О романе Зои Прокопьевой «Своим чередом»
Рукопись кочевала восемь лет по столичным издательствам и была опубликована лишь в Челябинске как произведение местного автора. В 2010 году роман «Своим чередом» был удостоен Премии им. Бажова – и все. Как будто это некая сказочка, а не эпохальное произведение.
Роман пропитан бесконечной любовью к простому наивному люду, который лопатами вырыл котлован под здание социализма и даже не подумал испросить себе иного вознаграждения, кроме как возможности спокойно жить и трудиться дальше. Однако не тут-то было.
В конце этого сентября я неожиданно для себя посетила Челябинск. Книжный киоск нашей Национальной библиотеки повез на Урал печатную продукцию на книжную ярмарку, ну и я поехала вместе с книжками.
Челябинск встретил нас теплой осенью и немного непривычной атмосферой промышленного города. Мы в своем Петрозаводске уже почти забыли, что такое промышленность, а Челябинск – по-прежнему город мастеровых, жители которого явно отличаются от карелов. Чем? Да сложно вот так рассказать, но есть в атмосфере Челябинска до сих пор что-то вроде рабочей гордости при полнейшем отсутствии чинопочитания и раболепия, которое у нас нынче на каждом шагу. Челябинцы – честные мастеровые, и трудящихся там, кажется, до сих пор уважают, что более чем более странно в наше-то время.
Но все это были первые впечатления интуитивного уровня – до тех пор, пока я не познакомилась с челябинским издателем Мариной Волковой, которая рассказала мне и об истории города, и покатала меня по рабочим районам, в которых жизнь до сих пор если не бурлит, то дышит.
Конечно, сложно понять душу города за каких-то три дня, однако мое знакомство с Челябинском продолжилось благодаря совету Марины Волковой почитать роман «Своим чередом» челябинки Зои Прокопьевой. Вообще много ли сейчас найдется людей, которые посоветуют вам что-нибудь почитать? Мне в этом смысле очень повезло, и когда я по возвращении нашла роман «Своим чередом», вышедший в Южно-Уральском книжном издательстве в 1989 году, то поняла, что мне повезло еще больше. Если бы не Марина, я бы никогда не узнала, что есть в нашей литературе такой роман, потому что о нем не говорят – я уж не скажу точно, почему. Но вот теперь я сама очень хочу высказаться по поводу.
Название романа «Своим чередом» – исключительно советское. Тогда, в советское время, жизнь вот именно что шла своим чередом, Брежнев с трибуны пытался убедить нас в том, что Советский Союз уверенно вершит свое победное шествие к коммунизму – шаг за шагом, своим чередом. Эпоха, катившаяся прямиком к своему бесславному финалу, упрямо настаивала на самой себе, на стабильности и невозможности слома…
Первый вариант романа-эпопеи был создан как раз в стабильном 1977 году, в разгар брежневского застоя. Причем, как свидетельствует Википедия, Зоя Прокопьева писала роман в тайге, при свете керосиновой лампы. Первый вариант был написан за два зимних месяца. Затем Прокопьева неоднократно переписывала роман – по внутреннему велению и по требованию цензуры, что не удивительно. В романе открыто описываются и коллективизация, и репрессии тридцатых. Причем то и другое приобретает воистину абсурдно-апокалиптический характер. Этот абсурд бытия лежит в основе подлинно советского эпоса с его трудовой героикой и демиургом в лице выходца из народа Нила Краюхина.
Рассказывают, что рукопись кочевала восемь лет по столичным издательствам («Современник», «Советский писатель») и журналам («Наш современник», «Роман-газета») и была опубликована лишь в Челябинске как произведение местного автора. В 2010 году роман «Своим чередом» был удостоен Премии им. Бажова – и все. Как будто это некая сказочка, а не эпохальное произведение.
О чем роман? О том, что жили себе в деревеньке обычные люди, пробавлялись своим трудом. И вдруг начались коллективизация с индустриализацией. Запихали всех скопом в теплушки – и отправили в тайгу, лес валить. Привезли, выгрузили – и почему-то о них забыли. И оказались они в этой тайге без еды и инструментов, практически в чем были. И вроде бы должны были все вместе помереть, однако выжили. Не все, конечно. Но выжили. И даже детей смогли народить. И, кстати, лес заготовили – ну, им же приказали лес валить. Вот тут-то про них наконец и вспомнили. Приехали начальники. Увидели свежие бараки – ахнули. Кто вам разрешил?! Ладно, отправляйтесь-ка на строительство металлургического комбината, котлован рыть. И привезли людей в чистое поле. Дали лопаты, шахматы и две балалайки для культработы, больше ничего. А люди и тут выжили. И опять детей нарожали. И котлован вырыли. Ничто русский народ не берет…
С одной стороны, в романе откровенно показано длительное издевательство над русским человеком. Кто конкретно издевается? Да то же начальство, не очень высокое, кстати, а так, местечковое, которому лишь бы власть свою показать.
«Гости подошли и снова умостились на чурочки.
Феофан отлип от лиственницы, снял с плеча ружье, шагнул и молча протянул его военному. Тот брезгливо взял и тоже молча протянул ружье Панкратову.
–Так вот, Краюхин, объясните нам, как вы здесь очутились и чем занимались целый год.
За какие-то полчаса Нил осунулся, ввалились щеки, обвисли плечи и на глазах у всех от левой косицы на полголовы побелел волос.
– Нас привезли пятнадцатого августа прошлого года, – медленно заговорил Нил. – Высадили. Сказали: «Живите здесь. Будете валить лес». Назавтра обещали прислать вагон с провизией, зимней одеждой, инструментом и руководящим составом. Вагона до сих пор нет. Ночью мы пришли сюда и стали жить. Вот и все.
– И что же делали целый год?
– Старались не умереть.
– Но вас же поселили сюда валить лес. А пока мы видим здесь одни хоромы».
Вот так. Русский человек обязан оправдываться перед тупоголовым начальством уже за то, что остался жив. За то, что наловил рыбы и настрелял зверя, чтобы просто не сдохнуть. С чем в тайгу ходил? С ружьем? Конфисковать! Потому что по штату тебе не положено. Ишь, чего захотел – в сытости жить. А где вы, граждане, сытого трудящегося видали?
Роман пропитан бесконечной любовью к простому наивному люду, который лопатами вырыл котлован под здание социализма и даже не подумал испросить себе иного вознаграждения, кроме как возможности спокойно жить и трудиться дальше. Однако не тут-то было. Это какой такой свободы вы захотели? И что же это получится, если трудящийся построит себе хоромы и станет в них жить, как самодостаточная личность?.. Причем заметим, что это черта не советской власти, это правило русской жизни, о котором некогда писал Клюев, что, мол, русский человек чаще смотрит, как едят другие, нежели ест сам. Каверзные вопросики выдергивались на поверхность российского бытия с самого учреждения российской государственности. Власть меняется в ту сторону и в эту, а вопросы на повестке дня те же.
Роман Прокопьевой во многом перекликается с платоновским «Котлованом». Есть в нем и совершенно платоновский герой, желающий превратить землю в цветущий сад, да только сама природа будто противится его усилиям. Но все же благоухающий розовый куст – неувядающий и бессмертный, освещает все пространство романа как мечта пролетария о будущем благоденствии, недостижимом в российской действительности. Потому что чем лучше ты работаешь, тем больше на тебя изливается зависти: «Это не артель грабарей, а кулачье». Так было на заре советской власти, так дела обстоят и сейчас. Впрочем, набивать карманы теперь не стыдно – воровством, перепродажей, хитростью, надувательством. А вот честным трудом хором себе не построишь точно.
И все же был, наверное, просвет в жизни трудящихся. Марина Волкова показала мне рабочие поселки при челябинских заводах, некогда оборудованные всем необходимым для жизни: тут вам и школа, и Дом культуры, и даже собственный пляж, оформленный ротондой по типу курортной постройки. В поселках зеленые насаждения, разрухи не заметно, напротив, некоторые дома свежепокрашены в интересные цвета – бордовый, темной фуксии. Некоторые предприятия до сих пор работают, особенно меня поразило центральное здание трубопрокатного завода, украшенное вместо дорических колонн трубами и обшитое металлическими листами. Вдобавок здание окружает настоящий сад роз, который в конце сентября все еще был в цвету. И я поняла, что – несмотря на отжатые предприятия – над Челябинском все еще витает дух Зои Прокопьевой, ее мечты об освобожденном труде, в котором человек находит и смысл, и спасение.
Местами описание социалистического общежития в романе Пропьевой напоминает «Свадьбу в Малиновке» с ее изобилием, и я было уже разочаровалась, решив, что вот сейчас начнется рассказ о триумфе социализма. Но – оказалось, что природа дает людям обильный урожай накануне испытаний, чтобы они поспешили насытиться, насладиться плодами своего труда. За изобилием следует горькое похмелье, когда завод не выполняет цифры плана, которые невозможно выполнить, и тогда по доносам сажают множество полюбившихся нам героев. Но вот ведь какой он в массе своей русский народ – работу не бросил, не озлобился, не принялся мстить советской власти за депортацию на малообитаемую территорию, а продолжил эту территорию обживать, находя спасение в труде. И даже эпический герой Нил Краюхин, у которого советская власть отняла подряд двух жен, не ополчился против власти, фигу в кармане не затаил, а продолжил строить, не покладая рук, не зная выходных и отпусков, воспринимая репрессии как стихийное бедствие, которому можно противостоять единственно трудовыми свершениями. И в этом он, как ни странно, даже в нынешнее время не смешон, а вызывает искреннее уважение.
В романе воссоздана мечта о всеобщем благоденствии, которую лелеял на протяжении всего социализма русский народ. Что вот сейчас мы выроем еще один котлован, потерпите, братцы, совсем немного терпеть осталось… Нашему поколению это ведь тоже знакомо, как и отложенная жизнь наших мам. Дефицитные отрезы на платья, отложенные в чемоданы до наступления коммунизма, наверное.
Вот тут принципиальная разница между эпосом Зои Прокопьевой и нынешней трескотней по поводу свеженьких произведений на тему политических репрессий. Романы Яхиной, к которой я вообще-то неплохо относилась до определенного момента, меня все-таки настораживали с самого начала. Чем? А именно описанием мерзостей, которые творили русские люди. Читаешь и думаешь: какой же глупый, какой отвратительный народ. Теперь же у меня возникает подозрение, что повествование Яхиной об урожайном годе накануне репрессий явно перепето со слов Прокопьевой.
Однако роман «Своим чередом» вовсе не вызывает гадливости ни одной строчкой. Напротив, по прочтении некоторых страниц я откровенно плакала. И вовсе не от жалости к героям, а просто уже оттого, как же прекрасно это написано. Какой в романе чистый, ясный русский язык.
И вот для сравнения возьмем рассказ «Юбилей» Яхиной, напечатанный в журнале «Октябрь» в 2018 году. Он повествует о юбилее товарища Сталина, который сибаритствует на народные деньги, пьет вино из хрустальных бокалов, ходит по изысканным коврам, спит в пижаме тончайшего крымского шелка и т.д. Однако при этом вождя одолела бессонница, и «скоро автомобиль уже мчал его по ночной заснеженной Москве. Вождь смотрел из теплой глубины салона на пустынные улицы, освещенные тусклыми желтыми фонарями. Дома стояли темными глыбами, спали. Зябко трясли ветвями деревья на ветру, изредка мелькали за окном встречные машины. Прохожих не было, это успокаивало. Как вдруг на противоположной стороне проспекта вождь заметил маленькую продрогшую фигурку: кутаясь в ватник и наклонив против ветра голову в нелепой меховой шапчонке, какой-то мужичок упрямо брел через ночь, прижимая к груди небольшой предмет.
– Догнать! – негромко скомандовал вождь.
Автомобиль резко развернулся, скользнув шинами по льдистой дороге, и через несколько секунд поравнялся с прохожим.
– Рядом езжай. – Вождь соскреб ногтями иней на стекле и припал к окну, стараясь разглядеть лицо мужичка.
Тот, как назло, высоко поднял плечи и низко надвинул на лоб шапку – наружу торчал один нос. Заметив рядом, на дороге, большой черный автомобиль, а спереди и сзади от него еще пару авто поменьше, мужичок настороженно сбавил шаг, переставляя ноги все медленнее, сгибая их все больше, словно засыпая на ходу. Затем глянул испуганно из-за плеча – и припустил бегом по темной улице…»
В общем, как вы понимаете, вождь этого человека догнал и задавил. Просто так, без какой-либо причины. Скучно ему было, вот и решил развлечься.
Можно, конечно, оправдать автора тем, что это художественный образ, однако, по моему глубокому убеждению, Яхину откровенно заносит в своей ненависти к вождю. Пижама крымского шелка – это мечты не товарища Сталина, а грезы нынешней либеральной тусовки, которой вождь навредил как никому другому – ни репрессированные, ни ссыльные раскулаченные, ни простые строители котлована не пострадали так от тов. Сталина, как нынешняя литературная тусня.
Вот же до чего довела меня современная литература – хочется уже вступиться за Сталина, про которого можно много чего сказать, но вот сибаритом он точно не был и на улицах на людей не охотился, у него были другие методы. Но почему молчат товарищи коммунисты? Не дай бог, молодежь еще прочтет и решит, что все именно так и было, что Сталин охотился на улицах Москвы на простых трудящихся. Впрочем, молодежь такие рассказы не читает и правильно делает.
Вот в романе Прокопьевой вообще не упоминается имя Сталина. Даже когда начинается война, люди идут воевать не за Сталина, а за ту же свою мечту, за порушенное народное счастье. И разрушает его как раз не товарищ Сталин, а свои же, такие же русские люди, выбившиеся в начальство. В России давно бы осталось одно начальство, писало бы планы и отчеты по этим планам, чем плохо, производство-то давно стоит. Да вот только скучно начальству без трудящихся, некем командовать, и кто же тогда будет это самое начальство бояться, когда не останется трудящихся?
У Прокопьевой страдают даже следователи НКВД, не хотят они дознаваться правды у врагов народа, пытки эти им самим противны, а ведь все равно над женщинами издеваются, потому что так по рангу положено – и все тут. И пикнуть не смей – сам попадешь под расстрел.
А под расстрел люди идут именно за попытку построить простое народное счастье. Так что недавний инцидент с Сергеем Филенко, который пострадал за плакат «Россия будет счастливой», весьма показателен. Россия не будет счастливой, нельзя этого допустить. Вот построили трудящиеся в романе Прокопьевой поселок в тайге, для себя построили, и тут же их оттуда выпроводили, а в бараках разместили каторжный лагерь. И снова, в другом уже месте, трудящиеся построили целый город с улицей Счастливой, и опять их оттуда выгнали, а улицу разрушили, потому что счастье – это вообще не про нас. Зоя Прокопьева понимала это еще в 1977 году.
Она из той когорты советских писателей, в которую входили Астафьев, Распутин, Абрамов и пр. деревенщики. Вот я так именно и полагаю, что в свое время Прокопьеву затерли эти деревенщики «крепкой мужской прозой», отдающей перегаром и портянками. Прокопьева со своим трудовым эпосом не смогла пробить грубый патриархальный реализм позднесоветской литературы, мужики не позволили просочиться, встали плечом к плечу на пути мощного потока, потрясли портками, отстояли в литературе свою самость.
А я так считаю, что роман «Своим чередом» хорошо бы ввести в школьную программу вместо Солженицына, например.
Писатель Зоя Прокопьева до сих пор жива, правда, больше ничего не пишет, а, по свидетельству Википедии, наблюдает, как выживает русский народ. Передаю ей свой литературный привет и глубокое уважение.