Олег Храмов живет в Ульяновске. Публиковался в литературном журнале «Симбирск: проза и стихи».
***
Кровельщики заканчивали работу. Дед Александр, ползая по крыше на коленках, внимательно осматривал все швы и вполглаза наблюдал за своим молодым помощником. Тот прятал в лопухах остатки железа, явно намериваясь их присвоить. Позже, во время перекура, дед вдруг сказал своему ученику:
— Ты вот что, Геннадий. Железа остатки хозяину верни. Узнают, стыда не оберёшься.
Молодой парень покраснел, но возражать не стал.
— И ещё, – продолжил пожилой кровельщик, – на всю свою жизню запомни: чужое добро ещё никого богатым не сделало. Один срам от воровства.
Геннадий хотел оправдываться, но старик без обидного назидательства посоветовал ученику поговорить с хозяином по поводу остатков материала.
— Может, что и отдаст.
На какое-то время дед умолк. А потом, опасаясь, что обидел парня, продолжил:
— Я тоже по молодости ушлый был. Всё думал, что никакой разницы нет: сам добро нажил или у кого взял без спроса. Ан, нет! Чужое добро только вред приносит. Не дорого оно, уходит как вода сквозь пальцы.
— А ты что, дядь Сань, воровал, что ли? – вдруг заинтересовался Геннадий.
— Да нет. Воровать не воровал. Чужой дом как-то разорил, – старик увидел у молодого помощника интерес в глазах и продолжил. – Мы с тятей раз грех на душу приняли.
Дед Александр опять замолк, как бы примеряя: слушает ли его помощник? И удовлетворённый вниманием Геннадия стал рассказывать:
— Это давно было. Тогда повсюду стали помещичьи дома грабить. Не обошлось без этого и у нас. Помещик-то у нас добрый был. Никогда никого и не обижал. И ко всем нашим деревенским завсегда с почтением, безо всякого зазнайства. Он и власти новой покорился. А всё же некоторым не терпелось на чужом добре руки нагреть, вот и подбили всё село на грех. Не удержался народ от дурного наущения и пошли к дому барскому. Тятя мой чужого-то не брал никогда. Всё своими трудами довольствовался. А тут как нечистая его подбила. Зависть взяла: все бегут грабить, ну и он вдогон за всеми. Я ещё тогда совсем парнишка был, моложе тебя. Менжевался, менжевался мой отец, всё никак решиться не мог. А всё же решился, и пошли мы с ним к барскому дому. Пока пришли, там уж и брать нечего, всё растащили. На телегах народ приехал за барским добром. Кто посуду, кто одёжу расхватал. Полные возы навалили. А мы с тятей успели зеркало схватить. Его не брал никто из-за тяжести. Большой зеркало был, в дубовой рамке. Ну, мы его и взяли. Больше ничего не стали пока брать. И попёрли эту тяжесть к себе на двор. Кое-как донесли. К хлеву его приставили.
Внимательно слушавший рассказ ученик кровельщика подал голос:
— А чего тащили-то, если тяжело? На лошади бы отвезли.
— Хе! – отозвался старик. – Пришли-то мы без лошади. А оставить, как оставишь? Там народ всё тащил. Все как обезумели. И мы с тятей, как будто пьяные стали. Одно в голове: чего бы такое для своего хозяйства прибрать. Так что с лошадью мы сообразили уж опосля. Приехали, а брать уж и нечего. Я только часы нашёл, как яйцо куриное. Пока народ пожитки швырял, видно уронили. Я их с полу и подобрал.
— Что, совсем ничего не было? – опять спросил Геннадий.
Дед Александр махнул рукой:
— Одни стены остались. Все шкапы и стулья с кроватями увезли. Народ очумел совсем.
Старик отвернул голову в сторону. На лице его было написано разочарование от воспоминаний. Немного помолчал и продолжил:
— Так мы и вернулись с пустой телегой. А на двор свой вошли когда, глядим, а там бык наш Мишка носится. Ревёт. На шее у него рама от зеркала болтается.
— Не понял, дядь Саня, как это рама болтается? – удивлённо спросил молодой кровельщик.
— Как! – старчески засмеялся дед. – Зеркало мы лицевой стороной во дворе оставили. Бык в него и посмотрел. Откуда ж быку знать, что это за штука такая – зеркало? Он в нём своего соперника увидел. Себя-то он отродясь со стороны не видал. А бык молодой был, как раз в силу вошёл.
Геннадий уже не слушал своего наставника. Он давился искренним смехом. Держась за живот, упёрся одним коленом в новую крышу, а рукой вытирал пробившуюся слезу. Когда приступ смеха у парня прошёл, старик продолжил:
— Вот такой, Генка, со мной неприличный случай произошел, – он ещё раз усмехнулся, глядя на развеселившегося ученика. – Остался бы этот зеркало на месте, глядишь, польза бы была. А так – одни расстройства. Вся память от того барского разорения осталась – часы. И то, по правде сказать, года не проработали.
— Что так? – продолжал веселиться Геннадий.
— А бес их знает. Сломались! И часовщик не помог. Одно слово: чужая вещь. Не бывает пользы от чужого добра.
Молодой кровельщик, всё ещё посмеиваясь, поднялся.
— Ладно, дядь Сань. Мне это железо и впрямь ни для чего. Так, про запас…
Геннадий ловко спустился с крыши. Прошёл к лопухам и вытащил припрятанные обрезки. Следом медленно слез старик. Кровельщики аккуратно сложили весь оставшийся материал.
— Вот и хорошо, Генка. Спасибо тебе, – произнёс старый мастер.
— Да за что, дядь Саня? – удивился парень.
— За понятливость. Теперь о нас плохо сказать нечего. Глядишь, и люди довольные будут. Добрым словом помянут.
Скрипнула калитка. Хозяин дома спешил принимать работу.