В этот день он, как обычно, проснётся рано. Под бравурную музыку из радиоприёмника и бодрые сводки о разгоне облаков над празднующей столицей управит привычные домашние дела. Снимет с вешалки парадный пиджак с одинокой медалью и, пропуская мимо ушей бабкино ворчание, сунет в карман поллитровку.
Он побредет мимо пустых изб (дачники приедут ближе к концу мая) на край деревни, к деревянному обелиску с жестяной звездой наверху. Кряхтя и бормоча что-то, отгребёт за оградку сухую траву и навалившиеся за зиму пустые сосновые шишки. Краска на деревянных гранях облупилась, имена на закрытых мутным стеклом табличках выцвели. Ничего, он и так помнит: три десятка строчек, две фамилии на всех. Кто месяц повоевал, кто меньше. Все убиты в незнаменитых сражениях – кто в Карелии, кто под Новгородом. А кто и вовсе без вести пропал.
Ему повезло, он выжил. Он не умеет и не любит рассказывать про войну. И что рассказывать-то? Посадили в теплушки, везли, выгрузили. Неделю сидели в осклизших от дождя окопах, потом пошли в атаку. И падали, и отступали, и снова шли. Им ничего особо не объясняли – надо значит надо. На третьей атаке его посекло осколками. Всё. Он так и не знает, взяли ту высотку к 7 ноября, как приказано было, или нет. Ну, взяли, наверно, раз Победа все-таки пришла.
Он присядет, откроет непослушными пальцами бутылку и долго будет смотреть в пустоту слезящимися глазами.
Из неразогнанных туч посыплется на него мелкий холодный дождь. Ничего. Все равно праздник. Победа. Его Победа. Не ваша.