— Вы не первый раз работаете с оркестром «Онего» и Геннадием Мироновым. Какие у вас впечатления от сотрудничества?
— Это один из немногих оркестров, который дышит русским духом. Я обратил на это внимание еще при исполнении нами музыки Гаврилина, которая насыщена темами в стиле русских народных песен. Когда у тебя за спиной такие музыканты и этот дирижер, ты чувствуешь русские биотоки внутри себя и в какой-то момент понимаешь — да, я действительно русский человек. Пусть с татаро-монгольским оттенком, но все-таки русский.
— В концерте 4 апреля вы пели песни на слова Николая Рубцова. В прошлом году с Геннадием Мироновым сделали программу по поэзии Есенина «Тихо струится река серебристая». Вам близко творчество этих поэтов?
— Есенин не просто мне близок… Если бы я был поэтом, я бы так же писал. Не в том смысле, что использовал бы те же размеры, метафоры… Он говорит о природе, о близости с природой и находит точки этой близости такие же, как у меня самого. Я нахожу такие же совпадения между Рубцовым и Есениным — их воспитала природа, места, где они выросли. Рубцов нашел словосочетание, которое действительно выражает сам характер Родины, — «тихая родина». Моя тихая родина — Вятка, Кировская область, Вятская губерния — очень похожа: такие же просторы, поля, леса…
— В разных интервью вы говорите, что петь начали в армии. Это красивая легенда или правда?
— Я так говорю обычно ради шутки. В детстве бабушка просила: «Спой, у тебя голос красивый». Я пел ее любимую песню о Ленине. Бабушка очень любила эту песню, причем именно в моем исполнении. Фактически это были мои первые выступления… Бабушке нравилось.
В школе я тяготел к точным наукам — физике, математике, геометрии, очень любил информатику, готов был на нее жизнь свою положить. Поступал в военное училище в Красноярск целенаправленно на специальность «радиоэлектроника». В училище был ансамбль, который играли музыку типа «Не плачь, девчонка, я к тебе вернусь». Ребята мне сказали: «Серега, ты громче всех поешь строевые, давай к нам». С этого, может быть, что-то началось: меня начали отправлять на конкурсы авторской песни, военной песни. Собственно, эти концерты и конкурсы привили мне еще не любовь, но назревающую тягу к музыке. Уже тогда я начал задумываться о своей творческой судьбе и решил бросить училище.
После того, как я демобилизовался, мы с друзьями приехали в городок Бородино под Красноярском, чтобы там обосноваться и начать жить. Я пошел работать на угольный разрез и плюс ко всему устроился петь в ансамбль «Красная Русь». И через полгода руководитель ансамбля мне сказал: «Тебе не надо здесь пропадать, езжай, учись». Это был первый человек, который отправил меня учиться в музыкальное училище в Новосибирск. И началось…
— Теперь для вас музыка — это профессия, или просто вы человек, который поет?
— Был такой период, когда я пел всегда и везде. Если была сцена и микрофон, я шел туда, если было караоке, то о Зыкове можно было забыть и найти его утром в этом же месте. Спустя какое-то время я понимаю: ничто в этой жизни не вечно, голос тоже, его нужно беречь.
— Но вы курите…
— Эта ситуация непонятна даже для меня самого. Курить я начал рано и запел, уже будучи заядлым курильщиком. И мой аппарат не привык к другому и работает именно в таком режиме! Сейчас начал бросать, не курил неделю и потерял все ощущения диафрагмы, дыхания, смыкания связок… Говорят, нужно потерпеть, но смогу ли я терпеть, скажем, два месяца?
— Как же вы заботитесь о голосе?
— Единственная забота — не создавать голосу тепличные условия. Чем больше человек создает себе ограничений, тем больше он начинает болеть. Я сильно о голосе не забочусь, в шарфы не кутаюсь и каждый день микстуры не пью. Но если простужаюсь, то единственный способ — согреть молока и добавить туда меда. А еще есть такой способ — взять минеральную воду (скажем, «Ессентуки» № 2) и кипяченое молоко, очень горячее и один к одному разбавить. Помогает.
— Поете много и разное?
— Я пою только русскоязычный материал: все, что на русском языке, мне понятно и известно. Но не беру во внимание эстрадную музыку, начиная с 1985 года, кроме Бабаджаняна. Все композиторы советской эпохи — настоящие композиторы, музыку писали для высокого класса певцов. Я очень люблю музыку советских композиторов, они для меня являются большими величинами. Также люблю старинные и классические романсы, имею возможность их исполнять.
— Как могла сложиться ваша судьба, если бы вы не связали жизнь с музыкой? Или, не дай Бог, голос пропадет?
— Если голос вдруг пропадет… Еще в Новосибирске я ходил на Алтай, и в Петербурге занимался промышленным альпинизмом — могу быть инструктором либо работать промышленным альпинистом.
У меня есть понимание, что в один прекрасный момент голос может исчезнуть. Все мы под Богом ходим, все наши таланты нам не принадлежат, все принадлежит Богу. Певчие в храмах знали: Бог тебе дал голос, значит, ты должен Бога этим голосом восхвалять. И поющие люди обязательно шли в храм. Я, к своему сожалению, эту певческую культуру для себя не открыл: я себя комфортнее чувствую как солист, чем в ансамбле. Но если у меня для Бога немногое сделать получается, то тогда хоть Родине послужу. Поэтому стараюсь набирать репертуар патриотического содержания. Это вопрос принципа. Я должен это делать.