Сегодня были названы имена победителей конкурса «Мой Пушкин», который провели Национальная библиотека РК и наш интернет-журнал. Не обошлось без неожиданностей.
Жюри решило продлить конкурс в номинации буктрейлеров до 25 августа, поскольку времени для выполнения столь сложной работы было явно недостаточно. Авторы трех присланных буктрейлеров Дина Степанова-Хорош (ее ролик можно посмотреть здесь), Ксения Михайлова и самый юный конкурсант 9-летний Коля Богданов из поселка Эссойла получили поощрительные призы и продолжат участие в конкурсе.
Коля Богданов буктрейлер посвятил «Сказке о царе Салтане» с иллюстрациями Ивана Билибина. Рядом Галина Галаничева
Оригинальный буктрейлер Ксении Михайловой о «Евгении Онегине»
В номинации эссе конкурс получился интересным по географии: не только Карелия, но и Орел, Тверская область и даже Армения и Швеция. Председатель жюри Яна Жемойтелите назвала победителей:
1-2. Валентина Калачева (Петрозаводск) и Дмитрий Тяпкин (Стокгольм)
3. Валентина Либерцова (пос. Ильинский Олонецкого района)
Валентина Калачева получила главный приз конкурса — путевку по Пушкинским местам от турфирмы «Альбина-тур». Валентина — кандидат филологических наук, работает в Карельском кадетском корпусе. На праздник она пришла с дочкой, второклассницей Лизой, которая была в совершенном восторге от маминой победы.
Призами отмечены и два других лауреата. Дмитрий Тяпкин, выпускник Петрозаводской консерватории по классу фортепиано 2004 года, живет и работает в Стокгольме. Приехать по понятным причинам не мог. Валентина Васильевна Либерцова, учитель русского языка и литературы, карельского языка Ильинской средней школы Олонецкого района отмечена и специальным призом нашего журнала — книгой «В сетях Твоих» лауреата Новой Пушкинской премии Дмитрия Новикова с его автографом. На следующий Пушкинский день она обещала приехать в Национальную библиотеку со своими учениками. Сегодня Валентина Васильевна быть не могла, за нее приз получила дочь Екатерина, тоже учитель.
Публикуем эссе лауреатов.
Валентина Калачева
Почеркушки на фоне «нерукотворного памятника»
Валентина Калачева с дочкой Лизой
В нашу семью Пушкин пришел со свалки. Необычно и неожиданно. Как и подобает гению.
Именно там, среди «сора», моя бабушка обнаружила толстую хорошо иллюстрированную книгу стихов и прозы великого русского поэта. Она лежала в мусорной куче, и ветер листал ее страницы, словно хотел узнать, «чем же всё закончилось». «Виной» бедной книги было отсутствие обложки и нескольких первых страниц. Пройдя несколько десятков рук — реставратора, переплетчика и просто заботливых родственников, — издание заняло достойное место в нашей квартире и стало своеобразным источником семейной истории.
Вот мы с дочкой листаем пожелтевшие страницы, находим на полях карандашные отметки моего деда-пограничника, большого любителя поэзии. О чем он размышлял, подчеркивая «Хвалу и клевету приемли равнодушно / И не оспаривай глупца»? О молчании-псевдозолоте, которое было основным условием выживания при советском режиме? Или о скромности, присущей ему в любой ситуации: будь то получение квартиры, от которой он отказался («я и так неплохо живу»), или написание замечательных стихов, о которых не знали даже его дети?
Так, а вот еще пометки в «Евгении Онегине»: «никчемность жизни», «блеск мишуры». Это уже мой почерк. Строгая учительница литературы велела всегда помечать в тексте отрывки, дающие точные характеристики изучаемым персонажам. И судили-рядили мы прямо, беззастенчиво и от души: «лишний человек», «трутень», «трибун свободы» и т. д. Теперь уже солидные годы за плечами, а риторика у многих моих ровесников все та же, в ритме «осудить и заклеймить», «черное и белое», «победитель и пораженец»… Все знаем, рассуждать умеем, а счастья почему-то не прибавляется.
«Пророк». Вот уж воистину живого места нет в тексте, весь исписан пояснениями брата, тогда еще пятиклассника. До сих пор стоит в ушах его обреченный голос: «Восстань, пророк, и виждь, и, это-самое-как-его-там… внемли!» Гвоздями заколачивали в десятилетнего ребенка «любовь» к изящной словесности. Но ничего, выдержал, не сломался. До сих пор, будучи представителем, «современной молодежи», книги читает, Барто от «бордо» отличает.
Поколение сменяет поколение. С отношением к литературе, к самому Пушкину происходят метаморфозы. Что-то нам кажется наивным из того, что раньше виделось важным, что-то наоборот. Книга, волею случая попавшая в наш дом, хранит эти отголоски времен. Может, в век гаджетов наши внуки и правнуки тоже не побрезгуют взять в руки «антиквариат». Не знаю.
В одном я уверена, что из нашей семьи Пушкин на свалку не вернется никогда. Мы с ним срослись.
Дмитрий Тяпкин
Мой Пушкин
Эссе Дмитрия Тяпкина прочитал Роланд Гусев
Так случилось, что две русские оперы, чаще всего ставящиеся за пределами России, – это «Евгений Онегин» и «Пиковая дама» Чайковского. Обе написаны на сюжеты произведений Пушкина. А коль скоро сегодняшняя практика такова, что оперы, по крайней мере в больших театрах, принято исполнять на языке оригинала, то ко мне иногда обращаются певцы с просьбой помочь им с русским произношением.
Преодолев неизбежные трудности, связанные с чтением кириллицы и фонетикой, обнаруживается, что петь по-русски легко. Язык выразителен, пластичен, вокален; он будто соучаствует и помогает творить музыку. Язык, подаренный России Пушкиным.
Однажды с концертом из русских произведений побывал в доме Лариных, каким он представлялся моему воображению. Старинная усадьба, затерянная в глуши, вдали от проезжих дорог. Просторный лиственный лес, деревянный мост через речку. Трехэтажный, выкрашенный желтым господский дом с колоннами. Уютная гостиная, скрипящие дощатые полы. Семья, живущая тут с незапамятных времен. Гости, съехавшиеся из соседних поместий. Все напоминало мне описание сельской жизни в «Евгении Онегине», с той только поправкой что дом этот находился в Эстерготланде, близ озера Веттерн в Швеции.
Видимо, вот так же лет двести тому назад жили русские дворяне в своих имениях. Охотились, музицировали, готовили запасы на зиму, неспешно читали возле камина, играли в карты. Гуляли в роще, мечтали. Влюблялись в заезжего барина, как Татьяна. Всю эту старую русскую жизнь знаешь из книг, но никогда не видел ее воочию.
Исторический факт: Пушкин никогда не был в Европе. Тем не менее тут обнаруживаешь его всюду. Здесь живо многое из того, что, увы, навсегда утрачено в России. Связь времен не прерывалась.
Ведь действительно, у меня с Пушкиным, казалось бы, нет ничего общего. Что общего может быть с Пушкиным у мальчика, родившегося в годы, предшествовавшие распаду СССР, выросшего на далеком севере, в заводском городе, ходившего в обычную советскую школу, не знавшего иностранных языков, не обученному танцам и умению держать себя в свете? Другая страна, другой общественный строй, другая среда. Словом – все. И тем не менее Пушкин – мой. Свой, родной. Отчего это так?
Видимо, реальность, создаваемая языком, поэзией не менее вещественна чем та, эмпирическая, что окружает нас. И чем талантливее поэт, тем более реален и подлинен мир, созданный им посредством слов. В конце концов он и становится первой реальностью, далеко превосходящей повседневность глубиной чувств и связностью целого.
Октябрь. Я стою на верхнем этаже «дома Лариных» и смотрю в окно. Лес уже начинает облетать. Желтеет трава. Тишина, какая может быть только в деревне под вечер. И тут я понимаю, что однажды прочитанное – сбылось. То, что я оказался здесь, – не случайно. Пушкинский текст ожил и стал частью моей собственной биографии. Все сошлось: Россия, Европа, Пушкин, русский язык, природа, музыка, история, судьба…
До концерта остается пять минут. Надо спускаться в гостиную и начинать.
Первым номером – сцена письма Татьяны.
Валентина Либерцова
С Пушкиным нам повезло
Мои ученицы после ГИА по литературе радостно: «Мы сдали! Нам повезло – попался Пушкин! А мы его знаем!»
А мы знаем – выросшие на его сказках и стихах, на «Дубровском» и «Капитанской дочке»? Как-то в ожидании экскурсии в Святогорский монастырь, в киоске прямо у ступеней, ведущих к могиле Александра Сергеевича, купила небольшую книжку Г.М. Дейча «Всё ли мы знаем о Пушкине?» Прочитала за обратную дорогу: проплывающие за окном пейзажи были до боли знакомы унылым однообразием, воспетым ещё Пушкиным. Представилось, как одолевал он, опечаленный житейскими невзгодами, нескончаемые вёрсты.
Когда впервые побывала в Пушкиногорье в год Олимпиады-80, поразилась, услышав, что шоссейную дорогу сюда проложили недавно – для гостей праздника, желающих посетить родину всемирно известного поэта. К усадьбе вели труднопроходимые глинистые дороги, которые на моей родине называли «ямы». Лошадёнки с трудом волочились по липкому месиву. Удивительно, что поэта эти неурядицы не угнетали, писал словно шутя.
Дорога в его лирике стала метафорой жизненного пути, её радостных утех, мечтаний, сладостных воспоминаний, горечи потерь и расставаний, непонимания. Изучение биографии, взаимоотношений с современниками добавляет уважения к личности: как при таких страданиях мог изящно слагать беспечные на вид и невозможно глубокие по сути строки:
Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.
Готовясь к празднику своей деревни в глубине олонецких лесов (не таково ли Михайловское?), вспоминая о детстве, поражаюсь, как много там было Пушкина! Даже ужасаюсь – не слишком ли присвоила себе его строк для жизненного опыта и счастья? Но ведь не отнимаю ни у кого, по возможности делюсь: на уроках, классных часах, праздниках…
Строки Пушкина – счастливое детство. Весна с гусиным луком на полях:
Улыбкой ясною природа
Сквозь сон встречают утро года…
Лето с огородами, сенокосами, ягодами – «Барышня-крестьянка» и невольный вздох:
Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
Его любимая осень вся из картин, увиденных там, где зажигались и гасли кроны осин, берёз, черёмух, косяками летели птицы:
Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле…
Зимой прогулки с санками по только что покрытому льдом озеру, ещё нет снега и можно прокатиться до самых далёких берегов, до которых по воде на лодке родители не отпускали, увидеть, как
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет…
Сказки Пушкина сами заучивались наизусть. «Сказка о рыбаке и рыбке» – о нашем дедушке. Старухи нет, зато у ручья сети-неводы, а главное старое корыто. Глубокое озеро с постоянно холодными ветрами, пенистыми волнами напоминало море: «Моей души предел желанный!»
Чем глубже уходишь в мысли об ушедшем, тем больше находишь Пушкина.
А будущее? «Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана?..» Повезло нам с Пушкиным, знаем:
…Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья.