Встреча через 186 лет

 

 

У кого-то – машина, у кого-то яхта и вилла. А у меня есть теперь церковь, моя церковь…

И День обретения был 7 марта 2009 года, суббота, седмица первая Великого Поста.

Я всего лишь спросила Интернет, вновь введя имена своих предков, родителей прапрадеда Зиновия, и вдруг ссылка увела меня на сайт Пенза православная. И в разделе истории храмов я прочла: «Ртищево.  Храм во имя Архистратига Михаила, каменный, с двумя приделами в трапезной – Казанской иконы Божией Матери (справа) и свв. чуд. Кира и Иоанна (слева). Построен в 1823 г. вместо ветхой церкви тщанием дворян-землевладельцев Ивана Мартыновича и Капитолины Яковлевны Никифоровых».

 

Вначале это был только факт. Потом он почему-то начал проникать всё глубже и глубже в сердце. И возник вопрос: а сохранилась ли она, существует ли сейчас? Умница Интернет нашёл несколько фотографий разных авторов. Реальность была грустной, но свидетельствовала – у меня есть «моя» церковь.

 

Я вдруг поняла тех странных людей, которые  отстраивают полуразрушенные, поруганные  храмы и возрождают красоту из небытия.

И мне захотелось уехать туда, где жили мои предки и сделать так же.

Она простояла 186 лет! Неужели для того, чтобы теперь разрушиться при нашей жизни и на наших глазах? Подсчёт числа потомков Никифоровых и их возможных пожертвований энтузиазма не прибавил, скорее, наоборот. Не зная, что же делать, почувствовала только одно – я хочу её увидеть, я хочу туда поехать.

 

В это мало кто верил, и в первую очередь я сама. Много лет по разным причинам никуда не ездила, я домоседка. Но, видимо, есть во мне гены вольного казака атамана  Николая Ивановича Ашинова, они не дали отступить.

И  День встречи был 21 августа 2009, пятница.

День был пасмурным. Церковь стояла, окружённая зарослями чертополоха, крапивы и кроваво-красной бузины… Она выглядела, как на тех мартовских фотографиях, но только теперь она  была живой. Двери были плотно закрыты старинными засовами и современными замками. Уже ждали ключей из деревни и всё-таки нашли вход. И вошли. И улетели в бесконечность высоких сводов. И лики с росписей смотрели на нас, как они смотрели все 186 лет. Как они смотрели на моего прапрапрадеда Ивана Мартыновича, и прапрадеда Зиновия, и маленькую Елизавету, дочь Зиновия, когда её крестили здесь в 1868 году. Наверное, они видели всех двенадцать детей Зиновия Ивановича, они многое повидали.

Потом заехали на местное кладбище, там в этот день похоронили старушку ста одного года. Среди современных памятников стояли безымянные, серебряные от времени и дождей, деревянные кресты. На всех могилках   лежали яблоки – двумя днями раньше отмечали   Яблочный Спас.

 

А затем мы гостевали у местных жителей – Юры, Тани и их сына Жени Мартышиных, очень гостеприимных, добрых людей. Их лица были удивительно ясными и чистыми, как всё в деревне. Юрина бабушка, родившаяся в 1914-м, последней венчалась в этой церкви. Её родственник собирался церковь закрывать, но Лизонька Аношина настояла: «Вот я выйду замуж, а там закрывай!» Родственные связи помогли – успела, был 1930 или 1931 год. Про тех же, кто ломал колокольню, рассказывают, что все они умерли не своей смертью. Сейчас Елизавете Кузьминичне 95, с этого дня она стала самой старшей  жительницей  села Ртищева. Фамилии Аношиных и Мартышиных мне позже встречались в метрических книгах даже за 1870 год. За встречу  был налит медовый самогон, и я пила его с потомками по всей видимости бывших крепостных моих предков.

Перед отъездом мы осмотрели то место недалеко от церкви, которое до сих пор помнится людьми, как барский дом и барский сад. На  месте дома развалины детского садика, а вот сад жив. Яблоки в тот год в Пензе уродились, были везде – на ветках, под ногами, даже сам воздух был яблочным. До сих пор жалею, что не прихватила ртищенских – вырастила бы из их семечек свой сад на далёком севере. Зато привезла мёда с родины предков, прозрачного и тягучего. Когда его наливали из большого  ведра, мёд пел.

Церковь стоит на крутой горе. Везде вокруг и до самого горизонта   расстилались бескрайние поля. Дышалось удивительно легко, воздух можно было пить глотками  и не надо было выдыхать. Казалось, ещё немного, и можно будет взлететь. Наверное, так чувствуют себя птицы, отправляясь в первый полёт – это было чувство полноты жизни, счастья и любви к родине.

Мы уезжали, а она оставалась.   Будет ли день, когда  снова скажу ей: «Здравствуй!», и наступит День встречи, и День открытия…

Дай Бог!