Московский Дом ученых. Конец апреля 2011-го. Конференция о приоритете культуры в обществе. Вопли, заклинания о погибели культуры. «Да здравствует мыло душистое и веревка пушистая!» — основное ощущение и послевкусие речей.
Сижу рядом с Рамазаном Абдулатиповым – ныне ректором Московского государственного университета культуры и искусств, а в прошлом известным политиком. Знакомимся. «Когда в Мурманске преподавал, к вам в Петрозаводск в волейбол играть приезжал», – вспоминает Рамазан Гаджимурадович.
Перерыв и долгожданная кофе-пауза. В фойе вижу очень знакомое лицо какого-то известного человека. Да это же Шалва Александрович Амонашвили! Вот он, педагог-новатор, идеями которого восхищался столько лет.
– Гамарджоба, батоно Шалва! – поздоровался со своим кумиром я на его родном языке.
– Гогимарджос! Откуда знаете грузинский? – отреагировал великий педагог.
– Мегобар картвел (друг — грузин), – продолжал я удивлять своими лингвистическими познаниями. – Я очень любил бывать в Грузии. Вы так умеете принимать гостей… Обожаю грузинскую поэзию: Николоз Бараташвили «Циспери» (Синий цвет) в переводе Бориса Пастернака. А Пиросмани! Грузинский театр! — я прокладываю мостики к душе собеседника. Сообщаю, что я из Карелии и за моей спиной 30 лет работы в школе.
– У нас в Грузии есть городок Карели. А у вас ученики-грузины бывали?
– Бывали, конечно. А что, это важно?
– Безусловно. С каждым учеником надо выстроить особые отношения. Наше воспитание было бесполым и интернациональным, то есть безэтническим.
– Я здоровался с грузинами на грузинском: «Дила мшвидобиса (С добрым утром). С литовцами по-литовски: «Лаба дена». С украинцами по-украински. Человеку приятно, что в далекой Карелии с ним поздоровались на родном языке.
– Это особо важно из уст учителя. Мне сегодня в Москве учителя задают вопрос: «Как учить вьетнамцев?». Я отвечаю: «Бережно. Дети еще ни в чем не виноватый народ. Они не виновны, что родители ищут себя по свету. Но дети – уже люди, требующие уважения. Я, знаете, в своей гуманной педагогике много занимаюсь понятиями. Например, дети – действующие в Истине. Учитель – душа, дарящая свет. Бережное отношение к вьетнамскому ребенку особо положительно влияет на русского ребенка. Что он слышит от взрослых? «Понаехали здесь!» У нас тут в Москве, знаете, немало жестокости, просто злобы. У вас в Петрозаводске, наверное, люди душевнее, как обычно на Севере?
– Верю, что да. Над чем вы сейчас работаете, дорогой Шалва Александрович?
– 8 марта я отметил 80-летие, хотя праздновать и награждать продолжают. Я ректор Академии социализации, руковожу рядом лабораторий. Написал книгу «Что можно без сердца?». Название пока условное. У меня свое издательство.
– А в Грузии бываете?
– Конечно. Но в Тбилиси не останавливаюсь. Стараюсь сразу в свою деревню попасть. Добираться приходится через Армению. Все, что произошло между Россией и Грузией, – трагедия. Сердце просто не выдерживает, душа рвется на части. Верю, что все наладится, но не скоро. Эта беда надолго…
– Батоно Шалва, а вы не могли бы дать определение школы?
– Школа – это лестница духовного восхождения. А ученик – душа, ищущая свет. Сегодня школа резко снизила количество духовных ступенек… Добро воспитывается добром, любовь – любовью, душа – душою…
Обменялись визитными карточками.
– Каргат икавит (всего хорошего)! – продолжаю я по-грузински.
– Нахвамдис (до свидания)! – расплывается в улыбке Шалва Александрович.
После беседы с таким светлым человеком в зале больше мне никого слушать не хотелось. Я вышел из Дома ученых на бывшую Кропоткинскую улицу, а ныне Пречистенку. Ровно напротив я увидел музей Л.Н. Толстого. А не посетить ли его директора, моего хорошего приятеля Виталия Ремизова?
В музее встретили по-дружески. «Хотите, покажем, как хранятся дневники Льва Толстого?» – «Конечно!».
Спускаемся в бункер. Поднимаются прочные металлические жалюзи. Включают свет, но только на 30 секунд. Успеваю прочесть фразу: «Изгнать из школы насилие и внедрить свободу…»
Мистика. Судьба послала встречу с двумя великими идеалистами. Духовными искателями. Бывают такие странные дни. Они обычно не забываются.