В начале было — Слово

В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города…
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.
Николай Гумилев

Не ахайте заранее: не в адрес молодых участников конкурса приведена тут последняя из строф поэта: это я о том, о чем придется помянуть в самом конце, – о нас с вами, взрослые, кто не желает судьбы «опустелого улья» своему краю, но может ее дождаться.А начну, извините, с самоцитаты из обмена комментариями по поводу решения жюри стихового конкурса: «Я-то как раз считаю, что конкурсы — дело благое. Молодые хотят писать стихи – слава Богу! Не прозой жизни одной жив человек. Писать стихи – научить нельзя, но можно и самонаучиться (именно – тут одних способностей и даже дара мало, не вывезет, нужен труд над собой, а этому поможет и сравнение себя с другими, болеющими той же страстью, и выход на глаза людские и, значит, на людской суд, да и кто-то из старших, авось, подскажет что-то)».

А теперь – еще об этом конкурсе, в продолжение своего мнения. Заинтересовавшись, прочел все 33 стиха.

И должен признаться: разделяю недоумение тех читателей, кто удивлен кое-чем в выборе жюри.

Но начнем с того, что возраст авторов объявлен был до 35-ти. Вывод – стоило ли? Слишком заметна, даже по этому конкурсу, разница в мироощущении юных (еще взыскующих) и взрослых (уже в большинстве скептиков). Не случайно многие сочинения старших молодежь (в основном откликавшаяся в обсуждениях) почти обмолчала: «не их», не задевает, непонятно порой даже. А жюри, кстати, всех, кто «за 25», просто проигнорировало, кроме Дениса Дианова. А тут, подозреваю, сказалось нечто личное у жюри. Я помню Кирилла Олюшкина и искренне ему — оттуда, из  нашего общего «лицейского» былого — симпатизирую, но тоже оставляю за собой право на мнение свое, иное.

Но конкурс был объявлен, сочинения пошли – и оценивать надо (и приходится) это, присланное искренне и с надеждой.

Что и порадовало, и встревожило: ищут молодые смысла жизни, не удовлетворяет их жизнь-быт. Вопросы-то, а? «Где есть мое место», «хочется думать о вере». Ищут, где кто и как может: от почти туристской романтики, единения с природой (Солнце, Осень, Дерево жизни) до семьи, детей и любви к Единственному (ной), от обращения к Вере с той, большой буквы, до побега от прозы в красивость (и тут ее самоконструирования, уж кто как умеет), в некую поэтичность вообще, вплоть до вспышек (самопроизвольных, думаю, не столько от начитанности) символизма (аж рубежа 19-20 веков) и декадентства, и даже до политической лирики, а то и утешения в самодельном стёбе-самопародии. Неспокойно молодым, нет у них удовлетворения своим сегодня, ноты мрачные мелькают. А хочется-то добра и позитива, высоких мыслей и достойных дел. А сказал «тревожно»: именно потому, что сам в смущении, мягко скажем: что же мы, взрослые, за «веру» предложим, им взыскующим?

И вот многие читатели сайта, ей-богу, чутче и зорче уважаемого жюри. Ну как было можно проигнорировать присланное Инной Фрадковой и Екатериной Ольшиной? Обе, мол, женщины, да одной «за 25», кого в целом оставили за бортом? Да и Ирину Жукову, Илью Серко, Валентину Калачеву? Ах, у той непонятность: кому интересны, нужны реминисценции с Библией (блудный сын), Троей, Данте, а тут еще и «гламур», как говорится, до кучи, да рифма страдает местами.

Молодежь-то и не поняла, а старшие не намекнули им, мимо прошли: женские стихи, что ли? Литературщина пресловутая, коей называем мы часто всякую попытку освоить человеком и пустить в дело (то есть в свои мысли) культурные накопления? Или опять же – о библейском «бронзовом Слове» у Галины Дмитриевой (22 года) – от «библии» коробит или на усмешку тянет? Ну так Гумилева вспомним, мужчину: его стих о забытом нами Начале Мира, начальном «Слове». То же Слово, кстати, и у Инны Фрадковой.  Литературщина? А, по-моему, просто большое желание о большом и говорить. Или – обратный пример? Вот прозрачный и чистый стих: о Чуде-жданном ребенке Ульяны Савосиной (да, всего-навсего дитя, опять женское, опять же рифма где-то страдает — а чувство, свет? Вот читатели-то тут оказались чутче, хоть и 26 лет «уже» автору.

О других авторах, из десятка выбранных жюри на второй тур, уже говорил, в своем комментарии, в обсуждениях.

(В скобках замечу: я-то, признаюсь, порой даже вздрагивал и завидовал: вот ведь сказалась, удалась новичку в стихе мелочь, которая дорого стоит: «цвета сливок зима» или «трогать ресницами небо», или вдруг детски-трогательный у вполне взрослого человека образ одиночества: «и обнял ладошкой свою ладошку».)

Что ж, итоги первого тура подведены, решение принято, не положено, не годится обжаловать или дополнять: у жюри есть мнение, у кого-то осталось иное.

А вот уроки для будущего конкурса (а такие, повторяю, нужны, по-моему, сегодня, вовсе не с тем, чтобы «пестовать бездарностей») – налицо. И насчет возникших сложностей с разностью поколений – и труднейшей (да и разрешимой ли?) тогда необходимости оценки исходя из некоей единой платформы (а тут простого подхода – «стихи» или «недостихи» – недостаточно). И для предварительного уяснения все же: как собирается работать жюри,  чтобы в решающий момент кто-то не оказался в отсутствии, и чтобы договориться, насколько будут властвовать над судьями их личные пристрастия к какому-либо из поэтических миров). И совсем никак не отреагировало жюри (ну, в каких-либо своих резюме, комментариях, предварительных выводах) еще и на черточку примечательную: ведь не только свои авторы писали – были и москвичи, и питерцы. То есть и там, в центрах, не хватает молодым возможности выхода, выговорения – к людям, к сверстникам хотя бы.

И вообще, не снисходительно или наотмашь, а внимательнее, чем читаем мы «настоящих поэтов», читать бы нам их, пробующих и горящих желанием. А то мне, извините, захотелось посоветовать жюри нынешнему все же внимательней перечитать начинающих 16-летних Александра Петровичева и Ростислава Мошникова. Чтоб не получалось, как наивно, но горячо предупреждал первый: «Вам не понять его, живущего в раздумьях». Чтобы не вышло, как литературно, но ведь опять же искренне сказал о своем лирическом герое-Шуте второй: «Идет сквозь годы он один». И всем нам принять бы как совет и предостережение – одну строчку из Галины Дмитриевой:

И не заметишь – выломаешь крылья какой-нибудь резвящейся строке…

Наконец – пожелание всем молодым, нынешним и будущим. Не впадайте в уныние. Не печальтесь. Не кончается жизнь, не кончаются стихи этим июнем. И этот конкурс – да не будет последним. Пишите! Когда НЕ МОЖЕТЕ НЕ ПИСАТЬ – пишите.

Да, в нынешней нашей с вами Карелии особенно тревожно, как никогда ранее, да, с культурой и искусством края, в том числе профессиональными (не говоря уж о напрочь сброшенном в маргинал любительстве: кто ныне поверит, что еще лет двадцать назад в одном Петрозаводске было пять Народных, то есть любительских театров, это звание такое было, за него боролись бесчисленные театральные кружки и студии, им гордились), имевшими и богатую историю, и имя, и уровень, – ныне просто беда, какой не бывало, хоть криком кричи, и  нет признаков, что повернутся стрелки на колее, похоже, как раз наоборот: не в тупик ли и прозябание?

Да, скоро о Карелии могут заговорить как о крае местных «чуди и мери», вроде резервации для туристов (тут я разделю тревогу с Яной Жемойтелите, сам с таким взглядом уже сталкивался, правда, еще не преобладающим пока, но, что характерно, чаще у тех, кто из новых поколений, то есть кто уже не помнит.). В общем, для веселия (если по-пушкински понимать: «и пред созданьями искусств и вдохновенья трепеща радостно…») Карелия наша мало ныне оборудована, мягко скажем, и всё меньше. И все-таки – пишите!

Может быть, вам благодаря все-таки вернется в нашу с вами Россию время стихов.