствуйте! Вы позвонили в приемную главы администрации города Табурецка Алексея Ивановича Завьялова. После звукового сигнала оставьте ваше сообщение или нажмите «старт» для передачи факса. Спасибо.
ГОЛОС ПО ТЕЛЕФОНУ: Районное управление федеральной службы исполнения наказания беспокоит. Нам нужно срочно переговорить с главой города. По получении данного сообщения просим незамедлительно связаться с нами!
ВЕРА (подражая своей интонации на автоответчике): Спасибо за ваш звонок, вся полученная информация будет передана по назначению (отключает телефон). В рабочее время. (Начинает готовить огромный бутерброд).
В окне показывается Айдар.
АЙДАР: Ну что, одна?
ВЕРА: Одна.
АЙДАР: Музычку слушаем?
ВЕРА: Английский учу.
АЙДАР: Не верю я этим аудиоучебникам…
ВЕРА: Я радио слушаю иностранное. «Голос Америки».
АЙДАР (перелезает через подоконник): А… Ну да… Только они по-русски говорят.
ВЕРА: Разве?
Айдар пытается обнять Веру и одновременно откусить бутерброд.
ВЕРА: Не завтракал? Даже в квартиру не заходил?
АЙДАР: Да ну, крюк делать…
ВЕРА: А я йогурт купила, он тебя неделю в холодильнике ждет.
АЙДАР: Видел я этот йогурт. Он уже собственной жизнью живет. Агрессивный стал. Подмял под себя колбасу и подбирается к морозильнику.
В окне появляется Денис.
ДЕНИС: Здорово, читатели.
АЙДАР: И тебе не кашлять, пресса.
ВЕРА: Привет, Дениска.
АЙДАР: Какие новости?
ДЕНИС: А я у вас хотел узнать. Верстку свежего номера вашему шефу принес, пусть ознакомится и дополнит. (Кладет на стол газетные полосы).
АЙДАР: О! Дай почитать! Мои фотографии есть?
ВЕРА (Айдару, игриво): Никаких тебе фотографий. Кто меня сегодня еще не обнимал и не целовал?
АЙДАР: Ну, надеюсь — Денис…
ДЕНИС: А где Завьялов?
ВЕРА: Который день опаздывает.
АЙДАР: Отсыпается после медового месяца.
ДЕНИС (заговорщицки): Думаешь, таки был медовый месяц? Реальный? Со всей атрибутикой?
ВЕРА (Денису): А как же! Они же по любви поженились…
ДЕНИС: Вера, Верочка… По любви – это когда строймастер на учительнице женится. Или бизнесмен на актрисе областного театра. Когда мэр города женится на председательше суда – это уже брак номенклатурный. И дети от него не рождаются, а появляются на свет. Самостоятельно.
У стола Айдар быстро ест бутерброд Веры.
ВЕРА: Валдаев, ты сплетник, как и все журналисты. Они сколько лет вместе! Он еще мэром не был, и она судьей не была. Зачем им тогда вообще было регистрироваться?
ДЕНИС: Ну, кто ее замуж-то возьмет по своей воле, судью? А ей замуж надо официально. Потому как незамужняя судья – это мишень для коррупции.
АЙДАР: А Алексей Иванович городской жилфонд экономит, чистая душа. Судье ведь благоустроенное жилье положено, а так он ее у себя прописал.
ВЕРА (Айдару, не оборачиваясь): Уж для тебя-то это удивительно, бомж высокопоставленный. И где вы теперь в преферанс будете дуться? К Завьялову теперь нельзя! Скажут – на квартире судьи игорный притон!
ДЕНИС: Вот это проблема огромная. Этого он не учел. В моей малосемейке — не солидно, у Лужина — пропускной режим, а гражданин Галеев, как известно, квартирует в общественной бане.
АЙДАР: Не понимаю, в чем претензии! У меня ремонт!
ДЕНИС: Значит, играем в бане.
ВЕРА: Не надо в бане, шефа к бане вообще подпускать нельзя! Там в котельной Лужин изъятые в колонии наркотики уничтожает. Однажды сжигали марихуану, а ветер как раз в сторону мэрии дул. Так шеф всю оперативку прохихикал и пачку печенья из моей тумбочки стрескал…
ДЕНИС: Так вот почему Айдар в бане живет… Кстати, мэр печенья не ест. Предписание судьи. (Украдкой указывает Вере за спину. Вера оборачивается и видит жующего Айдара).
ВЕРА: Галеев! Ты когда лопнешь?! (Отбирает бутерброд).
В окне появляется Завьялов.
ЗАВЬЯЛОВ: Пожарные звонили?
ВЕРА: Здравствуйте, шеф! Не звонили, не приходили. Давайте я в сигнализацию покурю – они примчатся.
ЗАВЬЯЛОВ: Так не работает сигнализация, в чем и дело! Да и нельзя, чтобы нас здесь видели. Здесь находиться вообще запрещено. Кому расскажешь – не поверят. Половина городских учреждений с вечера закрыта. Сотовая связь не работает! Здание местной администрации опечатано! Мэр города на работу через окно попадает!
ДЕНИС: Все правильно, Алексей Иванович. У тебя теперь имеется законная жена. А работа — это любовница, к ней и надо через окно. Кстати — как спалось? Вам конвой на ночь положен? А когда вы с супругой ссоритесь, вам адвоката предоставляют? А то, знаете, из миссии ОБСЕ звонили, переживают…
ЗАВЬЯЛОВ: Ничего смешного. Я утром ее спросил, куда она зубную пасту подевала. А она говорит, что все вопросы в письменной форме и через пристава. Почта есть?
Вера перебирает конверты, берет факс, отдает мэру. Тот читает, медленно оседает на диван.
ЗАВЬЯЛОВ: Все. Додрыгались. Вера, мне рюмку транквилизаторов.
ДЕНИС: Повестка? Прокурорский протест? Приказ о неполном служебном?..
АЙДАР: Спам?
ВЕРА: «Валентинка»?
ЗАВЬЯЛОВ: Корреспондент к нам из области едет.
ДЕНИС: Быстро… Кто настучал, интересно?
ЗАВЬЯЛОВ: Какая разница. Давайте прощаться.
ДЕНИС: Не-не-не, тут что-то не то. Двери опечатали вчера вечером – стало быть, по официальным каналам информация могла уйти только сегодня утром. А корреспондент уже в пути – то есть решение редактором было принято вчера. Это не пожарные, тут что-то другое.
АЙДАР: А я знаю. Это из-за объездной дороги. Или Степаныч опять президенту написал про яму.
ДЕНИС: На Советской яма? Опять провалилась?
АЙДАР: Ну не знаю я, что с ней делать! Только вчера все нормально было, а вечером она опять на том же месте. К утру зарыли.
ЗАВЬЯЛОВ: Яма эта мне от предшественника моего досталась, Михал Иваныча Сизый Галстук. А ему эту яму его предшественник передал, Валерий Сергеич Длинный Ус, который ее тоже в наследство получил…
АЙДАР: Нету там ни труб, ни вод грунтовых. Пол карьера песку туда уже перетаскали – а она все проваливается!
ЗАВЬЯЛОВ (издевательски): Может, уфолога пригласить?
ВЕРА: Уфолог до часу принимает, а номерок в регистратуре надо за неделю брать.
ДЕНИС (читает факс): Слушайте, тут указано просто «служебная командировка». И встретить просят. Если бы что расследовательское – не просили бы, и о приезде не предупреждали, поверь моему опыту. Да и командировка одним днем. Нет, ничего серьезного. Скорее всего, знакомство с городом, дежурный очерк.
ЗАВЬЯЛОВ: С чем знакомство, Диса? Наш город называется Табурецк! Пятнадцать тысяч населения!..
ВЕРА: Это пять тысяч почтовых ящиков.
АЙДАР: Сперли у нас все почтовые ящики.
ЗАВЬЯЛОВ: Сначала сломали, а потом сперли! Почтальоны письма в форточки кидают, до пятого этажа достают, сборную по метанию диска готовить можно… У нас главный налогоплательщик – зона общего режима! С чем тут знакомиться? Нет, это объездная. Или из-за ямы все-таки?..
ДЕНИС: Я предлагаю все-таки — начать готовиться, а в процессе вычислить направление главного удара противника.
ЗАВЬЯЛОВ: Прав. Свистать всех наверх. Уж коли я на работу добираюсь по трапу, переходим на военно-морскую лексику, лопни моя селезенка. (Набирает номер). Андрей Анатольич? Бросай все, мчись в мэрию! Бросай, говорю, ЧП у нас! (Вере.) Как начальник колонии прибудет – немедленно ко мне! (Уходит в кабинет, увлекая за собой Дениса и Айдара).
Вера готовится кушать: достает красный термос, кастрюлю и примус, разжигает его, ставит кастрюлю на огонь. В окно влетает письмо и падает на пол. Вера хватает конверт, подбегает к окну. К столу незаметно пробирается Айдар, достает ложку с черпалом, согнутым под прямым углом к ручке, чтобы удобно было черпать из кастрюли. Пробует.
ВЕРА (в окно): Отлично, Римма! Еще неделя тренировок, и будешь попадать точно на стол! (Поворачивается, видит Айдара, отбрасывает конверт, хватает из-под вешалки сапог, кидает в Айдара) А ну выплюни, откуда взял!
Айдар убегает в кабинет. В окне появляется Лужин в форме.
ЛУЖИН: Здравствуй, о радость моего сердца и услаждение моего взгляда!
ВЕРА: Здравствуй, Лужин. Тоже кушать хочешь?
ЛУЖИН: Я, о слизистая моего желудка, уже позавтракамши. (Перелезает через подоконник).
ВЕРА: Пробу небось снимал на пищеблоке. (Ест.) Не боишься? У вас там, говорят, в еду бром добавляют, чтобы контингент не перевозбуждался.
ЛУЖИН: Ты глянь на мою выправку! А? Улан! Его величества гренадерского полка подполковник! Разве может меня остановить какой-то галоген? Так что, о иммунность моей системы, на меня любой элемент Менделеева влияет благотворно.
ВЕРА: Особенно водка. Ну, скажи мне что-нибудь, чтоб я жрать перестала.
ЛУЖИН (подходит к динамику, внимательно его изучает): Верка! Кончай жрать! А то задница отвиснет…
Вера беспечно хмыкает и продолжает жевать.
ЛУЖИН:…окончательно.
Вера замирает, перестает есть, убирает еду.
ЛУЖИН (ни к кому не обращаясь): Вот, пожалуйста. Динамик громкой связи. Зачем? Чтобы глава города мог доносить информацию до сотрудников мэрии, не срывая их с рабочего места. Но испорчена колонка! Может быть, от старости? Ничего подобного! Две недели назад громкую связь провели. Почему же сетка на динамике уже порвана? А потому, что кое-кому на работе делать нечего. Посидит он, поковыряется пилкой для ногтей в ухе, да и задумается: а как это динамик голосом мэра разговаривает? Может, там внутри сидит такой ма-а-аленький Завьялов и всем приказы отдает? А давай-ка его там поищем!..
Из кабинета выходят Завьялов, Айдар и Денис. Во время дальнейшего разговора Вера украдкой ставит стул к динамику, забирается и внимательно изучает, что там внутри.
ЗАВЬЯЛОВ: Ну где тебя носит? У нас ЧП. К нам едет журналист.
ЛУЖИН: Это из-за объездной, что ли?
ЗАВЬЯЛОВ: Да не знаю я! Может, и из-за нее.
ЛУЖИН: Не дрейфь, старый! В худшем случае дальше Табурецка не пошлют. Жена тебя собственноручно осудит, я тебя расквартирую. Будешь табуретки колотить.
ЗАВЬЯЛОВ: А ну прекращай! Слово – оно, знаешь, материально!
ЛУЖИН: Материально только одно слово: деньги. Все остальное – метафоры. А в твоем случает мы просто придерживаемся законов жанра. Если на сцене в первом акте присутствует ружье – к концу спектакля оно должно выстрелить. Если над столом висит динамик – над ним надругаются. Если в городе есть мэр – его посадят. Кстати: как семейная жизнь?
ЗАВЬЯЛОВ: Да-да-да, я теперь вечно поднадзорный, жена вместо пижамы спит в мантии, ха-ха-ха. А теперь скажи, что делать будем.
ЛУЖИН: Давайте все-таки определимся, из-за чего он едет. Какие версии?
АЙДАР: Неудовлетворительное состояние объектов в противопожарном смысле.
ЛУЖИН: Раз. Последствия?
ДЕНИС: Статья в газете. Проверка из области. Подтверждение фактов. Мэра – в слесаря.
ЛУЖИН: Допустим. Второе?
ЗАВЬЯЛОВ: Объездная.
ЛУЖИН: Последствия?
ДЕНИС: Статья в газете. Ваше опровержение, потому как дорога краевого значения, и финансирование шло из центра. Их опровержение, потому как ленточку перерезал Завьялов, а кто перерезал – тот и папа. Мэра – под домашний арест до окончания всех экспертиз. То есть навсегда.
ЛУЖИН: Ясно. Еще?
АЙДАР: Яма на Советской.
ЗАВЬЯЛОВ: И памфлетист Степаныч.
ЛУЖИН: Ну, тут все понятно. Статья в газете, Степаныча в депутаты, мэра – под зад мешалкой. Еще предположения будут?
ВЕРА: Случайность.
(Пауза).
ВЕРА: Ну, хотели отправить корреспондента в другой город, а перепутали и прислали к нам.
ДЕНИС: В какой город? С чем можно перепутать Табурецк?
ВЕРА: Ну — в Тобольск, к примеру.
ЗАВЬЯЛОВ: Это куда декабристов ссылали?
ЛУЖИН (мечтательно): А, помню… Цивилизация…
ДЕНИС: Жаль, не указано, кто именно едет. Может, знакомый кто по старой работе?
ЗАВЬЯЛОВ: Что?! Знакомый?! Точно! Ты их всех знаешь, сам работал, ты у нас редактор – вот и давай прояви себя. Встреть, обаяй, напои, и аккуратно выясни, чего ему надо. Покажи исторические места. Расскажи, как город закладывали бежавшие от петровских реформ раскольники.
ДЕНИС: Какие исторические места? Город основан в 1936 году! Расконвойники его строили, а не раскольники. У нас всех достопримечательностей – пара энквдшных валенок в тюремном музее…
ЗАВЬЯЛОВ: Вот! Скажешь – они из шерсти мамонта… Кстати. Это можно развить. Если исторических достопримечательностей нет — нужно их создать. Айдар, ты яму на Советской зарывал сегодня?
АЙДАР: Так я ж докладываю, все в ажуре.
ЗАВЬЯЛОВ: Молодец, в кое-то веки молодец… Давай-ка бери бригаду, дуй туда и откапывай назад.
Пауза. Все сморят на Айдара.
ЛУЖИН: Сейчас он быстро заговорит по-татарски.
АЙДАР: Я не понимаю, что смешного! Я малочисленная народность!
ВЕРА: Малоначисленная ты народность.
ЗАВЬЯЛОВ: Стилизуй мне эту яму под археологические раскопки. Типа доисторическая стоянка.
АЙДАР: Какая автостоянка?! Ничего не понимаю!
ЗАВЬЯЛОВ: Стоянка, я тебе говорю! Хижина первобытного человека.
ДЕНИС: Неандертальца или кроманьонца?
ЗАВЬЯЛОВ: Лучше, конечно, кроманьонца, это верхний палеолит, культурный слой может оказаться более богатым.
АЙДАР: А что там должно быть?
ДЕНИС: Керамика, кости животных – они уже скот приручали…
ЛУЖИН: Кости дадим, не переживай.
ЗАВЬЯЛОВ: Короче: чтобы было примерно как в квартире у Степаныча, только без тараканов.
ДЕНИС: После хижины неандертальца корреспондента куда?
ЛУЖИН: К себе я его не пущу. Режимный объект.
ЗАВЬЯЛОВ: О как! А когда тебе понадобилось родительский день организовать, это был не режимный объект! Нет, это было образцовое пенитенциарное учреждение!
АЙДАР: Имени Эдмона Дантеса!
ЗАВЬЯЛОВ: Хватит щеки надувать, на режимный объект любой писарчук клюнет, потому как эксклюзив. Экскурсию проведешь, условия проживания покажешь.
ЛУЖИН: Ну, не знаю… Это порядок наводить, безопасность обеспечивать…
ДЕНИС: Анатольич, ну какую безопасность? Они у тебя там не урки, а сурки – ленивые и толстые.
ЛУЖИН: Это я ленивый и толстый! А педикулезный зэк, между прочим, прыгает на четыре метра в высоту и свободно преодолевает естественные препятствия! Снаружи пускай ваш корреспондент смотрит. Только фотографировать нельзя.
ДЕНИС: В смысле – караульные вышки нельзя?
ЛУЖИН: Нет у нас вышек. А должны быть, потому и нельзя!
ЗАВЬЯЛОВ: Ты хоть забор покрась тогда, я краску выделю в качестве шефской помощи. Успеешь до завтра?
ЛУЖИН: Так выгоню контингент, покрасят.
ДЕНИС: Не сбегут?
АЙДАР: Куда бежать? Тайга кругом!
ЛУЖИН: А вот здесь ты не торопись. В тайгу бежать, конечно, холодно и медведи, зато в город – очень даже. Думаете, им свобода нужна? Да на кой им свобода? Если б на тюрьме были водка и бабы – они бы в очередь на отсидку становились, на государственные-то харчи. Им удовольствия нужны, а город – это средоточие удовольствий.
АЙДАР: Да перестань, их сразу узнают.
ЛУЖИН: Ну да?! Интересно, как? Потому, что они в фуфайках? А кто у нас не в фуфайках? Весь город щеголяет в продукции отечественной фуфаечной промышленности. И рожи у всех примерно одинаковые: фингал под глазом и улыбка «60 лет Мангышлаку».
ВЕРА: Их же наголо бреют…
ЛУЖИН: О инфаркт моего миокарда, да разве смекалку русского человека может подкосить парикмахер? У меня вон вчера из санчасти пятеро бойцов роты охраны сбежало. Тоже бритые. А фуфайки я у них отобрал, и всю остальную одежду тоже. Оставил как есть в нижнем белье. Так они в простыни поверх кальсон завернулись – и ушли как буддийские монахи. Степаныч их лично видел. Да, не спорю, Степаныч тут не авторитет, он прошлой зимой у себя в котельной с Хэмингуэем беседовал… Но позже их видели возле гастронома, а потом у церкви. Кагор клянчили.
ДЕНИС: Да-а-а… Такого кагора, как наш батюшка гонит, в Тибете не подают…
ЗАВЬЯЛОВ: Может, вернемся к формированию достопримечательностей? Конкретнее – к забору. Какого цвета краску выписывать?
ЛУЖИН: Как положено, защитного.
ЗАВЬЯЛОВ: Ты, бедоносец карманный, какого защитного? Это до-сто-при-ме-чательность! В глаза бросаться должно!
ДЕНИС: А давайте в красный! Скажу – это развалины нашего старинного кремля.
ЗАВЬЯЛОВ: Стоп! Никакого кремля. Даже намека. Если на сцене присутствует ружье – к концу спектакля его сопрут. Если начнешь устраивать развалины кремлю – будешь в хозяйстве у Лужина табуретки сколачивать. Головой. Красим в нейтральный коричневый. Какая жизнь — такой и цвет. Анатольич – лети.
ЛУЖИН: А я собирался к Ларочке в гости…
ДЕНИС: Уже сподобился?
ЛУЖИН: А ларчик просто открывался! (Вылезает в окно).
ВЕРА (мстительно): У нее триппер.
ЛУЖИН (появляясь в окне): А я знаю. Это мой. (Исчезает)
ЗАВЬЯЛОВ: Вера, а ты садись на телефон и вызванивай пожарных. Чтоб к утру печати с дверей были сняты!
ВЕРА: А с огнетушителями-то что?
ЗАВЬЯЛОВ: Не знаю, придумай что-нибудь!
(Вера достает из обеденной сумки красный термос, пытается стилизовать его под огнетушитель).
АЙДАР: Алексей Иваныч, ничего с пожарными не выйдет. Инспектор, как в котельной у Степаныча чего-то надышался, так с тех пор слегка галлюцинирует. У вас тут в мэрии, говорит, запах керосина постоянный, и периодически шум, как от примуса…
ЗАВЬЯЛОВ: Слушай, ну что делать-то? Печати срывать нельзя, в окно журналиста не потащишь…
ДЕНИС: Почему? Очень даже запросто. Скажем – учения у нас по гражданской обороне.
ЗАВЬЯЛОВ: Это идея… (Выглядывает в окно) А лестница удобная. Где взяли, кстати?
(Пауза).
АЙДАР: Все равно библиотекарши нашей опечатанной библиотеки ею не пользовались. Они теперь вообще на работу не ходят. В колонии поэтические вечера устраивают.
ЗАВЬЯЛОВ: И как?
ДЕНИС: Есенин хорошо идет, Пастернак хуже. Мандельштама зэки уже на груди колют — как погибшего в ментовских застенках…
ЗАВЬЯЛОВ: Погоди… А как ты в помещение попал? Печать на двери цела. Окно что, всю ночь открыто было? Да быть того не может, я вчера последним уходил, все проверял!
АЙДАР: Не знаю, я пришел, лестницу принес, а тут уже Верка сидела…
Смотрят на Веру. Она достает молоток и куда-то в стол забивает гвоздь, ни на кого не обращая внимания.
ДЕНИС (Айдару): Чего ты к ней не переедешь?
АЙДАР: Обидеть боюсь. Вот перееду, заживем вместе, дети пойдут… Я детей очень хочу, не важно кого – сына, дочку. Зарабатываем хорошо. Дом будет – полная чаша, машина, дача за колонией… А потом как встречу какую-нибудь жар-птицу, как влюблюсь по «самое не балуйся»… И она в меня тоже влюбится, как гимназистка – и что делать? Семью бросать? От мечты отказываться? Вера славная, хозяйственная, с ней весело, мать выйдет отличная. Сам себя иногда спрашиваю: ну чего еще надо? Кормит тебя? Кормит. Любит? Любит. Чего не хватает? Лоска столичного. Чего смотрите? Это же мечта любого мужика, чтобы какая-нибудь красивая и богатая знаменитость по тебе страдала, а тебе до нее было пофиг. Но я не такой – я согласен взаимно влюбиться.
ЗАВЬЯЛОВ: Сколько ждать намерен? А если не найдешь свою жар-птицу?
АЙДАР: Обязательно найду, Алексей Иванович. В бане и женский день бывает.
ЗАВЬЯЛОВ: Это меняет дело. Все, беги яму декорировать. Вера, чтобы завтра к приезду журналиста в приемной был порядок!
ВЕРА: Завтра будет. Только он же сегодня приезжает.
АЙДАР: Как сегодня?!
ВЕРА: Так факс вчерашним числом.
Завьялов и Денис бросаются к факсу. Пауза.
ЗАВЬЯЛОВ: Все. Глобальный катаклизм и вырванные годы. Пресса уже здесь.
ДЕНИС: Без паники, капитан! На абордаж! Поехали на станцию быстро, может, перехватим!
Завьялов и Денис вылезают в окно.
ВЕРА: Меня подождите, мне тоже на станцию надо!
Достает из шкафа фуфайку, одевает, вылезает в окно. В противоположном окне появляется буддист. Внимательно оглядывает помещение, залезает внутрь, за ним еще четверо. Начинают шарить по приемной и кабинету мэра, дурачатся, кидаются карандашами. На стене неожиданно оживает динамик, звучит песня: «У солдата выходной, пуговицы в ряд…». Буддисты испуганно убегают через второе окно.
Занавес.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Динамик напевает что-то лирическое. В окно влезает Лена. С интересом изучает беспорядок, наведенный буддистами. Видит табличку на двери Завьялова, смеется, фотографирует. Заглядывает в орущий динамик. Просматривает бардак на столе Веры. Из окна появляется рука и осторожно ставит на пол два огнетушителя. Лена быстро садится на диван, динамик испуганно смолкает. Вслед за огнетушителями из окна появляется Вера. Девушки смотрят друг на друга.
ВЕРА: А чего вы петь перестали?
ЛЕНА: Простите, я не знала, что никого нет. Я по делу.
ВЕРА (Ставит на подоконник пакет с едой): С обыском?..
ЛЕНА: Нет, я из областной газеты. Меня зовут Елена Гривуева. Мне сказали, вы предупреждены. Только меня почему-то не встретил никто.
В окне появляется Айдар. Украдкой ест из пакета Веры.
ВЕРА: Ну, так ведь… А вы как приехали?
ЛЕНА: Автобусом.
ВЕРА: Ну вот видите! А все в аэропорт помчались.
ЛЕНА: Леша Завьялов куда-то помчался? Наверное, интересное зрелище!
АЙДАР: Вы что, нашего мэра знаете?
ЛЕНА: Да уж знаю. Мы с ним в одном общежитии жили, когда в университете учились.
ВЕРА: Ой, да вы что? Так давайте я вас чаем с печеньем напою! (Отбирает у Айдара пакет). Галеев! Еще раз — и жэза-кара! Ташла-рга!
Айдар скрывается в окне.
ЛЕНА: А жезе-кара как переводится?
ВЕРА: Секир-башка. Я по «Голосу Америки» слышала. Чай будет без печенья.
ЛЕНА: С удовольствием. Мне только надо редактору отписаться, что добралась нормально. (Достает ноутбук). У вас вай-фай есть?
ВЕРА: Есть, да что толку? Только ночевать иногда ходит и жрет безостановочно.
ЛЕНА: Это бой-френд, наверное?
ВЕРА: Ах, да все они одинаковые, вы же знаете!.. А какой он был, Алексей Иванович?
ЛЕНА: Веселый и ленивый. Как все историки. Мне больше интересно, какой он сейчас. По-прежнему везде ходит в спортивном костюме?
ВЕРА: Ну что вы, ему не до спорта. То есть спорт, конечно, в нашем городе на высочайшем уровне, недавно спартакиада школьная проходила. Да сами же видите – на работу по шведской стенке лазаем! Наш мэр даже двери опечатал, чтобы искуса ни у кого не было уклониться. Только Алексею Ивановичу собой заниматься некогда, весь город на нем держится. Как бобер – все что-то строит, чинит… Не дай Бог с ним что случится – мы же вообще все разбежимся! Повезло, что он в нашей глухомани сидит…
ЛЕНА: Не пьет хоть с тоски?
ВЕРА: А вот клевета это все! Это все Лужин его сбивает! Как увидит нашего мэра – так и давай его дискредитировать. Приходит как будто по работе, а там уже не успеешь моргнуть – коньяки в ход пошли. Алексей-то Иванович человек тактичный, гостеприимный, отказать гостю неудобно…
ЛЕНА: Вы уж за Алексея Ивановича боритесь!
ВЕРА: А мы боремся. Даже литературно. Вот я для нашей газеты даже басню написала, давайте расскажу.
ЛЕНА: Конечно, коллега.
ВЕРА: «Опоссум и бобер». Басня. «Опоссум в жаркий день пришел к Бобру напиться. И надо было же беде случиться…»
В окне появляется Завьялов.
ЗАВЬЯЛОВ (перебивает): Вера, опять? Сколько раз говорить: самодеятельность вечером в доме культуры, критику — Денису в газету!
Вера обиженно уходит в кабинет.
ЛЕНА: А у вас, Алексей Иванович, и самодеятельность в городе имеется?
ЗАВЬЯЛОВ (радостно): Грива! Ленка! (Обнимаются). Какими ветрами, брамсель мне в спину?
ЛЕНА: Ветра, Лешка, в гастроэнтерологии. А у нас в прессе – редакционные задания.
ЗАВЬЯЛОВ: Так это ты корреспондент? Ты же где-то у себя там на кафедре славистики подвизалась?
ЛЕНА: Ну, надо же куда-то расти. Года идут.
ЗАВЬЯЛОВ: Ну, по тебе этого совсем не скажешь.
ЛЕНА: А чего ты в этой глухомани заперся? Ты же у нас гений экономики и гуру политологии. Тебе как минимум на областном уровне блистать.
ЗАВЬЯЛОВ: Так я и блистал. Пока свет не начал кое-кому глаза резать.
ЛЕНА: Кому это?
ЗАВЬЯЛОВ: Да нашлись деятели. У меня, понимаешь, проблемы с патриотизмом.
ЛЕНА: О как… Так чего в Швеции не остался после учебы?
ЗАВЬЯЛОВ: Почему я должен там оставаться? Я люблю эту страну, я хочу в ней жить и на нее работать. Вот это государство я действительно не люблю. Мне отец рассказывал, что даже советскую систему можно было обмануть. Он заводом руководил, и в его начальственном кабинете, конечно, должен был висеть портрет какого-нибудь вождя. Он повесил портрет сказочника Бажова, а всем говорил, что это Энгельс. Спорить никто не решался. А сейчас портрет вождя чем заменить? Писателей похожих нет! А лицо политика я в своем кабинете видеть не хочу. И ни в какую партию вступать не желаю. Да и вопросов много задавал. Почему, спрашиваю, нельзя мне своего однокашника, блестящего экономиста, в министерство взять, в мой отдел? А потому, что у него, помимо российского гражданства, еще и эстонское имеется. Так у нас в той же Псковской области у каждого десятого латвийское или эстонское гражданство. Люди образованные, умные, с уникальным опытом работы — а на госслужбу их брать нельзя, закон не позволяет. Почему? С какой целью? Они какие-то секреты украдут и на вторую родину отправят? А что, не имея гражданства другой страны, такого не сделать? Да они элементарно иностранные языки знают. Ты когда последний раз видела чиновника, который сносно говорит по-английски? Он на нем не говорит — он им «владеет со словарем». Он и управлением космического корабля овладеет — с инструкцией. И женщиной овладеет — с камасутрой. Я им говорю: Россию со времен Петра Первого иностранцы поднимают. А мне в ответ — непатриотично рассуждаешь. Профессионализм нынче не в чести, только лояльность. Путают люди патриотизм с верноподданностью. Есть, Ленка, такая высокооплачиваемая профессия — Родину любить.
Появляется Вера, подходит к окну.
ЗАВЬЯЛОВ (Лене): Ну, зато у тебя, как видно, все хорошо. Как семья?
ЛЕНА: Не состоялась семья. Я уже три года как в счастливом разводе. А ты, судя по кольцу, женился-таки?
ЗАВЬЯЛОВ: Ну, если быть точным, то зарегистрировал акт гражданского состояния. Вот что: вечером ужинаем у меня, познакомлю тебя с супругой. А сейчас главный редактор городской газеты тебя обаяет… (Осекается, в растерянности смотрит на Лену). То есть не совсем сейчас, у него пока дела…
ВЕРА (глядя в окно): Да какие там у него дела, лясы точит с Лужиным… Эй, главный вредактор! Давай на борт, бушприт мне в ухо!
ЗАВЬЯЛОВ: Вера!!!
ВЕРА (недоуменно): Что?
ЗАВЬЯЛОВ: Ты!.. Почему такой бардак в приемной?! Почему все разбросано?!!
ЛЕНА (трагически): Это с обыском приходили!
ЗАВЬЯЛОВ: Материально слово, я вам говорю!..
ДЕНИС (появляется в окне): Ну? Что у нас плохого?
Пауза. Денис с Леной смотрят друг на друга.
ЗАВЬЯЛОВ (в замешательстве): Ну, вот и наш Денис Сергеевич. Коллега твой, стало быть.
ЛЕНА: Глазам не верю! Дениска…
ДЕНИС: Привет, Грива. А я и не знал, что ты теперь моя коллега.
ЛЕНА: Я уже давно коллега. А ты, значит, тоже здесь окопался? Прикрываешь завьяловские тылы?
ЗАВЬЯЛОВ: Так, ну у нас обед. Я думаю, Ленка, Денис Сергеевич тебя проводит.
ЛЕНА: Да, спасибо, конечно. А откуда бы я могла по межгороду позвонить? А то мобильник не берет, и интернета у вас нет.
ЗАВЬЯЛОВ: Как нет? С чего это нет? Кто в серверной?
(Вера из-за спины Лены показывает руками – опечатано).
ЗАВЬЯЛОВ: Ну, из кабинета моего позвони. Вера, покажи.
(Вера с Леной уходят в кабинет)
ЗАВЬЯЛОВ: Ну все, обедать, обедать!
(Старается побыстрее вылезти в окно)
ДЕНИС: А ну назад, кот замшелый! Ты что творишь?! Ты почему меня не предупредил?
ЗАВЬЯЛОВ: Да откуда я знал? Залезаю – она уже тут… (Нехотя залезает обратно). Чего ты взбеленился? Ты же не муж сбежавший. Какие вообще проблемы, я не понимаю?
ДЕНИС: Ведь только жизнь устаканилось — опять появляется она. Я не хочу больше так.
ЗАВЬЯЛОВ: Прекрати истерику. Бери девушку и веди показывать город. А не то финансирование твоего издания окажется под большим вопросом.
ДЕНИС: А я ведь, Алексей Иванович, за такие слова могу тебя и к суду привлечь.
ЗАВЬЯЛОВ: Да ты что? Давай! Интересно будет посмотреть.
Пауза
ЗАВЬЯЛОВ: Дружище, это ведь только на один день. Вспомнить юность, обменяться любезностями, кто как располнел – и адью. Снова будешь гордо влачить глубокомысленное существование. Так что потревожь на несколько часов свое изможденное сердце и выполни священный долг перед Табурецком. Перед нашими земляками — табуретами и табуретками. Большими и малыми… (Вылезает в окно).
ДЕНИС: Ладно. Машину нам оставь!
ЗАВЬЯЛОВ (появляется в окне): Вы что, бухать собрались?!
АЙДАР (появляется в окне): Кто бухать собрался?
ДЕНИС: Я веду областного корреспондента показывать достопримечательности. Это моя работа.
ЗАВЬЯЛОВ: Бухать ты ее ведешь. У тебя работа — бухать с красивыми журналистками.
АЙДАР: Какой красивой журналисткой?
ДЕНИС: Алексей. Ты экстерном закончил школу. Ты с красным дипломом вышел из университета. (Завьялов кивает). Ты стажировался в Швеции и Норвегии. Ты получил юридическое, а потом еще и экономическое образования. Ты в тридцать четыре года стал мэром города… (Завьялов кивает все более благосклонно). Леша, еще вот чуть-чуть – и ты станешь репортером!
(Хлопает Завьялова по плечу, тот исчезает в окне. Входят Лена и Вера, что-то обсуждая).
АЙДАР: Вах, какая девушка! Это красивая журналистка? Жар-птица!
ДЕНИС: Твоего ли полета?
АЙДАР: К любому полету есть подход.
ВЕРА (Лене): Ну, я пошла.
ЛЕНА: Вы обедать?
ВЕРА (мрачно): Не обедаю я больше. И не ужинаю.
АЙДАР: Эй, так отдай мне!
ВЕРА: А ну вали! Дал Бог вай-фая… (Вылезает в окно вместе с Айдаром).
Пауза.
ЛЕНА (Денису): Значит, вот куда подался. Самое место для преуспевающего репортера, чтобы однажды исчезнуть на пять лет, никому ничего не сказав.
ДЕНИС: Так получилось. Хотел переосмыслить жизнь. Поменять действительность.
ЛЕНА: Чем же тебя действительность не устраивала? Так весело было.
ДЕНИС: Перерос, наверное. Надоело соревноваться в выпендреже. Писать не как все, говорить не как все, одеваться не как все…
ЛЕНА: А почему нет? Что плохого, если одежда ни как у всех? Подчеркивает индивидуальность.
ДЕНИС: Индивидуальность не надо подчеркивать, она либо есть, либо ее нет. В погоне за оригинальностью можно оказаться в дурацком положении. Помнишь, как ты налысо постриглась?
ЛЕНА: А то! Это была кардинальная смена имиджа.
ДЕНИС: Думаешь, народ твою смену имиджа помнит? Поверь: народ помнит, как ты потом уснула у Лешки на дне рождения, и тебе на лысине шнуровку волейбольного мяча нарисовали.
ЛЕНА: Зануда. Ты всегда был занудой, знаешь? Вот что ты сейчас пишешь? (Берет со газетные полосы). Так, первая полоса. «Жители Табурецка встретились с православным святым». Это как?
ДЕНИС: Дальше читай. В наш храм привезли мощи святого.
ЛЕНА: То есть святой не приехал?
ДЕНИС: Приехал… Частично.
ЛЕНА: Понятно. (Читает): «Происшествия. Наряд полиции несколько минут не мог отогнать бойцовую собаку без поводка, среди бела дня напавшую на пожилую женщину, табурецкую пенсионерку. Почему стражи порядка не могли ее просто пристрелить?». Действительно, почему?
ДЕНИС: Вертлявая попалась старушка.
ЛЕНА: Какие у вас тут пенсионеры… Или погоди! (Вчитывается) Табурецкая пенисонерка?!
ДЕНИС (пытается отобрать полосу): Это только верстка, корректор еще не смотрел!
ЛЕНА: Нет, погоди, читаем далее. «Наш фоторепортаж. «Руководство ТМУП «Водоканал» приняло участие в церемонии запуска новой КаНС». Что такое ТМУП, Валдаев?
ДЕНИС: Табурецкое муниципальное унитарное предприятие.
ЛЕНА: А КаНС?
ДЕНИС: Канализационно-насосная станция.
ЛЕНА: Ты знаешь, я приятно шокирована. Как образно! Она ведь так и работает…
ДЕНИС: Кто?
ЛЕНА: Говнокачка. Тмуп-канс, тмуп-канс… У тебя тут настоящая жизнь! Романтика дальних странствий!
ДЕНИС: Вот видишь? Ты уже начала вникать в тонкости процесса. Это не гламурные вечеринки районного масштаба описывать. И не рекламные слоганы сочинять. «Торгово- промышленная палата: мы поможем вам торговать и промышлять!». Это я и на пенсии смогу.
ЛЕНА: Ты помнишь Кириенко? С моей группы?
ДЕНИС: Смутно. Что-то в очках.
ЛЕНА: Он самой светлой головой курса был. Диплом красный, как русский турист в Египте, предложения остаться на кафедре, кандидатская наполовину написана… А он взял и рванул в Питер приобщаться к рабочему классу. Как писатели-шестидесятники – жизнь впитывать. Устроился сварщиком на стройку. Я с ним столкнулась спустя лет 15 после выпуска. Он до сих пор сварщик. И не вырваться. Все что знал – забыл, а семью кормить надо. Ты не боишься, что тебе через какое-то время будет уже не уехать от своей канализации? Вернее, некуда будет вернуться? Нет, я понимаю: поймал кризис среднего возраста, уехал в тайгу жить с медведями. А чего так загадочно? Никому ни слова не сказав?
ДЕНИС: Были кое-какие неприятности.
ЛЕНА: Вот я сейчас сумочку возьму, мы пойдем, и ты мне про все эти неприятности расскажешь.
(Лена выходит. Денис сидит с закрытыми глазами. Из-за окна голос Веры).
ВЕРА: А чего за неприятности?
ДЕНИС (не открывая глаз): Верка, ты давно там?
ВЕРА (высовывается из окна): Да я и не уходила, я на карнизе. Лестницу кто-то спер.
ДЕНИС: Давай-ка исчезни, не ставь девушку в дурацкое положение.
ВЕРА: Это я в дурацком положении, нас уже из окон напротив фотографируют.
ДЕНИС: Нас? Кто там еще?
ГОЛОС ЗАВЬЯЛОВА: А мне все равно ничего не слышно. И я все равно все знаю!
ГОЛОС ЛУЖИНА: Погодите, мне интересно дальнейшее развитие событий.
ГОЛОС АЙДАРА: А я вообще ничего не понял. Диса, там ничего пожрать не осталось?
ДЕНИС: Галеев, когда ты уже лопнешь?
(Лужин и Вера залезают в приемную).
ЛЕНА: Все, веди меня обедать. Я у вас тут интересную вывеску приметила: «МорожеНное» — с двумя «эн», — «и хоД-доги» с двумя «д».
ВЕРА: А, это у нас Айдар Рашидович подхалтуривал.
АЙДАР (из окна): А в чем проблема, я не понимаю?
ДЕНИС: Доверили татарину писать английские слова русскими буквами — вот тебе и «хоД-доги»… Знаешь, что-то аппетит у меня пропал, после пмуп-кэнс. Сходи вон с ребятами.
ЛУЖИН: Ну что за тон! Леночка, отрада моих очей и планы на мое будущее! Мы с вами не знакомы, но ситуация стремительно меняется. Денис, представь нас.
ДЕНИС: Лена — это Лужин.
ЛУЖИН: Подполковник Лужин, прошу заметить. Андрей Анатольевич.
ЛЕНА: Ага. Вы, я слышала, то ли бобер, то ли опоссум?
ЛУЖИН: Я, о средство моей информации, урсус. Медведь. Одинокий белый медведь. Поедемте обедать ко мне.
ЛЕНА: В берлогу?
ЛУЖИН: На работу. У меня там достопримечательности.
За окном грохот.
ВЕРА: О! Никак Галеев лопнул.
В окне появляется Айдар.
АЙДАР: А что сразу Галеев, я не понимаю? Это Алексей Иванович лестницы не дождался. Лена, лучше айда ко мне на объект! С бригадой вас познакомлю – настоящими людьми труда, покажу свое хозяйство…
ВЕРА (подходит к Айдару, шипит): А ты всем бабам свое хозяйство показываешь?
Айдар исчезает.
ЛЕНА: Вот это точно опоссум.
ВЕРА: Это скунс!
ЛУЖИН: Это вообще другая басня. Леночка, серьезно, пойдем кремль смотреть!
ЛЕНА: У вас и кремль есть?
ДЕНИС: А как же! У нас и Эрмитаж найдется. Сейчас, к Степанычу в котельную заглянем…
ЛЕНА: Кремль, как я догадываюсь, построен в форме табуретки?
ЛУЖИН: И вот сразу ошибка. Название города нашего изначально звучало как ТабОрецк.
ДЕНИС: Да. Здесь осел крупнейший в наших краях цыганский табор.
Денис и Лужин садятся по обе стороны от Лены. Вера ошеломленно переводит взгляд с одного участника разговора на другого.
ЛЕНА: Устал, наверное, цыганский табор кочевать? По лесам-то?
ЛУЖИН: Ну, это были особые, лесные цыгане.
ДЕНИС: Их так и называли – таежные ромалы.
ЛЕНА: Надо понимать, они промышляли воровством таких особых лесных коней? Таежных мустангов?
ЛУЖИН: Не надо сарказма. Промышляли они охотой на медведей. Вы когда-нибудь видели местного медведя? Он три метра ростом сидя! Его никакая пуля не берет!
ЛЕНА: И как же на него охотились лесные ромалы?
ДЕНИС: Понимаешь, медведя можно застрелить только в ухо, для чего к нему нужно подкрасться вплотную. Сделать это возможно только зимой, когда медведь в спячке. Найти берлогу, раскопать…
ЛЕНА: И пулю в ухо?
ЛУЖИН: Не все так просто, о тетива моего лука. Дело в том, что наш медведь спит особым образом – на боку, прикрыв свободное ухо лапой (показывает).
ЛЕНА: Какая досада! И что же делать?
ДЕНИС: Это главный секрет таежных цыган: медведю нужно стволом ружья пощекотать причинное место. Он убирает лапу, чтобы почесаться – тут и бьешь наверняка!
ЛЕНА: Просто триумф смекалки! Но вам не кажется, что убивать спящее животное просто недостойно?
ЛУЖИН: А они в абсолютном большинстве случаев их и не убивали. Заставив медведя убрать лапу, цыгане пели ему на ухо, и тем самым вводили его в сомнамбулическое состояние, в котором зверь становился послушным и спокойным. Прислушайтесь к знаменитому «ай нанэ-нанэ», повторите его несколько раз: это ведь мантра!
ЛЕНА: И что же они делали с загипнотизированными медведями?
ДЕНИС: Приручали, а потом продавали другим цыганам, для показа на ярмарках.
ВЕРА: А потом у нас построили тюрьму.
ЛЕНА: Понятно. Ну, как преамбула к основной теме вполне пойдет.
ДЕНИС: Какой основной теме?
ЗАВЬЯЛОВ (залезает в окно): Рассказывай уже, зачем приехала?
ЛУЖИН: Объездная дорога или яма на Советской?
ВЕРА: У нас там теперь хижина неандертальца!
ЛЕНА: Вы чего, табуреты? Новостей не смотрите? Говорковского переводят. То ли к вам в колонию, то ли в соседнюю область — точно еще не известно.
ЛУЖИН: Какого Говорковского?
ЛЕНА: Две тысячи третьего года образца! У нас в стране много Говорковских? Олигарха опального. Его из Москвы еще вчера этапировали.
(Пауза. Завьялов снимает трубку, набирает номер).
ЗАВЬЯЛОВ: Айдар Рашидович? Яму зарывай. Немедленно.
Занавес.
Вдоль занавеса понуро бредут люди в фуфайках и ушанках, с кирками, лопатами другим шанцевым инструментом. Настороженно оглядываются, потом скидывают фуфайки. Это буддисты. Они быстро подхватывают инструменты и весело убегают.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
В приемной Завьялов, Вера, Лена, Лужин, Денис. Вера плачет.
ЗАВЬЯЛОВ: Как такое вообще может быть?! Как такая информация могла пройти мимо нас???
ДЕНИС: Я проверял — утверждают, что звонили, трубку никто не брал.
ЛУЖИН: Вот интересно. Сидеть он будет у меня — и мне не звонили. А вам, стало быть, звонили. Вот пусть он у вас и сидит.
ДЕНИС (Лене): А ты, коллега, как об этом узнала?
ЛЕНА: Источник в Москве сообщил, что отправили в сторону нашего Табурецка. То есть, я так понимаю, решения о точном месте отбывания наказания еще не принято…
ВЕРА: Может, я на обед уходила? Я ж не могу телефон с собой взять.
ЗАВЬЯЛОВ: А у нас, вообще-то, 21-й век. У нас трубку уже можно с собой взять.
ВЕРА: Я вас только на прошлой неделе просила радиотелефон купить! Но вы в этот момент изволили кушать. И не услышали.
ЛУЖИН: Дурное влияние Галеева.
ЗАВЬЯЛОВ: А я не Юлий Цезарь! Я не могу, как он, одновременно писать, читать и говорить по телефону! Если я принимаю пищу — значит, все. Ждите завершения процесса.
ВЕРА: А почему я могу?
ЗАВЬЯЛОВ: Потому что ты женщина. У вас физиология головного мозга другая. Вот есть правое полушарие, отвечающее за эмоции. А есть левое, логическое. Связь между полушариями и обмен информацией осуществляется через специальную перемычку, так называемое мозолистое тело.
ЛУЖИН: Это у тебя, Алексей Иванович, в мозгу мозоли от чрезмерно интенсивной мыслительной деятельности…
ЗАВЬЯЛОВ: Я вам научные факты разъясняю. Так вот, как доказали ученые…
ЛЕНА: Табурецкие ученые?
ЗАВЬЯЛОВ: …ученые доказали, что у женщин это мозолистое тело больше, и обмен информацией между полушариями, соответственно, осуществляется быстрее. Вот поэтому, Верочка, ты и можешь одновременно делать несколько дел — просто у тебя перемычка в мозгу толще.
Вера рыдает в голос и убегает в кабинет.
ЗАВЬЯЛОВ (ошарашенно): Чего это с ней?
ЛЕНА: Поздравляю. Ты только что сообщил ей, что она толстая. Молодец.
ЗАВЬЯЛОВ: Вера. Ну Вера! Ну прости. У меня подарок!
Входит Вера. Завьялов подает ей коробку. Вера открывает — это радиотелефон. На пол рассыпаются полиэтиленовые шарики из упаковки.
ВЕРА: Ой какая прелесть!
ДЕНИС: А давайте все-таки почешем наши тонкие перемычки и решим, чем нам все это грозит.
Вера собирает раскатившиеся шарики и складывает их в вазу на столе.
ЛУЖИН: Вам-то чего? Вам это только на пользу. Понаедут лучшие журналисты страны — вот, уже понаехали. Правозащитники всякие, оппозиционные политики. Мне они будут выносить мозг, а с вами пить чай.
В окно залезает Айдар.
АЙДАР: Давайте, давайте уже пить чай. Леночка, вам налить? (На протяжении дальнейшего разговора пытается ухаживать за Леной).
ЗАВЬЯЛОВ: Это все понятно, а куда нам расселить всю эту ораву? У нас даже гостиницы нет.
ЛЕНА: Вот типичные старосветские помещики. К ним практически на эшафот везут узника совести, одного из символов русской интеллигенции – а они про размещение зрителей.
ЛУЖИН: Вы, Леночка, специфики не понимаете. Сейчас начнется — а в каких условиях он содержится, а на чем спит, а что ест… Что я ему — золотую парашу поставлю? Он олигарх — пусть сам покупает, я не против. Только уж тогда на всю колонию.
ДЕНИС: Ага. И гостиницу пусть построит.
Пауза.
ЗАВЬЯЛОВ: А ведь построит. Если ему показать, как мы тут живем.
ЛУЖИН: Что значит показать? Я что, должен и заключенному достопримечательности обеспечивать???
ЗАВЬЯЛОВ (жестко): Это тебе он заключенный. Власти он — инакомыслящий. Народу — безвинно осужденный. А городу — инвестор. И гостиницу построит, и противопожарную сигнализацию купит, и дороги заасфальтирует, и Верку замуж пристроит. Хочешь замуж за финансиста, Верунчик?
ВЕРА: А что? Других вариантов, похоже, не предвидится. И кормить его Лужин будет.
АЙДАР: Что-то я не понимаю ничего.
Айдар набивает рот шариками из вазы, отплевывается.
ЗАВЬЯЛОВ: Наша задача — показать ему потенциал Табурецка. Мы маленький, не очень богатый, но гордый народ.
ЛЕНА: Потомки таежных цыган.
ЗАВЬЯЛОВ: Цыган?..
ЛУЖИН: Не сейчас.
ЗАВЬЯЛОВ: Да, это не Москва, не Питер, и даже не деревня Большие Пупсы, что в Тверской области, где я в детстве каждое лето жил у бабушки, о чем не люблю вспоминать по понятным причинам. Это Табурецк. Но, гражданин Говорковский, теперь это и ваш город на ближайшие неизвестно сколько лет. Вам здесь жить, сидеть, работать…
ДЕНИС: …думать и по фене ботать.
ЗАВЬЯЛОВ: Поэтому давайте вместе сделаем Табурецк прекрасным городом.
ЛЕНА: Лучше сказать — «Еще более прекрасным городом!».
ЗАВЬЯЛОВ: Да что там, давайте сделаем его районным центром! Все, что нужно — это построить вокруг район. Уверен: с вашими, гражданин Говорковский, капиталами, да с нашей смекалкой, это выполнимо, и даже перевыполнимо! Не скрою, будет трудно. Но вместе мы эти трудности героически преодолеем — силами товарища Галеева и переподчиненных ему расконвойников.
Все, кроме Лены, аплодируют. Лужин отдает честь.
ЛЕНА: Знаете что? Вы мне просто отвратительны. Человек неизвестно за что сидит в тюрьме, а вы еще собираетесь на этом подзаработать! Во что ты превратится, Леша? Валдаев, ты ли это???
Все в смущении разбредаются по приемной. Айдар уводит Дениса в сторону.
АЙДАР: Нет, ты видишь, какая женщина? Умная, принципиальная, смелая – настоящая леди! Вот это была бы жена!
ДЕНИС: И не говори. Лорд и леди Галеевы. А как ей у тебя в бане понравится!
АЙДАР: А вот это, кстати, идея. Предложу-ка я ей в баньке помыться.
ДЕНИС: Знаешь, банщик? Иди яму откапывай.
АЙДАР: Иди сам откапывай, а?! Жэза-кара!
ЗАВЬЯЛОВ: Что там за гортанные крики? Не кипятись, Айдар Рашидович. Какой-то ты бурлящий и пенистый.
ДЕНИС: А надо, чтоб головастый.
ВЕРА: Ну, это кому как. Не ссорьтесь, мальчики!
ЗАВЬЯЛОВ: Вот что, други мои. То, что случилось с Говорковским, мы изменить не в силах. Но мы можем, и просто обязаны, использовать создавшееся положение для развития нашего города. Заметь, Елена – не для личного обогащения, а на благо всех горожан. Поэтому – долой сомнения, бог любит пехоту! За дело!
Все шумят, мечутся по приемной, звонят по телефонам. Лена поначалу демонстративно не участвует в процессе, но потом начинает фотографировать. Протестующего Айдара дружно выпихивают в окно. Вера пытается всех перекричать.
ВЕРА (кричит): Как встречать??? Встречу какую организовывать? Торжественную?
Пауза.
ЛУЖИН: Да уж не хлебом солью. Ему еще неизвестно сколько лет только их и лопать.
ДЕНИС: Действительно, в данном случае торжественная встреча — какой-то гротеск.
АЙДАР (из окна): А что такое гротеск?
Лужин подходит к подоконнику, поднимает сапог и ставит его на обогреватель. Поднимает конверт, вставляет его в сапог.
ЛУЖИН: Гротеск!
ЛЕНА: Он как приезжает-то? Поездом? Машиной?
ЗАВЬЯЛОВ: Попросим, чтобы вертолетом. Встречать поедет Галеев.
Айдар быстро исчезает. Все, кроме Лены, смеются.
ЛЕНА: Чего?
ДЕНИС: У нас проверка была из Москвы. Вертолетом летели. А в Табурецке аэропорта, уж извините, нету.
Лена с укоризной смотрит на Веру, та делает вид, что не замечает.
ДЕНИС: То есть он, конечно, есть — для этого используют поле у карьера. Встречать послали Галеева. Тот пришел, в новом костюме. Не учел, что поле это по прямому предназначению — коровий выгон. Вертолет садится, винты вращаются, навоз летает… А в центре циклона — Айдар.
ЛУЖИН: Не будьте детьми. Привезут его спецтранспортом, в город заезжать не будут — сразу на кичу.
ЗАВЬЯЛОВ: А если с машиной авария?
ЛУЖИН: А нет ли у тебя, о залог моей безопасности, умысла на теракт?
ВЕРА: А чего сразу теракт? Вот ехала машина, и, допустим, провалилась в яму.
ЛЕНА: Которая на Советской.
ЛУЖИН: Маршрут по центру города наверняка не проходит.
ДЕНИС: Другую выкопаем.
ЛУЖИН: Слушайте, перестаньте уже, взрослые же люди.
ДЕНИС: А если силами колонии? Там-то ты главный. Что-нибудь такое этакое, основанное на местном фольклоре.
ЛУЖИН (поет): Сегодня праздник у ребят — приехал Говорковский…
ЛЕНА: Могу себе представить… Утренник общего режима. Праздничная перекличка, потом концерт. Самим не противно?
ЛУЖИН: Вы вот напрасно это сейчас, о дефицит моей информации. Праздники у нас очень даже на уровне. Мы, между прочим — вы записывайте, записывайте! — держим первое место по области в плане культурного и в чем-то даже эстетического развития воспитуемых.
ВЕРА: И воспитания развиваемых.
ЛУЖИН: У нас даже курс истории искусств преподается!
ДЕНИС: Камера смотрит в мир.
ЛУЖИН: Наш хор на конкурсе победил!
ЗАВЬЯЛОВ: Зональном…
ЛУЖИН: Знаете что, о прободения моего желудка? Я вот сейчас самоустранюсь, и выгребайте, как умеете.
ЗАВЬЯЛОВ: У тебя конкретные предложения есть? Важно, чтобы он город посмотрел. Город, понимаешь? Не только твое градообразующее предприятие.
ЛУЖИН: Есть вариант. Пребывает он тихо, без помпы. Быстренько совершает какое-нибудь незначительное преступление, и мы везем его в суд за новым сроком. По дороге он из окошка весь город и осмотрит.
ЗАВЬЯЛОВ: Что он там увидит за одну поездку?
ЛУЖИН: Значит, надо несколько поездок организовать. Не ограничиваться одним судебным заседанием. И здесь одна свежезамужняя судья может нам посодействовать.
ВЕРА: А если он не совершит никакого преступления?
ЛЕНА: Осудят и без преступления. Ему не привыкать!
ЗАВЬЯЛОВ: Лена, избавь нас уже от политики. Хватит.
ЛУЖИН: Вы действительно, о сердитый голос моей совести, давайте-ка не подставляйте мэра. Еще сошлют куда-нибудь…
ДЕНИС: У стен есть не только уши, но и язык. Они могут общаться и регулярно передавать информацию за пределы здания.
ЛЕНА: Ой, можно подумать…
На стене оживает репродуктор: «У солдата выходной!». Все приседают. Репродуктор, булькая, замолкает.
ЛЕНА: Больше не буду.
ЗАВЬЯЛОВ: А если все-таки без судов обойтись? Другие варианты есть?
ЛУЖИН: В принципе, можно и по-другому. Его тихо доставляют, а на следующий день глава города лично привозит в колонию шефскую помощь. Знакомится с контингентом, проверяет условия содержания, а заодно выражает понимание и сочувствие опальному олигарху. Говорковский тает, как надежда на амнистию, и переводит оставшиеся миллионы на счета муниципалитета.
ДЕНИС: Отличный план. А федеральные телеканалы крупным планом показывают, как наш Завьялов братается с иконой оппозиции. Будешь, Алексей Иванович, мемуары писать до конца дней.
ВЕРА: До конца чьих дней?
ЗАВЬЯЛОВ: Хватит, я сказал!
ДЕНИС: Ладно. Я сам напишу. «Завьялов. Прерванный полет».
ЛЕНА (Денису): У тебя в районе именно такого рода неприятности были?
ДЕНИС: Нет. Неважно. Но подлизываться к Говорковскому по мелочам — идея непродуктивная.
ЗАВЬЯЛОВ: Твои предложения?
ДЕНИС: Все просто. Мы в его честь город переименуем.
Пауза.
ЛУЖИН: Что мы сделаем?..
ДЕНИС: Я слышал, в Штатах такое вполне бывает. Человек выкупает участок земли, возводит предприятие, а рядом строит город – дома, магазины, инфраструктуру, — и запускает туда людей. Город называет своим именем. План предлагаю такой: олигарха привозят тихо, без оркестра. На следующий день устраиваем сход жителей и принимаем резолюцию о давно назревшем переименовании города.
ЗАВЬЯЛОВ: Назревшем в связи с чем?
ДЕНИС: Да хоть бы ввиду неблагозвучности. Табурецк – это тебе не Зеленоград. Над нами все смеются, хотим переименования. Так сказать, повышения филологического статуса.
ВЕРА: Шифоньерск?
ДЕНИС: Назовемся скромно: Говорковский посад.
ЛЕНА: Строго и со вкусом.
ЗАВЬЯЛОВ: А смысл?
ДЕНИС: Олигарх наш — человек с повышенным чувством ответственности. Помните, как он за другом в тюрьму пошел, хотя вполне мог уехать? Я думаю, акт такой грубой лести — не открытие мемориальной доски «Здесь сидел такой-то», не наречение в его честь улицы, а переименование целого города, — он воспримет как крик о помощи. И не сможет остаться в стороне.
ЛУЖИН: И бесплатно покажет кино. Что за сопли в сахаре, сержант Валдаев? Давай, тоже начни разглагольствовать о его невиновности.
ВАЛДАЕВ: Смысл? Кто слушать будет? Ты что ль, табурецкий урсус, три метра ростом сидя?
ЛЕНА: Андрей, что вы к нему пристали? Чуете за собой вину и хотите разделить ее со всеми?
ЛУЖИН: Вину? За что? Я что ли приговоры эти подписывал?
ЛЕНА: Но вы же догадываетесь, что приговоры неправосудны!
ЛУЖИН: Откуда мне знать? Я не юрист и не бухгалтер! Я исполняю закон. Да, я не исключаю, что за решеткой попадаются и невиновные люди. Не я их туда сажал! Да и вообще — так ли уж невиновен этот ваш олигарх? Большие деньги никогда не зарабатываются законно, по крайней мере, в нашем государстве. Что смотрите? Это не я так считаю, это большая часть страны так рассуждает. Осудили человека — мое дело обеспечить отсидку согласно указанной в приговоре степени комфортности.
ЛЕНА: Комфортности?!
ЛУЖИН: Комфортности, о констатация моего факта, комфортности! Думаете, чего вдруг нашего узника совести в мой пансионат перевели? Потому что во вверенном мне учреждении не зафиксировано ни пыток, ни бунтов, ни голодовок, ни самоубийств. Контингент спокойный, послушный. Сидит себе тихо, мастерит чего-то. Где его оставил — там и найдешь… Послабление олигарху вышло! И не надо заводить бодягу про то, что здесь рука руку моет, а зона – это государство в государстве. Тут мне за каждым промахом уголовная статья маячит. А государством руководить что сложного? Знай — героически бери на себя ответственность за все подряд. Вот нести эту ответственность никто не собирается…
ЗАВЬЯЛОВ: Полюбуйся, Леночка: новинки летнего сезона. Санкюлоты местного пошива.
ЛЕНА: А что, он не прав? Ты сам-то как считаешь?
ЗАВЬЯЛОВ: Я, дорогая, давно уже ничего сам не считаю. У меня для этого есть отличный японский калькулятор. Предложение толстовца Валдаева прошу пометить как идею плодотворную. Но, может, есть нечто еще более экстравагантное? Давайте, не щадите мой разум, открывайте закрома фантазии!
ВЕРА: Через жену надо действовать.
ДЕНИС: Ну ты, мать, даешь… В заложники возьмем?
ВЕРА: Это успеется. А сначала добром. Она же к нему приезжать будет? Вот и посмотрит, как мы тут горе мыкаем. Это ее встречать надо.
ДЕНИС: В старомодном ветxом шушуне. С охапкой прелой соломы в руках.
Завьялов, прохаживаясь по кабинету, машинально берет из сапога письмо, вертит в руках, вскрывает, читает.
ЛУЖИН: А здесь, между прочим, имеется рациональное зерно. Жены опальных олигархов вообще отличаются сердобольностью. Пусть расскажет мужу, в каких нечеловеческих условиях мы растим детей. Мол, жители Табурецка добровольно, по очереди садятся в тюрьму, дабы согреться и наесться. Пусть в красках распишет, что местное самоуправление работает в подполье. Как горожане стенают под красной железной пятой госпожнадзора. Я ей для этого даже длительное свидание с мужем предоставлю.
ДЕНИС: Легкий тюремный ужин, стеариновые свечи, цейлонский чифир и ненавязчивый шансон в исполнении лагерного ансамбля чечеточников «Стукачок».
ВЕРА: Ой, прямо как в юности…
ЗАВЬЯЛОВ (держит в руках письмо): Не будет чечеточников. Ни свечей не будет, ни золотых параш. Вера, это когда пришло?
ВЕРА: Перед обедом…
ЛУЖИН (передает письмо Денису): На, читай.
ДЕНИС (читает вслух): Главе городского… так…. согласно постановлению… угу… В связи с тем, что по территории Табурецкого городского округа будет осуществляться этапирование осужденного Говорковского для отбывания заключения в исправительной колонии общего режима соседнего региона… (Садится.)… Предлагаем принять меры к недопущению митингов, шествий и иных акций, могущих воспрепятствовать проезду служебного транспорта федеральной службы исполнения наказания…
Пауза.
ЛЕНА: Я же говорила — то ли к вам, то ли к соседям.
Все угрожающе смотрят на Лену. Завьялов машинально берет из вазы шарик и кладет в рот. Начинает отплевываться.
Занавес.
Вдоль занавеса идут буддисты, наряженные как цыгане — поют, танцуют. В танце уходят за кулисы.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
В приемной сидят Завьялов, Денис, Лужин, Айдар с лопатой в руках, Лена, Вера. Атмосфера всеобщего уныния. Лужин разглагольствует, его никто не слушает.
ЛУЖИН: Еще один уникальный экземпляр моей коллекции — осужденный Евстафьев. Получил два года за промышленный шпионаж. Шпионил тут по окрестностям, искал промышленность. Суд учел изначальную безуспешность попыток. Или вот еще, осужденный Кондраков. Приехал к родственникам в какую-то деревню под Новгородом. Адрес простой: улица Софьи Ковалевской, дом 547. Когда ехал — не думал, откуда в деревне на одной улице 547 домов? Оказалось, что там улиц всего две: Ленина, на которой сельсовет, почта и клуб, а все остальное — улица Софьи Ковалевской, причем дома на ней расставлены далеко не по порядку. Он всю ночь в темноте нужный адрес искал. Собаки его покусали, местные по башке дали — он в сердцах клуб и поджог…
ЗАВЬЯЛОВ: Андрюха, ты, может, что-нибудь новое расскажешь? Интересное?
ЛУЖИН: Ну конечно. Эти простые истории не для вашего взыскательного слуха. Вы с Валдаевым вышли из гоголевской «Шинели». А я в ней до сих пор разгуливаю! И вообще, у меня упадок умственной активности. И телесной, похоже.
ВЕРА: Подействовал бром-то!
Айдар начинает точить лопату.
ВЕРА (Айдару, жалостливо): Может, поешь все-таки?
АЙДАР: Не хочу.
ДЕНИС: То есть настолько все плохо?..
ЛУЖИН: А вот еще сидел у меня один…
ЗАВЬЯЛОВ: Слушайте, а я уже успел поверить, что нам вся эта авантюра по силам. Самое обидное, что соседям и в голову не придет воспользоваться ситуацией. Пропадут говорковские миллиарды. Сгниют в оффшорной зоне. А он — в обычной, общего режима.
ЛЕНА: Отрадно, что тебе все-таки небезразлична его судьба.
АЙДАР: А я думаю, соседи всё раньше нас сообразили. И перекупили нашего олигарха.
ДЕНИС: По твердой цене за килограмм?
ЛУЖИН: А ведь в словах Айдара Рашидовича есть рациональное зерно. Может, и вправду эти интриганы сунули кому наверху? Выставили подполковника Лужина неудачником?
ДЕНИС: Мы просто в шоке. Как же ты допустил?
ЛУЖИН (встает): Можешь ерничать, а я сидеть сложа руки не намерен.
ЗАВЬЯЛОВ: А что ты намерен?
ЛУЖИН: Если не достался мне, пусть не достается никому.
ВЕРА: А ты ревнивец!.. Зарежешь?
ЛУЖИН (встает): Я его отобью и на свободу выпущу.
Пауза, все переглядываются.
ЛЕНА: То есть силой?
ЛУЖИН: Хитростью. Просто пока не придумал, какой. Самое главное, что теперь нам известен маршрут и время движения автозака через территорию нашего округа.
АЙДАР: Я в деле.
ДЕНИС: Лопату уже наточил…
АЙДАР: Я в этих краях все тропы знаю. У меня здесь дед партизанил.
ДЕНИС: Не хотелось бы подрывать авторитет твоего предка, Айдар Рашидович, но линия фронта проходила километрах в тысяче отсюда. Стало быть, вражеские тылы, в которых обычно было принято партизанить, располагались еще дальше.
Пауза.
АЙДАР: А я-то думаю, чего у деда Марата на чердаке трофеи какие-то не немецкие… Но предложение все-таки внесу: ловить надо на внутренний капкан.
ЛУЖИН: На что, на что? В пиратов больше не играем?
АЙДАР: Внутренний капкан изобрели эскимосы для охоты на белого медведя.
ЛЕНА: А я знаю! Это эскимосские цыгане!
ЗАВЬЯЛОВ: Да что за цыгане, в конце концов?!
ЛУЖИН, ДЕНИС, ВЕРА (хором): Не сейчас!
АЙДАР: Берется пластина китового уса, сворачивается спиралью, кладется в шарик тюленьего жира и замораживается.
ВЕРА: Ой, я об этом у Джека Лондона читала!
АЙДАР: Медведь пахнущие жиром шарики глотает. Они, как пилюли в оболочке, продвигаются по пищеварительному тракту, и замороженный жир постепенно тает. А теперь представьте, что все вот это – и приемная, и ваш, Алексей Иванович, кабинет, и улица, и вообще весь город! – это все – медвежья прямая кишка…
ДЕНИС: А что? А похоже!
АЙДАР: Жир тает, китовый ус распрямляется и пронзает внутренности.
ЛУЖИН: Во-первых, ближайшие усы, которые могут убить, располагаются в котельной бани на лице Степаныча, и миром он их не отдаст. Во-вторых, поголовье арктических тюленей в Табурецке не настолько велико, как хотелось бы. И в третьих, правильно ли я понял: ты решил особо жестоким образом извести конвой? Потому что сожрать эту гадость они сожрут.
АЙДАР: Я это для образа! В смысле, удар нужно наносить изнутри. То есть необходимо попасть в автозак.
ЗАВЬЯЛОВ: Каким образом?
АЙДАР: Старым, испытанным. Посреди дороги лежит человек без сознания. Представители силовых структур обязаны остановиться. Тут мы и налетаем.
ЛУЖИН: Кто это «мы»?
АЙДАР: Ты и Валдаев. Я буду на дороге лежать. Алексей Иванович координирует действия из штаба.
ДЕНИС: Похоже, опять ветер со стороны бани.
ЛУЖИН: У конвоя особая задача, и останавливаться они не будут.
ВЕРА: На дорогу я лечь могу. Если разденусь – точно остановятся.
ЗАВЬЯЛОВ: Ну допустим. Просто в порядке коллективной истерики – допустим. И как же Андрей с Дисой проникнут в бронированный автозак?
АЙДАР: А почему все я думать должен?
ДЕНИС: Я скажу конвоирам, что мне срочно требуется автограф Говорковского. Они не устоят.
ЛЕНА: Мне не особо приятно участвовать во всем происходящем, но если бы я решилась устроить побег товарищу именно в данных условиях…
ЛУЖИН: Ну-ну, послушаем столичного профессионала. Продолжайте, о экспроприация моих экспроприаторов.
ЛЕНА: Да простит меня Айдар Рашидович, но я бы вырыла на дороге яму. Замаскированную, чтобы машина аккуратно перевернулась.
Пауза.
ЗАВЬЯЛОВ: Машина ложится, и конвойные вынуждены открыть дверь и вытащить заключенного. Дальше дело техники. Ай да Ленка! У тебя здесь, часом, никто не партизанил?
ДЕНИС: Если автозак на полной скорости влетит в яму, будут жертвы.
ВЕРА: Перед ямой нужно лежачего полицейского обустроить.
ЛУЖИН: Умница! Айдар Рашидович, тебе вообще ничего нового делать не придется! Все, как в городе!
АЙДАР: Что смешного, я не понимаю? Копать кто будет? Как я рабочим объясню, что на дороге областного значения нужно вырыть яму полуметровой глубины, замаскировать ее и обезопасить лежачими полицейскими?
ЛУЖИН: Есть людишки подходящие. В огне не горят, в воде не тонут, на подножном корму живут. Пошли!
ЗАВЬЯЛОВ: Копать удобнее, думаю, у поворота на кладбище, место самое тихое. И достаточно мрачное. Как выпрыгнем из темноты — конвойные сами ключи отдадут. Пойду, сориентируюсь на месте.
ВЕРА: А я — переодеваться в раздетую!
ДЕНИС: Вера, так не понадобится вроде.
ВЕРА: Не бывает такого, чтобы не понадобилась красивая раздетая женщина!
ЛЕНА: Ребята, нас всех посадят.
ЗАВЬЯЛОВ: Вот и возьмешь интервью у кумира в привычных ему тюремных интерьерах. Денис, сиди на телефоне! Давайте, братцы! Ходить — так по большому!
Все, кроме Дениса и Лены, вылезают в окно.
ЛЕНА: У вас тут всегда так?
ДЕНИС: Ну, надо чем-то провинциальную скуку разгонять.
ЛЕНА: Никто не мешал тебе оставаться в районе.
ДЕНИС: Я объясняю – были неприятности!
ЛЕНА: Какие, какие неприятности?!
ДЕНИС: Да любил я тебя!.. А ты меня – нет. Что уж может быть неприятнее…
(Пауза)
ЛЕНА: А сказать было нельзя?
ДЕНИС: Ты, я думаю, и так знала.
ЛЕНА: Догадывалась. Только девушкам об этом обычно принято говорить. Девушки – они тупые. У них мозолистое тело вместо мозга.
ДЕНИС: Чтобы выслушать «останемся друзьями»? Уволь.
ЛЕНА: А вдруг нет? Откуда тебе знать?
ДЕНИС: Слушай, я с 17 лет за тобой умирал. Поверь, уж я-то знал, да или нет.
ЛЕНА: Трус. Вот уж не думала, что ты трус!
ДЕНИС: Я тоже сначала так считал. Потом понял – это не страх. Женщине, конечно, очень приятно услышать, что кто-то без нее дышит впустую. Это поднимает ее самооценку. Кроме того, я давно заметил: женщина не испытывает никаких отрицательных эмоций, говоря мужчине «нет». Это мы, бабники и пьяницы, чтобы сказать открывшейся девушке «прости, но я тебя не люблю», должны несколько недель с духом собираться. И потом еще долго не знаем, куда взгляд девать. А вы, такие все нежные и утонченные, просто ставите зарубку на косяке – ах, я все еще молода и красива, и могу вскружить голову. А ты хоть знаешь, каково услышать «нет»? Даже примерно не представляешь, потому что ты никогда этого не слышала. Вокруг тебя кто только не крутился! Какие только персонажи не появлялись! Да, да, конечно, они не боялись оказывать тебе внимание, а я сидел на заднице. А знаешь, почему? Вот начни я за тобой ухаживать – с чувством, с толком, с расстановкой… Да ты первая бы ощутила, что все как-то не так. И пришлось бы тебе объяснять мне, что мы слишком давно дружим, что я для тебя самый-самый близкий человек, но ты не чувствуешь ко мне ничего такого, что подразумевает чувственное влечение. И тебе было бы неловко, и я бы бесился от того, что заставил тебя испытывать неловкость, и начал бы тебя избегать, и это бы заметили, и моя личная жизнь стала бы поводом для обсуждений на общей кухне… И у меня бы вообще ничего не осталось. Даже мечты, пусть и несбыточной. Я просто не мог позволить себе остаться без ничего.
ЛЕНА: И что же у тебя в итоге осталось, Диса?
ДЕНИС: Чувство собственного достоинства. Иногда этого достаточно.
ЛЕНА: А как же мечта?
ДЕНИС: Улетучилась. Я ведь и уехал не от несчастной любви, а потому, что
ее больше не было. Все проходит. Но видеть тебя каждый день — и не любить, оказалось невыносимее, чем любить, зная, что это безнадежно.
(Пауза)
ЛЕНА: Мне извиниться?
ДЕНИС: За что? Ты мне молодость украсила. У меня в жизни это было. А ведь могло и не быть.
(Пауза)
ЛЕНА: Вижу, ты меня вообще не понимал. И сейчас не понимаешь.
Лена садится, отворачивается. В окне появляется Айдар.
АЙДАР: Все тихо? (В окно): Слева по одному за мной!
В окно влезают понурые буддисты. За ними появляется Лужин с револьвером в руке.
АЙДАР (Денису, вываливая на пол ворох военной формы): Видал? Сводная бригада дезертиров-копателей. Террористические акты, похороны, свадьбы, корпоративы.
ЛУЖИН: У вас, о рудименты моего бытия, появилась возможность искупить вину и принести пользу. Вы теперь полезные искупаемые. Будете работать на город и для города. Кто не согласен — расстреливаю лично.
Вращает барабан револьвера. Буддисты заворожено смотрят.
ДЕНИС: А пока крутится барабан, хочу обратить ваше внимание, что город вас, граждане дезертиры, не забудет. В случае успеха операции каждый получит по три метра бельевой веревки для отделки дембельской формы. Наше дело левое, но победа будет за нами. Боевую задачу объяснит подполковник Лужин.
Буддисты окружают Лужина, начинают совещаться. Айдар отводит в сторону Дениса.
АЙДАР: А корреспондентку я с собой забираю.
ДЕНИС: Да на здоровье. Надеюсь, вы найдете общий язык.
АЙДАР: Вот тут помощь требуется, уж больно она развитая. Подскажи-ка мне какое-нибудь умное слово, беседу поддерживать.
ДЕНИС: Кастомизация.
АЙДАР: Шикарно!
ДЕНИС: Ты знаешь, что это?
АЙДАР: Да какая разница?
ДЕНИС: Действительно…
АЙДАР (Лене): Елена, не хотите ли запечатлеть акцию прямо на передовой? Пойдемте со мной!
ЛЕНА: А знаете — хочу! Больше ничего интересного для меня здесь, похоже, нет. Вернее, я никому больше не интересна, и понимать меня никто не желает!
АЙДАР (помогает ей вылезти в окно): Это кастомизация какая-то…
Пауза.
ЛЕНА: Вы меня понимаете! (Денису) Вот он меня понимает! Едемте! (Вылезает в окно).
(Айдар победно смотрит на ошарашенного Дениса, вылезает в окно).
ЛУЖИН: Мы готовы!
ДЕНИС: Ну, золотая рота, не подведите! Разобрать форму!
Буддисты и Лужин с гомоном уходят через второе окно, Денис помогает им — поправляет форму, подтягивает ремни и т. д. Закрывает окно, устало прислоняется к подоконнику. В первом окне появляется Спепаныч в тельняшке и бескозырке. Денис зажмуривается и трясет головой, как бы отгоняя видение.
СТЕПАНЫЧ: Здорово, Денис!
ДЕНИС: Степаныч?.. Ты чего вырядился?
СТЕПАНЫЧ (залезает в приемную): Так я думал — карнавал у нас. Мужики бритые в простынях по городу бегают, а возле кладбища только что баба шастала в чем мать родила. Вот и пришел у Лешки-мэра спросить, чего за праздник.
ДЕНИС: Какой праздник, Степаныч? Это темные силы тебя злобно гнетут. Что ты на кладбище делал?
СТЕПАНЫЧ: А я там часто гуляю. Свояка могилку проведать, да и на будущее присмотреть.
ДЕНИС: Присмотрел?
СТЕПАНЫЧ (садится на подоконник второго окна): А то как же! Для всех наших, согласно регламенту и достигнутым при жизни успехам. Тебя, журналист, мы прямо посередке положим. Чтобы, стало быть, по-прежнему оставался в центре событий. Айдарку-дорожника прикопаем в глубине аллеи, в тенечке. И обязательно эпитафию какую-нибудь чувствительную: «Твоя дорога тоже была ухабистой, но привела тебя к цели».
ДЕНИС: В смысле — к могиле?
СТЕПАНЫЧ: Лужина, наверное, с оркестром хоронить будут, и с салютом. И памятник ему за государственный счет установят. Его надо у самой ограды положить. Он к заборам привык. А Завьялова надо забальзамировать, и мавзолей построить. Только не класть его туда, а посадить. Мол — сидит, думает.
ДЕНИС: А тебя-то куда положим?
СТЕПАНЫЧ: А я не тороплюсь, не тороплюсь!
ДЕНИС: Вот скажи мне, Степаныч. Ты, можно сказать, людей насквозь видишь — в бане работаешь. Вот может человек любить, потом разлюбить, а потом снова полюбить?
СТЕПАНЫЧ: Всякое бывает. Вон меня возьми. Я когда малой был, очень обожал рыбу красную. Батя у меня офицером был. Ему семгу в пайке выдавали. А потом попал я на дальний восток, по путевке районного суда. И кормили нас этой семгой три раза в день. Мы уже забастовки устраивали — когда селедка будет?! Я потом красную рыбу тридцать лет есть не мог. А теперь, когда ее купить денег не хватит — скучаю.
ДЕНИС: Степаныч! Я тебе о любви к женщине говорю, а ты мне про рыбу мороженую!
СТЕПАНЫЧ: Так и я тебе то же говорю! Даже продукт питания можно снова полюбить, а тут — женщина, человек живой! Она ведь живая?.. Не бегает голая по кладбищу?
ДЕНИС: Живая, здоровая, красивая. А также умная и принципиальная. Только странно это все. Раньше она меня в упор не видела, а теперь проявляет крайнюю заинтересованность. Что, больше не нужна никому, кроме старого поклонника? Уходит на запасной аэродром? А на самом деле не чувство это никакое?
СТЕПАНЫЧ: Не знаю, не знаю. Только я у семги не спрашивал, взаправду я ей нравлюсь или нет. Хавал, и все.
ДЕНИС: То есть к женщине нужно подходить гастрономически?
СТЕПАНЫЧ: К женщине нужно подходить по команде. Когда она сама решит, подходишь ты к ней или нет.
В первое окно стремительно влезает Вера, одетая и раскрашенная, как стриптизерша. Степаныч в испуге кувыркается назад и выпадает из окна.
ДЕНИС: Ой, мама моя…
ВЕРА: Удалась у тебя сегодня мама… (Вертится перед зеркалом)
ДЕНИС (в окно): Степаныч! Ты живой?
ГОЛОС СТЕПАНЫЧА: Я жених…
ВЕРА: Сиди там, жених, я и помоложе найду… (Денису) Ну как? Не устоит конвой?
ЗАВЬЯЛОВ (залезает в приемную): Да что конвой — тюремные стены не устоят!
ЛУЖИН (залезает в приемную): Верунчик! Зачем ты скрывала свою подноготную?
ГОЛОС СТЕПАНЫЧА: Я жених… Я же ни хрена не вижу!
ДЕНИС (в окно): Степаныч! Иди в баню! И на кладбище не суйся, пока тебя Лужин не позовет салют смотреть! (Лужину) Ну что, порядок?
ЛУЖИН: Все в ажуре. Канаву выкопали, сверху лапником завалили. Дезертиры наши по обочинам засели.
В приемную влезает Айдар в фуфайке и с лопатой, за ним Лена.
АЙДАР: Вера! В каком ты виде!.. Люди же смотрят! Почему ты раньше так не одевалась?
ВЕРА: Отстань, Галеев. Во мне вон Лужин женщину разглядел.
ЛУЖИН: Русалка! Я бы и раньше разглядел, мне твоя одежда мешала.
АЙДАР: Вера, я приду сегодня. Вера, я йогурт съем!
ЛЕНА (Денису): А тебе что во мне мешает? Может, я тоже русалка?
ДЕНИС: Да. Меня тут надоумили, что есть в тебе нечто рыбье…
ЛЕНА: Так вот: можешь считать, что я собираюсь на нерест. Решай, кто ты — сильный и храбрый лосось, или карась снулый. Времени тебе до утра.
ДЕНИС: Почему до утра?
ЛЕНА: Потому что утром или нас всех посадят, или я уеду.
ЛУЖИН: Вам то что, акулы пера и топора? Вы пресса, ваше место в буфете. Сидеть нам с мэром и Айдаром Рашидовичем, вопрос — сколько сидеть. Вся надежда на супругу гражданина Завьялова.
ВЕРА: Побыстрее бы уже все закончилось.
АЙДАР: Темнеет. Теперь только ждать.
ВЕРА: Не люблю я ждать. Сейчас опять телефон зазвонит — и какая-нибудь новая напасть.
ЗАВЬЯЛОВ: Пока машина не проедет, уже точно ничего не случится.
На стене оживает репродуктор.
ГОЛОС ИЗ РЕПРОДУКТОРА: А теперь информация с пометкой «срочно». Согласно информации, только что поступившей от нашего собственного корреспондента в Кремле, президент страны подписал указ о помиловании известного российского бизнесмена Говорковского. Напомним, сам заключенный просьбы о помиловании так и не подал. Уже сейчас на сайты информагентств поступают первые отклики правозащитников и иностранных политиков…
Репродуктор, булькая, замолкает. Пауза.
ЛЕНА (растроганно): Отпустили все-таки…
Пауза.
ЛЕНА: Только что ж именно сегодня-то?!
ВЕРА: И чего я, как дура, наряжалась?
ДЕНИС: Все готов был предположить. Вот буквально все. Даже то, что мы в конце концов будем за границу пробираться тропами контрабандистов, а Галеева в мальтийские рыцари примут. Но чтоб так…
АЙДАР: Чего-то я не понял ничего… Это вообще все хорошо или плохо?
ЗАВЬЯЛОВ: Обожаю эту страну! Идеи, планы, суета, масса работы, куча событий, даже уголовщина — а в итоге как все было, так и осталось. Прямо как вся наша жизнь. И никто точно не может сказать, хорошо нам или плохо!
ДЕНИС (Лене): Сегодня поедешь?
ЛЕНА: Как? Из-за рва этого на дороге ни один автобус не пройдет. Буду здесь ночевать.
ДЕНИС: Гостиницы у нас, как видишь, не предвидится.
ЛЕНА: Придется остановиться у тебя. Пустишь?
ДЕНИС: Стоит попробовать. Пойдем?
ВЕРА: Пойдем и мы. Галеев! Или ты переезжаешь ко мне, или я переезжаю к Степанычу. Нравится мне, как он на меня реагирует.
АЙДАР: Я все понял. (Набрасывает на Веру фуфайку).
Все собираются. Приводят в порядок кабинет. Лужин сидит, не двигаясь.
ЗАВЬЯЛОВ (Лужину): Ты чего застыл? Пошли. Все закончилось.
ЛУЖИН: Все только начинается, Леша. Потому что сейчас мои подрасстрельные дезертиры увидят на дороге любой защитного цвета фургончик, бросятся под колеса и начнут вязать водителя и освобождать пассажиров…
Все в панике бросаются к окнам и пытаются вылезти. Крики «Быстрее!», «Надо их остановить!».
АЙДАР: Тихо вы все! Успокойтесь! Никто никого вязать не будет. Я им настрого запретил без меня что-то делать, а то порву, как мойву. Я сегодня столько ям выкопал и закопал, что отмена ваших хаотичных распоряжений была вполне ожидаема.
ВЕРА: Да ты у меня стратег! Пойдем, кормить буду. (Сует руки в карманы фуфайки. Достает кость с дыркой). Это что за гадость?
АЙДАР: Не знаю, в яме на Советской нашел. Интересно, кстати: сквозь эту штуку можно на закат смотреть. Не слепит.
Все по очереди с интересом смотрят сквозь отверстие. Неожиданно звонит телефон. Все поворачиваются к аппарату, некоторое время смотрят на него. Переглядываются. Затем продолжают смотреть сквозь отверстие. Телефон звонит.
Занавес.