Антон Павлович Чехов и Фаина Раневская. Теперь и я могу вслед за их героиней Мурашкиной повторить: «Этот момент у меня личный, биографический».
По понятным причинам одна и та же книга, фильм, постановка ассоциируются у каждого с чем-то своим.
Вот что такое для меня фильм «Драма» по рассказу Чехова в исполнении великолепных Фаины Раневской и Бориса Тенина? Советский Союз, детство, телевизор «Знамя», в котором всего две программы и переключаются они штуковиной под названием гетеродин. Диван, круглый стол со скатертью, папа, мама и черно-белый смешной короткий фильм, где дама-графоманка Мурашкина чтением своей пьесы доводит известного писателя до преступления.
А что такое этот фильм для моего сына? Оказывается, именно на него ссылалась учительница музыки, когда он мучил её абсолютный слух неподготовленным домашним заданием. Шутила, что суд присяжных, как и в фильме, её оправдает, потому что издеваться над искусством нельзя.
И вот теперь, спустя столько лет, оказалось, что эта дама-графоманка наша кровная родственница! Моя троюродная трижды прабабушка Екатерина Яковлевна Политковская. Вот это сюрприз так сюрприз! А теперь по порядку.
Началом поиска я обязана звенигородским краеведам, врачу и историку, Юрию и Зинаиде Смирновым. Они сопоставили переписку Антона Павловича Чехова и редактора журнала «Осколки» Николая Александровича Лейкина с появлением рассказа «Драма» и высказали версию, что прототипом Мурашкиной является писательница Политковская.
«Н.А. Лейкину
19 ноября 1884 г. Москва.
Уважаемый Николай Александрович!
Вместо одного большого рассказа посылаю Вам 3 плохих мелочишки. Тут же посылаю рассказ одной госпожи, сотрудницы многих петербургских и московских журналов, некоей Политковской. Пришла ко мне и попросила рекомендовать. Рекомендую. Баба способная и может пригодиться, если будет поставлена на настоящий путь. Гонорара просит 6 к. Если рассказ не годен, то, сделайте милость, пришлите его обратно, не мне, а по адресу: Москва, Арбат, Столовый пер., д. Соловьёва, Екатерине Яковлевне Политковской. Напишите ей при этом какое-нибудь утешительное слово вроде надежды на будущее – таким образом и её удовлетворите, и меня от неё избавите… Особа нервная, а посему (недаром я медицинский ф<акуль>тет проходил!) не огорошьте её холодным и жёстким ответом… Помягче как-нибудь… Я наказан почтовыми расходами и потерей времени (она просидела у меня полтора часа), а Вы уж возьмите на себя горечь ответа… Если пришлёте рассказ на моё имя, то она опять ко мне придёт и… ах! Поёт, впрочем, недурно, но мордемондия ужасная…
Votre A. Чехов».
Позднее Антон Павлович объяснит, что рассказы Политковской не читал, «она стояла над душой и требовала послать сейчас».
Лейкин произведения моей бабушки не принял, а Чехову написал: «Но успокойтесь, нервы её будут целы, я переслал при любезном письме… и посулил ей что-то в будущем».
В ответном письме Чехов сообщил: «А как баба обрадовалась, прочитав Ваше письмо! Она прибежала ко мне и поклялась послать Вам в «благодарность» ещё очень много рассказов».
Уже готовая юмористическая зарисовка!
Год назад я обнаружила, что являюсь прямым потомком Политковских, но родословное дерево это очень развесистое, всех многоюродных не охватить. И ранее, уже натыкаясь на писательницу Е. Политковскую-Михайлову, предполагала, что она или очень далёкая родня, или даже жена кого-то из моих Политковских. Однако исследователи Смирновы очень помогли мне это мнение изменить. Они выяснили, почему Чехов был так терпелив к назойливой писательнице – в письмах к нему она не раз упоминает проживавших в Звенигороде, где Антон Павлович служил, своих родственников Данковских. С ними писатель был коротко знаком.
«9-ое октября 1884.
Милостивый Государь Антон Павлович.
Может быть, Вы припомните, что я имела удовольствие познакомиться с Вами в Звенигороде. Сделайте одолжение — оно выражено: заезжайте вечером в среду к дяде моему Л.В. Данковскому, мне бы весьма интересно было сообщить Вам кое-что для Осколков. Извините, что беспокою Вас, но в Звенигороде Вы так любезно предлагали мне Ваше участие в моих делах. Я приеду к дяде часов в 7 вечера.
С уважением готовая к услугам
Е. Политковская»
Из архивных документов и собранных в интернете сведений я точно знаю, что сын моего 5 раз прадеда, известного московского врача и профессора московского университета Фёдора Герасимовича Политковского Яков был женат на Ольге Васильевне Данковской. У них было много детей – Василий, Гавриил, Вера, Александра, Люба и первенец… та самая Екатерина, родившаяся 8 марта 1835 года.
Просеяв интернет, обнаружила, что у Ольги Васильевны действительно был брат Лев Васильевич Данковский, интересный человек, а писательнице Политковской родной дядя.
Вот и сложился у меня из фильма «Драма», из отзывов Лейкина и Чехова портрет троюродной прапрапрабабушки – назойливая, напористая, требовательная, бездарная…
Видимо, не без этого. Но в какой степени такое описание соответствует оригиналу?
Я бы добавила сюда некоторые фразы из письма Антона Павловича – «способная и может пригодиться, если будет поставлена на настоящий путь», «поёт недурно».
Попробуем поискать, сохранилось ли сегодня что-нибудь из написанного Екатериной Политковской. На удивление сохранилось многое и находится в центральных библиотеках страны. Одиннадцать разных книг в фондах Российской государственной библиотеки в Москве, двенадцать – в Российской национальной библиотеке в Петербурге. Некоторые издавались повторно тиражом в 5000 экземпляров в сериях «Жертвы вина», «От Божьего ока не укроешься» в рамках Общества распространения полезных книг. Поразило название одной – «Костя-музыкант», так зовут и такая профессия у моего сына. В Санкт-Петербургской театральной библиотеке хранится шутка-комедия в одно действие «Стратегический шаг».
В журнале «Отечественные записки» встретилась разгромная рецензия книжки Политковской «Житейские былины». Она названа амазонской, мужененавистнической, не оригинальной, глупой и неудобочитаемой, «точно автор писал её не обыкновенным пером, а шпилькою или обыкновенною спицею». Не знаю, как там обстоит дело с литературой, но рецензию явно писал раздосадованный мужчина.
Есть и другой отзыв – в журнале «Артист» о пьесе «Стратегический шаг», которая названа «недурной вещичкой, но слишком только растянутой, из неё следовало бы выкинуть добрую половину».
Мне хотелось как можно больше узнать о Екатерине Яковлевне Политковской, причем восстановить не столько её биографию, сколько портрет и характер. Поэтому заказала копию её письма, хранящегося в РГАЛИ — архиве литературы и искусства.
Оно написано в 1883 году графу Воронцову-Дашкову. Екатерина Политковская страстно хочет служить на сцене Московского Императорского театра и просит у графа протекции. Письмо витиевато, многословно и эмоционально, но ведь и вопрос жизненно важен для просительницы. Вот большая его часть –
В постоянной борьбе за существование я почерпнула энергию, которая может быть найдётся в редкой женщине. Сознаюсь, что надо иметь слишком много смелости, чтобы решиться беспокоить Особу Вашу, но я так измучилась нравственно и физически, преследуя свою заветную мечту, что кладу к ногам Вашего Сиятельства и свою участь, и самую жизнь.
Вот уже два года, как я хлопочу о поступлении на сцену Императорского Московского малого театра. Я просила Г-на Директора И.А. Всеволожского, обращалась к Г-ну Потехину, но к несчастью, просьба моя не увенчалась успехом. Смею заверить Ваше Сиятельство, что и по развитию, и по способностям не принадлежу к числу бездарных. Я играла на провинциальных театрах, теперь перешла на амплуа, которое, если не ошибаюсь, в Петербурге занимает Г-жа Жулева или Читау I, в Москве на это амплуа единственная Медведева.
Отказ Г-на Директора мог быть мотивирован уменьшением штатов или бюджета, но для Вашего Сиятельства нет ничего невозможного. Одно Ваше слово может сделать меня вполне счастливой.
……
Вашего Сиятельства всепокорнейшая и всенижайшая Екатерина Политковская (по театру Литовская).
Но просьба не увенчалась успехом, резолюция «отклонить».
Мечтая об императорской сцене, Политковская была готова отказаться от неё ради театра А.Н. Островского, о чём писала ему в феврале 1882 года. «С особенным удовольствием отдам свои убогие способности и душу и сердце на пользу «вашего театра».
Несколько слов об именах и псевдонимах Политковской. В середине прошлого века издавался Словарь псевдонимов русских писателей Ивана Филипповича Масанова. Трудно спорить с известным библиофилом и историком, который провёл колоссальную работу. Но всё-таки я поспорю. Он указал известные мне псевдонимы Екатерины Яковлевны Политковской: Политковская-Михайлова, Политковская-Михайлова Е., Михайлова, Литовская. И неизвестные мне, одними инициалами – В.П. и Е.М., но почему-то называет её не Яковлевной, а Михайловной, Екатериной Михайловной Политковской.
В примечаниях к письмам Чехова она указана как Екатерина Яковлевна Политковская, писательница и певица. В прошении, хранящемся в РГАЛИ, она Екатерина Политковская, по сцене Литовская. В её книгах, как и в рецензиях на них, отчество вообще не указано. Спасибо Ежегоднику Рукописного отдела Пушкинского дома 1971 года издания. В нём рассказывается, что весной 1882 года она обращалась за помощью к писателю Григоровичу.
«Милостивый Государь Дмитрий Васильевич! Самая безысходная нужда, которая понятна только людям, испытавшим все житейские невзгоды…» Григорович отсылает это письмо Николаю Степановичу Таганцеву, который возглавлял литературный фонд Общества нуждающимся литераторам и учёным. В просьбе отказано, пособие уже выдавалось полгода назад.
Но в пояснениях к переписке для меня ещё очень важное – наконец вместе сошлись все имена моей троюродной трижды прабабушки! Екатерина Яковлевна Политковская по рождению, Михайлова по литературе и Литовская по сцене!
Что ещё известно о ней? В какой-то период была актрисой харьковской драматической группы. Книги её издавались с 1879 по 1903 год. Сохранилось 11 писем Политковской к Чехову в период с 1884-го по 1903 год и только одно письмо ей от него: Екатерина Яковлевна выясняла условия лечения и жизни в Ялте для знакомого музыканта, артиста оперного оркестра Большого театра и профессора Московской консерватории.
Антон Павлович Чехов умер летом 1904 года, позже писем к нему Политковской и быть не могло. Но и книги её с этого времени больше не издаются. Может быть, перестали быть нужными новому читателю, а может… Ведь в 1903 году Екатерине Яковлевне было уже 68 лет. Последний след мной обнаружен в 1907 году, когда она обращается к редактору «Русского слова» Фёдору Ивановичу Благову.
Условно знаю начало – родители, братья, сёстры, детство, Звенигородский уезд, сельцо Ларюшино всего о 12 дворах с 84 душами. Её отец, поручик Яков Фёдорович Политковский, служивший после увольнения с военной службы в Рыбинске, Угличе, Москве, Дмитрове, где рождались его дети. Не знаю конца. Как на переводной картинке нашего детства удалось сделать видимым и красочным только небольшой кусочек её жизни.
Мне Екатерина Политковская представляется человеком творческим, искавшим себе применения и развития в разных сферах искусства. Способная, раз уж сам Чехов так её оценил. Но так и не сумевшая реализовать себя, как мечталось. Не имевшая необходимых средств, знавшая «безысходную нужду, житейские невзгоды» и энергично с ними боровшаяся. Стучавшаяся во многие двери, которые так никогда для неё и не распахнулись. Разве назову свой рассказ о ней «ужасная мордемондия» или «госпожа Мурашкина»? Почему-то Екатерина Яковлевна ассоциируется у меня с романсом «Приходи на меня посмотреть». Может быть, потому что она любила и умела петь, а, может, в этих строчках призыв ко мне: прийти и извлечь из небытия живого человека, которому так часто было больно.
Отныне с ещё большим удовольствием буду смотреть фильм Чехова «Драма», видя в Раневской свою бабушку Екатерину Политковскую. Записывая рассказы о предках, повторю слова героини фильма: «Отчасти я сама не чужда авторства, то есть, конечно… я не смею называть себя писательницей, но… все-таки и моя капля меда есть в улье…» И будьте осторожны, если просите меня рассказать о предках, а то через 130 лет может повториться кровно родственная мне картина: «Мурашкина радостно вскрикнула, сняла шляпку и, усевшись, начала читать», и очень нескоро вы меня остановите.
