Воцаряется атмосфера скандинавской столицы: церкви, затушеванные снегом, виднеются фрагментами, показывая то ломоть затейливой лепнины, то побелевшую от мороза щеку купола, то яркие вспышки неожиданно опознанной рябины. Колокольный звон, смягченный снежной ватой, звучит волгло и нежно и стрясает с ближайших деревьев пыль снежинок.
В воздухе стойко держится непонятно откуда взявшийся аромат воска, который повсюду преследует тебя и тянет за собой другие, еще более неожиданные запахи: смолы, соленой рыбы, можжевельника.
Ограды мостов свиваются во фразы, отлитые из чугуна латыни времен Реформации, — строки из какого-нибудь псалма или стиха Откровения.
Обычно далекое — до отсутствия — море приближается вплотную к набережным и начинает сухо, словно костяшки на счетах, отщелкивать волны.
Теплолюбивые твари — и люди в их числе — спешат покинуть улицы, и только вороны, посверкивая злыми глазками, неуклюже скачут по оледеневшей земле, царапая ее своими мощными, похожими на шпоры когтями.
Ты встречаешь холод радушно, даже радостно, как старого друга, решившего нанести тебе визит просто так, без повода. Он спешил куда-то по своим делам, наверняка важным, потому что одет с иголочки, в отутюженные до остроты скальпеля брюки и чистейшую шелковую рубашку, но, повинуясь внезапному призыву, свернул с полдороги к тебе.
Когда он входит, по комнатам принимаются сновать жизнерадостные ищейки сквозняков, шумно обнюхивающие подолы портьер.
В присутствии друга ты стыдишься своей небритости, хандры, похмельной слабости, заношенного до лохмотьев свитера, и пытаешься хоть как-то соответствовать явленной тебе свежести: чистишь пепельницу, протираешь бокалы, торопливо разрушаешь растущие в углах комнаты сталагмиты книг.
Зимний уют создается стремлением вещей протиснуться поближе к человеку, пусть и с эгоистичной целью согреться, однако этот их порыв лишен злорадного рвения трамвайного контролера, стремящегося уличить тебя в чем-то мелочно запретном. Эта близость позволяет заводить знакомства с предметами утилитарными, которых обычно не замечаешь – с заварочным чайником, например, или с ковром, и это общение, при всей его странности, позволяет разглядеть в фарфоре и шерсти объекты, обладающие структурой намного более сложной, нежели это тебе представлялось ранее…
Ближе к ночи снегопад усиливается — с неба без устали валятся белые валентинки и порхают крупные бабочки хлопьев, налипая на брови кровель и ресницы проводов. Обилие плавных линий, овалов и обводов грозит обрушить ставшее рыхлым пространство, но оно удивительным образом выравнивается невидимым нивелиром, и в каждой его точке ты ощущаешь прямой угол, обелиск, пирамиду или выбеленный временем позвонок, на котором держится грузное небо.
Зима в южном городе — то время года, когда человек уместен и необходим. Внимая воцарившемуся в мире великолепию, он стремится прочь от облика, дарованного ему природой. И пусть это не осмысленный побег, а слепое бегство, но даже такая ущербная иллюзия облагораживает ландшафт, превращая его в пейзаж особенной, апостольской простоты.
Пунктир следов становится частью снежной партитуры, и в некоторых переулках ты замечаешь, что солируешь. Музыка походки сочиняется в соответствии с рельефом. Хрусткое стаккато каблуков то и дело сменяется рискованным глиссандо скользящих подошв, и ты поневоле замедляешь шаг и дозреваешь до самой затянутой по времени из баховских сарабанд.
Натужные сомнения, близорукие надежды, литература вообще и необходимость писать рассказ, — всё это покидает тебя. Ты начинаешь понимать, что назначение дыхания состоит в насыщении разума молодильным воздухом. Ты вспоминаешь, что некоторые описания ада предполагают не пламя, но стужу, и испытываешь по отношению к провидению нечто вроде признательности за возможность еще при жизни испытать оба этих варианта. Ты принимаешь себя как реальность, существующую случайно и не всегда достоверно, и потому можешь позволить себе роскошь не считаться с собой.
Ты очищаешься до некой ровной поверхности, обманчиво твердой, потому что она способна выдержать только лишь короткую эпитафию: две группы цифр, разделенных тире.