{hsimage|В Петрозаводске публика стоя провожала музыкантов ||||} В XXIII Международном фестивале камерного искусства «Осенняя лира» приняли участие два замечательных музыканта — скрипач Александр Тростянский и пианист Сергей Главатских.
Оба артиста не только активно концертирующие музыканты, но и преподаватели Московской консерватории, потому в беседе с ними речь зашла о педагогике.
– Как двум преподавателям Московской консерватории удается совмещать преподавание и активную концертную деятельность? Есть ли в консерватории некие официальные положения об отсутствии педагога «по причине концерта»?
А.Т. — По-моему, Московская консерватория уникальное в России заведение, там никто ни за кем не следит. Когда пришел, когда ушел, сколько уроков ты дал, сколько «недодал», сколько дал лишнего – это никого не интересует. Консерватория готовит концертантов, и педагоги там концертирующие, с опытом практической работы.
– Студенты ведь тоже концертируют… Вы не можете нам порекомендовать кого-нибудь?
А.Т. — К вам я приеду сам! (смеется) Но разные бывают ситуации. Я не регулярно, но периодически отправляю студентов куда-нибудь играть, в том числе и с оркестром.
С.Г. — Собственно, здесь я как раз нахожусь на замене собственного студента (первоначально ожидался приезд Вадима Холоденко. — Авт.). Правда, таких, как Вадик, безусловно, мало, но сильные есть. Среди пианистов на каждом курсе есть хотя бы двое или трое выдающихся людей, которые могут ездить и играть все что угодно.
Стараюсь более регулярно появляться в консерватории, так как совмещаю свою работу с ассистентурой у Веры Васильевны Горностаевой. Иногда приходится очень много ей помогать, для чего некая регулярность требуется.
– Преподавание вам дается легко?
{hsimage|Беседа в Карельской филармонии ||||} А.Т. — Как мне кажется, педагогическое призвание, способности встречаются гораздо реже, чем исполнительские. Среди музыкантов не всегда развиты способности к анализу, к общению. Не знаю, кто как, но я действительно пытаюсь «влезть» в студента, понять, как человек двигается, прочувствовать его аппарат – тогда становится понятным, почему ему что-то неудобно. Кроме каких-то явных внешних моментов, когда видно, что именно неправильно… А вообще все, кто преподает, сходятся во мнении, что объясняя какие-то вещи, ты сам их лучше понимаешь, и музыкально, и технически. Мешает лишь только в том случае, когда ты даешь слишком много уроков подряд. После пяти-шести часов нужно какое-то время, чтобы «найти себя обратно».
Периодически я даже у студентов что-то «подворовываю». Ведь иногда они приходят и играют так, как я никогда бы не сыграл и не додумался. Вот и заимствую – не обязательно в концепции, но в движениях, как он это делает… Не часто, конечно.
– На вашем концерте в Петрозаводске было довольно много молодежи. Где еще есть города с молодежной аудиторией?
С.Г. — Везде есть. Мне кажется сейчас это нормальной тенденцией. Стало гораздо лучше за последние лет пять-шесть.
А.Т. — Был мрачный период: скажем, 1990-е, когда вообще было народу мало, и контингент присутствовал соответствующий – исключительно старые любители музыки. А сейчас и в целом людей побольше ходит, и молодежи достаточно, что очень радует.
– Как вы проводите свободное время?
А.Т. — Это звучит пугающе, но практически вся жизнь крутится вокруг музыки, все время есть какие-то околомузыкальные дела: что-то надо послушать, что-то распечатать. Я не умею отдыхать, куда-то пойти. Но я не переживаю. В поезде еду – отдыхаю. А вот чтобы культурно сходить в театр – такого нет.
С.Г. — Я в театр стараюсь выбираться, правда, меня вытаскивают. Сестра моей жены очень любит преподносить в качестве подарка билет в театр, вот недавно подарила билет в РАМТ на «Будденброков». Слабый спектакль. Этот роман нельзя поставить, что и было доказано.
Но вообще времени не остается, заниматься надо. Очень часто приходится что-то играть «с коленки», что раздражает страшно..
– Где хотелось бы выступить?
А.Т. — Не могу назвать какое-либо определенное место, где бы я хотел выступить. Не скажу, что мне совершенно все равно, где играть. Если есть хороший зал, хороший партнер и приятная программа то все остальное уже не важно. Сколько народу в зале мне абсолютно все равно.
С.Г. — Когда много народу, лучше контакт.
А.Т. — Не скажи… Другое дело, что к концу они разогреваются, идет энергия из зала. Но бывало, что народу сидит мало, но ты чувствуешь, как они слушают. Возникает другая атмосфера, все получается более персонально, более интимно.
– Получается, что каких-то определенных планов у вас нет. Вот у молодежи они есть всегда – выступить в Карнеги-холл или Музикферайн…
С.Г. — Дадут – сыграем.
А.Т. — Был я в Каргеги-Холл (смеется)… Это интересно только с точки зрения карьеры, он же не отличается радикально акустически. Записать в резюме? Чем он лучше Большого зала Московской консерватории? Ничем.
С.Г. — Большой зал лучше, только в нем гораздо страшнее играть, ведь играешь перед своими.
– Чему вы учите студентов?
– Чему вы учите студентов?
А.Т. — В первую очередь надо получать удовольствие от процесса, будь то занятия дома или выступления. Если от процесса общения с музыкой ты не получаешь удовольствия, то все остальное не имеет смысла. Ты никогда ничего не добьешься.
С.Г. — У меня сейчас два сорта учеников. В отличие от Саши я преподаю еще в училище – и с теми ребятами, к сожалению, разговор другой. Их нужно именно учить играть на инструменте, поскольку они часто не умеют очень простых вещей, без которых совсем нельзя жить на белом свете. А студентов консерватории, наоборот, после училища нужно отучать от правильности игры, нужно учить слушать саму музыку, выражать свое отношение к ней. В консерватории важно натолкнуть на сомнения, иначе детство затягивается, и в результате исполнителя не получается, а получается что-то невнятное.
Мы ориентированы на то, чтобы люди играли. Чтобы на сцене было произведение искусства. В училище это не настолько важно, а в консерватории – самое главное. Иначе никакого удовольствия не будет. Играть правильно? Я слегка зверею от фразы «Ты играешь Бетховена неправильно». Но некоторые с этим приходят, есть еще такие люди, которые иначе не играют.
– Насколько правильно одному педагогу вести молодого музыканта с детства до зрелости, от ребенка от студента?
С.Г. — Не уверен, что это правильно, скорее вынужденная мера. Нужно готовить себе почву, искать учеников… На последней стадии это правильно, ведь в консерваторию поступить очень трудно. Я не беру сейчас околомузыкальные дела, трудно доказать, что из 120 человек ты лучший. Трудный конкурс, к нему нужно подходить с определенными навыками и определенным отношением, которое нужно объяснить – тогда человеку будет легче. Бывают люди, которым это не нужно. Бывают тяжелые семейные проблемы… Людям надо помочь, и училище дает такую возможность.
Некоторые педагоги действительно берут одного ребенка, с 1 до 11 года готовя его к себе в класс. Кстати, иногда это заканчивается очень большими огорчениями: ученику, проучившемуся у тебя всю жизнь, к моменту поступления в консерваторию ты уже можешь надоесть… Со мной такого не было – я никого с детства не вел, но знаю, что у коллег были такие трагедии. Так что нет уверенности, что все это обязательно.
А.Т. — Мне кажется, не так часто встречаются люди, которые способны одинаково успешно работать и с начинающими, и с оканчивающими. Даже если консерваторские профессора числятся в ЦМШ, по большей части с детьми занимаются ассистенты, если не репетиторы.
На каком-то этапе смена педагога может быть необходима. Свежий взгляд на предмет – это неплохо. Конечно, лучше самому менять периодически ракурс, но это сложнее. Вообще, по жизни не терять свежести взгляда – одно из самых важных качеств.
Полный текст интервью читайте на сайте филармонии