Неужто жил я в сорок первом?
Неужто выжил на войне?
Она и ныне бьет по нервам
И отзывается во мне.
То сном, то болью затаенной,
То горькой думой о былом.
Со мной бок о бок забубенный
Сидит солдатик за столом.
Судьба секла его и терла
И не убила. Каково? —
Заместо вырванного горла
Стальная трубка у него.
Вон и другой, свинцом побитый,
Обезображенный рубцом, —
Безбровый, маленький, сердитый,
С полуобваренным лицом.
Почти пацан, почти ровесник —
А две нашивки на груди…
Четыре года буревестник
Сулил им грозы впереди.
Они за жизнь мою в ответе.
Мы только ими спасены…
Студенты, школьники и дети —
Мы все участники войны.
Страна калек и инвалидов,
Ты уж теперь-то не жалей
Для совершивших труд Давидов
Своих тяжелых костылей!
Олег Мишин
Фронт прошел здесь
в громе,
в славе.
Из-под снега неспроста
проступает слева, справа
краснота болотной ржави,
словно кровь из-под бинта.
Леонид Резников
Воспоминание об июле 1941 года
Боец в окопе мертвый скорбно тает,
А рядом в топи погибает взвод.
А мой сосед не воет, а зевает:
Сегодня спать его черед.
А мой комбат с двустволкой глаз
под каской
Закаменел, не слышит ничего,
Душа из ада улетает в сказку:
он здесь еще — и нет уже его.
Ревут возмездьем снайперские громы.
Все стало алым, дымным — снег и лед.
И нет пути иного к жизни, к дому,
Как только через кровь четвертый год.
Родных, чужих — всех обручило горе.
Над нами звезды искрами костров.
И в пепле боль такая, от которой
В набухших ранах каменеет кровь.
Михаил Сысойков
Незабываемое
Мне никуда от прошлого не деться.
Вот снова ночь ненастна и тесна.
Зашевелилась где-то возле сердца
Слепым осколком спавшая война.
Гул городской за окнами затихнул,
Исчез, забылся комнатный покой.
Глаза смежив, я снова вижу Тихвин,
Разбитый Тихвин за передовой.
А небо, небо в зареве пожаров,
Скрещенные прожекторов мечи.
И сотрясают тяжкие удары
Всю землю в растревоженной ночи.
Меж огненных столбов ползут солдаты,
По жидкой грязи все вперед, вперед!
И до Берлина — в это верю свято —
Дойдет мой храбрый бородатый взвод.
Они в атаку бросились, гвардейцы,
Все живы, живы, вот их имена!
Зашевелилась где-то возле сердца
Слепым осколком спавшая война.
Владимир Судаков
Военная кинохроника
Эх, пехота, пехота,
добежишь ты пока —
обязательно кто-то
как споткнется
в снега.
На ничейной — экране
на любом этаже
наст лицом протаранил
третий, пятый уже…
Эх, пехота…
На русском
вся на поле лежит.
Но. Один. Шевельнулся!
Значит, друг
будет жить?
Анатолий Мартынов
Родины частица
Запах свежевспаханной земли
Передать словами невозможно:
В нем кричат тоскливо журавли,
В нем о чем-то шепот ветра с рожью.
В нем зари и солнца благодать
И ручьев весенних перекаты.
Запах этот смогут передать
Только наши русские солдаты.
Те, что шли дорогами войны
И несли в платочках и кисетах
Горсть земли с родимой стороны —
Оберег от пули иль кастета.
Мял как тесто, в пальцах просевал,
Сыпал на ладонь, смотрел и нюхал.
мать, сестренку, дом свой вспоминал,
Ближний лес, в котором филин ухал…
Проклинал военную судьбу,
Материл фашистов острым словом
За сожженную снарядами избу,
За убитую кормилицу-корову.
И мечтал: вот кончится война,
Кирзачи заброшу в дальний угол
И босой с утра и до темна
буду бороздить по полю плугом.
И вдыхать знакомый аромат,
Любоваться тихим звездопадом…
Не вернулся с фронта тот солдат —
Мамин брат, а мой, понятно, дядя…
Леа Хело/Тобиас Гуттари
Весной 1942 года
Летят на север птицы косяком,
И воды рек спешат в седое море.
У нас свой путь, и мы его пройдем,
Хоть он исполнен трудностей и горя.
Как перелетным птицам прилетать,
Как пенистым потокам к морю рваться, —
Так нам врагов вовеки побеждать
И в край родной с победой возвращаться.
По тем путям, где отступали мы,
По этим сердцу памятным дорогам
Пойдем вперед, сметем остатки тьмы —
Нам до рассвета ждать уже немного.
Как неизменен птиц прилет весной,
Как верно то, что реки рвутся в море —
Победы солнце встанет над страной,
Мир засияет на ее просторе.
1942
Илья Симаненков
После боя
Под кустом шиповника прилег
Утомленный молодой стрелок.
В громе боя, в зареве огня
Он не спал почти четыре дня.
Уходил грозой далекий бой.
Кровь стучала медленней в виски…
Вдруг боец увидел над собой
Бледно-розовые лепестки.
И припомнил воин лишь теперь
Не отправленный домой конверт.
Он раскрыл конверта уголок
И в письмо душистый лепесток,
Улыбнувшись, бережно вложил.
А кому письмо, я не спросил.
И к чему? Нужна ль об этом речь?
Только стал еще дороже мне
Человек, сумевший уберечь
Нежность сердца в громе и огне.
Анатолий Родин
За минуту до Победы
Везло: до самого Берлина
Он шел в передовых цепях
И ни царапины единой,
А гимнастерка в орденах.
Писал жене: «Домой приеду.
Как только будет враг разбит».
Но за минуту до Победы
Был пулей снайпера убит.
И с выраженьем виноватым
В глазах, пока их не сомкнул,
Лежал в обнимку с автоматом,
Как будто близких обманул…
Георгий Кикинов
Встреча
Считала без вести пропавшим.
А он пришел к тебе домой,
Седой, лекарствами пропахший,
Солдат, израненный войной.
Он встал у самого порога,
И ты по-женски поняла,
Какая трудная дорога
Домой солдата привела.
Ты поняла, какие муки
Прошел он, жизнь не разлюбя,
И, может быть, впервые руки
Вдруг не послушались тебя.
Ты встрепенулась и прижалась
К нему, уткнувшись в грудь лицом.
И он увидел, что не жалость
Была в твоем порыве том.
Содат заплакал, не сдержался.
С ним это было в первый раз.
Он на мгновенье растерялся
Под взглядом милых женских глаз.
Они доверчиво глядели,
Налюбоваться не могли
Солдатом в выцветшей шинели,
Отвоевавшим полземли.
Рейе Такала
Я помню твои развалины,
дымящиеся еще.
От улиц одни названия,
воронкам потерян счет.
И баржи, огнем охваченные,
и ужас в глазах людей,
фугасные,
предназначенные
для женщин и для детей.
Я помню. И все мы помним,
кто оставлял свой дом,
тот давний
сентябрьский полдень,
дымящийся за бортом…
Александр Валентик
Осколки детства
Память военного детства
все отбивает такт…
Баржа… Куда же ей деться?..
Бомбы… И ал закат…
Кто-то на дно… А прочим —
долгий теплушек скрип…
И между датами — прочерк.
Детства прострелен крик.
Иван Костин
Отцу
Мечтаю я, как после ледохода
Пройдет веселый
теплый майский дождь,
И я приду на пристань к пароходу,
С которого по трапу ты сойдешь.
Я подбегу, на шее вмиг повисну,
Шинель запахнет горькою травой,
И я в руках от счастья
крепко стисну
Линялую пилотку со звездой…
Николай Федоров
Огненное лето
Что было нажито трудами —
Дотла спалил пожар войны.
Огонь метался над садами,
И ветки яблонь увядали, нещадно им опалены.
В деревне все дома сгорели.
Мы, не найдя жилищ своих,
Срывали яблоки и ели, —
Они печеные висели.
И я не помню в самом деле
И слаще их,
И горше их.
Алексей Титов
Верность
На пустых разрушенных землянках
Снег искрился словно белый шелк.
Проходила утром северянка
По местам, где край передний шел.
Вот береза под обрывом сникла
На крутом скалистом берегу.
А на склоне ягода-брусника
Словно капли крови на снегу.
Может быть, на этом перевале,
Может быть, в землянке у ручья
О своей любимой горевал он,
Молодой солдатик по ночам.
Навсегда любовь та сохранится.
Шла невеста, чтоб у серых скал
Здесь по-русски в пояс поклониться
Тем местам, где он о ней мечтал.
Борис Шмидт
Мой талисман
Посвящается С.С. Гейченко
Тогда не знал я, что останусь целым
И прошагаю через всю войну,
Но все-таки штабному офицеру
Я после боя карту не вернул.
На этой карте — Пушкинские Горы.
Я как святыней ими дорожу.
…К реке Великой голубая Сороть
Спешит. И я через понтон спешу.
Поэзию освободив из плена,
склонив знамена, мы на миг замрем
И поклянемся, преклонив колена,
Что до Берлина с Пушкиным дойдем!..
Я эту карту грамотой охранной
Пронес в планшете по чужой земле.
Она в боях была мне талисманом
И нынче у меня лежит в столе.
1945
Дмитрий Свинцов
Старая фотография
В платьице ситцевом.
В кителе старом.
Перед фотографом мудрым предстали
мама с отцом. Молодые совсем.
Ей двадцать два.
Ему двадцать семь.
Первые годы после войны.
Скулы обтянуты. Души видны.
Время хранит этот снимок в архиве.
Снимки не люди: все они живы.
В каждой семье дорог снимок один —
тот, на котором им жить молодым:
в стареньком кителе, в платье из ситца.
Время, в которое не возвратиться.