В конце прошлого столетия я познакомился и подружился с начинающим музыковедом Ольгой Беловой, тогда еще не столь популярной, как нынче.
Вместо увертюры
Когда я был маленький, папа часто пел мне веселую песенку, в которой были такие слова: «Надя Коврова, честное слово, мы потеряли покой, сжалься над нами, над Журавлями, птицам махни рукой…». Через много-много лет выяснил, что песню эту из кинофильма «Весна в Москве», снятым Иосифом Хейфицем и Надеждой Кошеверовой по одноименной пьесе Виктора Гусева, пели дуэтом два брата- студента по фамилии Журавель. Были они оба влюблены в главную героиню – Надю Коврову. А она, увы, взаимностью им не отвечала. Поскольку очень искренней была. Куплеты эти на музыку Алексея Животова были в пятидесятые годы прошлого века невероятны популярны.
В конце прошлого столетия я познакомился и подружился с начинающим музыковедом и лектором Карельской государственной филармонии Ольгой Беловой, тогда еще не столь популярной, как нынче, но столь же недоступной для лжи и неискренности, как и героиня вышеуказанной киноленты.
Сегодня она заслуженный деятель искусств РК, директор Большого зала Петрозаводской государственной консерватории имени А. Глазунова. Что ничуть ее человеческие качества не изменило ни на йоту. И, что удивительно, ее так называемого интервью-портрета, цель которого показать характер собеседника, его неповторимость, ни в одном издании, печатном или электронном, в природе почти нет. Но, честное слово, Ольга Белова его давно заслужила.
Ах, Самара-городок
Она родилась в городе, которого нынче не существует – Ставрополь-на-Волге в начале 1950-х годов был затоплен при создании Куйбышевского водохранилища, причем ее папа служил инженером на Куйбышевской ГЭС. Сам город вроде и под водой, но и не совсем, поскольку был перенесен выше, отстроен и получил имя лидера коммунистической партии Италии Пальмиро Тольятти. В нем Белова пошла в музыкальную школу, благо родители купили еще совсем маленькой девочке роскошное по тем временам и дефицитное отечественное пианино «Красный Октябрь».
– В школе вдруг обнаружились мои очень хорошие успехи по сольфеджио. Однажды вдруг поняла, что слышу абсолютное звучание ноты фа первой октавы, потом прибавились другие ноты, то есть у меня, очевидно, сформировался если не абсолютный, то очень хороший относительный слух. Диктанты писала довольно легко. За роялем тоже сидела уверенно. Настолько, что меня даже послали в Куйбышев на конкурс имени Дмитрия Кабалевского. Мне он запомнился и тем, что помимо исполнительского, нам устроили нечто вроде музыковедческого конкурса. Дали послушать два романса Глинки – один в исполнении тенора, второй – баса. Тут я показала себя во всей красе – так раскритиковала второго исполнителя, что от него только пух и перья летели. После моего пламенного выступления, с удивлением на меня глядя, члены жюри сообщили, что я обрушилась на самого…Федора Ивановича Шаляпина! Конечно, знай, я это заранее, имя меня бы придавило. А так – буря и натиск! Но чем-то я, видимо, приглянулась, и, когда поступала в училище, меня потихоньку стали двигать с исполнительского отделения на теоретическое. Не знаю, стала бы я музыковедом, если бы, не переиграла руки на первом курсе. Но знаю, что без музыки моя жизнь была бы ошибкой.
Из Моцарта нам что-нибудь…
На том памятном для Беловой конкурсе она исполняла Сонату Моцарта ля-минор. Как писал Александр Сергеевич Пушкин, бывают странные сближенья.
– Когда я вышла замуж, меня поразило, что у мужа, по профессии энергетика, в фонотеке пластинки с записью всех 27 фортепианных концертов Моцарта, причем некоторые были в разных исполнениях. А я сама уже тогда бредила Моцартом. И вот, в 2006 году, а тогда отмечалось 250-летие со дня его рождения, Министерство культуры Карелии предложило мне провести на радио цикл передач. Вместе с журналистом Светланой Зааловой мы осуществили цикл радиобесед «Прогулки с Моцартом».
Для меня Моцарт – и есть сама Музыка (Сальери, между прочим, если верить Пушкину, был схожего мнения: «Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь…» – Д.С.), и разлит всюду и во всем… Две следующие передачи этого цикла были посвящены столь разным композиторам как Дмитрий Шостакович и Рувим Пергамент. Впоследствии уже в Открытом университете Петрозаводского государственного университета я продолжила свои прогулки с Моцартом, подкрепляя лекции музыкальными аудио и видеоиллюстрациями.
– Ольга Петровна, но на этом вы не остановились. В сентябре прошлого года в 187-й день рождения Льва Николаевича Толстого в Ясной Поляне прошел концерт «Музыка в доме Толстых», где слушателей ждала встреча с музыкой Моцарта и Чайковского. Читаю в пресс-релизе: «О тончайших взаимоотношениях трёх великих имён – Л.Н. Толстого, В.А. Моцарта и П.И. Чайковского – в русской культуре, об удивительных связях музыки и литературы, о тайнах «русского моцартианства» расскажет музыковед Ольга Белова».
– Соединение этих двух композиторов в одной программе далеко не случайно. Музыка Моцарта занимала особое место в жизни Толстого. Многие фортепианные произведения Моцарта Толстой хорошо знал и часто играл на рояле, как и симфонии Моцарта, которые часто звучали в доме в исполнении Льва Николаевича и Софьи Андреевны в четыре руки. Оперу Моцарта «Дон Жуан» Толстой – вообще-то не любивший этот род искусства – считал лучшей оперой в мире. В этом отношении ему было близко мнение Чайковского, с которым он познакомился в 1876 году. С помощью Николая Рубинштейна Чайковский устроил для Толстого музыкальный вечер, который произвёл очень сильное впечатление на Льва Николаевича. «Может быть, никогда в жизни я не был так польщён, – писал позднее Чайковский, – как когда Л. Толстой, слушая анданте моего квартета и сидя рядом со мной, залился слезами».
Я знаю всё, я ничего не знаю
– Есть что-то, чего вы как музыковед не знаете?
– Конечно. Я вспоминаю свое первое явление в качестве лектора на сцене Ярославской филармонии, куда я пришла работать после окончания консерватории. Помните искрометный рассказ Ираклия Андроникова «Первый раз на эстраде»? Это про меня. Вот я говорю залу: сейчас вы услышите арию, принадлежащую Доменико Скарлатти. И понимаю, что крупно ошибаюсь, потому что на самом деле принадлежит она его отцу Алессандро…. Или я не представляла, что Исайя Добровейн, который у нас известен в основном тем, что играл для Ленина его любимую сонату Бетховена «Аппассионата», был и композитором. В бытность, когда я была художественным руководителем Карельской государственной филармонии, у нас выступал замечательный норвежский дирижер и пианист Йорн Фоссхейм, который в 2003 году едва ли не впервые в России исполнил Фортепианный концерт Добровейна (см. интервью с Й. Фоссхеймом в «Лицее»).
– Я вас дополню: одно время Добровейн был концертмейстером… Федора Шаляпина, который шутливо представлял его и себя в дружеском кругу: «А вот, я и Сайка!».
– Музыковеда, тем более говорящего публично слова о музыке, всегда подстерегает опасность почувствовать себя неким пророком. Я никогда тексты своих выступлений не учу наизусть, больше импровизирую…
–Это, знаю по себе, от досконального знания материала…
– …безусловно, но в импровизации и заложен страх ошибки.
– Зато видно, что тебе рассказывает о музыке живой человек, передающий мне не только свою энергетику, но и зачастую энергетику автора произведения. Причем, как правило, вы вводите в свой рассказ и факты биографии того или иного композитора. Кстати, можно спросить, почему, говоря об опере, музыковеды очень мало касаются роли либреттиста, вообще много ли мы знаем о них?
– Приятель Михаила Булгакова дирижер Большого театра Самуил Самосуд говорил (судя по дневниковой записи Елены Сергеевны Булгаковой): «Как верно замечание Самосуда, что в опере важен не текст, а идея текста». Почему Чайковский сам – или вместе со своим другом Константином Шиловским – написал либретто «Евгения Онегина»? Почему Мусоргский написал либретто «Бориса Годунова»? Примерам несть числа. Барону Розену только потому посчастливилось попасть в авторы либретто оперы Глинки «Жизнь за царя», или, как ее именовали в советское время, «Иван Сусанин», что он послушно следовал указаниям композитора. Я в свое время даже хотела написать нечто вроде занимательного труда из области либреттологии, где постаралась бы ответить на многие вопросы, связанные с этой проблемой. В том числе, и на ваш.
Учитель, воспитай ученика
– Кто вас учил искусству музыковеда?
– Пожалуй, можно сказать, что я училась у многих потрясающих моих любимых людей, с кем-то из них я тесно общалась, другими только восхищалась со стороны. Тетушка моя, выпускница Московской консерватории по классу Нины Дорлиак, – она меня позвала работать в Ярославскую филармонию, выдающийся латинист и литературовед Михаил Гаспаров, чьи лекции я слушала во время учебы в Петрозаводской консерватории, научный руководитель моей дипломной работы профессор Юзеф Кон… Кстати, вот человек: уроженец Кракова, он после начала Второй Мировой войны вынужден был бежать из оккупированной Польши в СССР, очутился в Ташкенте и выучил русский язык, прочтя от корки до корки полное собрание сочинений Ленина! Кто еще? Сергей Юрский, в чьем исполнении стихотворение Пастернака «На даче спят…» профессор Кон считал верхом совершенства, говоря, что Юрский в своем чтении несравненно передает полифонию этого стихотворения. Мама моя, врач, с которой мы запоем читали булгаковские рассказы «Записки юного врача», после которых утвердились во мнении, что Михаил Афанасьевич был и доктор незаурядный. Конечно, слушатели концертов, и взрослые, и дети.
– Если бы вдруг по примеру исполнительских конкурсов в нашей стране стали проводиться конкурсы музыковедов, на какое место вы могли бы рассчитывать?
– Слава Богу, до этого дело не дошло. А что касается конкурсов, то я, доведись мне быть на них главной, проводила бы их так, чтобы исполнители играли или пели не на открытой сцене. А за ширмой или за занавесом – чтобы было непонятно, кто и чей ученик. Знаете, первый в мировой истории музыкальный конкурс организовал и возглавил в качестве председателя жюри выдающийся пианист Антон Рубинштейн. Как вы думаете, кто занял первое место? Хотя мне могут возразить, что Николай Дубасов был не прямым учеником маэстро, а лишь выпускником Санкт-Петербургской консерватории, которую основал Рубинштейн. Как бы то ни было, здесь все понятно: для каждого ученика учитель – как мать родная. Не верите? Честное слово.
Фото Ирины Ларионовой