#Культурный_лидер
«Интересен карельский импровизационный пляс. Раньше танцоры и присядки делали, и на животе крутились, и кувырок через плечо делали — очень похоже на брейк-данс. Брейк-данс с Приладожским плясом прекрасно сочетаются».
Очередной герой проекта Виктории Никитиной — хореограф, руководитель ансамбля «Карьяла», исследователь и хранитель танцевальных традиций Карелии Андрей Анисимов.
— Как произошло, что ты затанцевал?
— Не помню… Просто музыку включали, и я танцевал. Тогда был в моде фильм «Неуловимые мстители», его часто показывали, как только мелодия Яшки-цыгана начиналась, меня было не остановить. Зажигал у печки. А в пять лет я уже блистал в кордебалете балетов «Золотой ключик» и «Щелкунчик» в самодеятельной балетной студии ДК ОТЗ. До семи лет занимался, а потом была долгая болезнь, уход в фигурное катание. Коньки фигурные мне достали по большому дефициту. До сих пор не могу ездить на хоккейках, нога пяточки просит. Пробовал и конькобежный спорт, но не моё.
— В семье не было такого: «Ты — мужик, какие танцы?»
— Нет, наоборот. Моя мама в свое время занимала первые места на танцплощадках Петрозаводска. Очень стильно одевалась. Вот только в актрисы ее бабушка не отпустила, сказала, что туда идут исключительно легкомысленные женщины. Папа тоже пел и танцевал. Видимо, все эти творческие гены вошли в меня, и понеслось.
— После спорта как ты вернулся в танцы?
— Просто привели во Дворец пионеров, где до восьмого класса я занимался у Нины Ивановны Черняковой, потом мы ушли за ней во Дворец культуры машиностроителей. И параллельно ещё где-то всегда танцевал. В какой-то момент я понял, что танцую в четырёх коллективах. В одном сборном концерте мне даже выделили отдельный уголок для моих костюмов, для переодевания. И вот я выхожу в «Сударушке», бальном танце, и понимаю, что на ногах у меня не бальные ботинки, а …кеды. Тогда и решил — хватит распыляться.
А потом я увидел ансамбль «Карьяла». Это был вечер отдыха Радиозавода, дискотека, а в актовом зале Виола Мальми рассказывала полутора человекам про традиционные танцы. Это была любовь с первого взгляда и на сорок лет.
—В какой момент это душевное увлечение стало профессией?
— Я окончил школьный УПК по слесарному делу, меня уже на «Авангард» звали, а я поехал в Москву, поступать в институт культуры. Но меня не взяли, требовалось прежде окончить училище, и я поступил в наше кульпросветучилище на отделение хореографии. Нас на курсе всего два мальчика было. Ушел в армию, потом восстановился, а после окончания училища Виола Мальми мне подкинула «Карьялу».
— Она подкинула, а ты взял…
— Да, как-то само собой получилось, без меня меня женили. Раньше было распределение после учебы, вот Виола меня и распределила. Я вдруг понял, что совершенно случайно стал руководителем коллектива.
— Вы тогда еще собирали фольклор, традиционные танцы, а сейчас ты понимаешь, что некоторые танцевальные традиции уже потеряны?
— Конечно! Даже тогда по некоторым движениям было понятно, что вот уже хореографы поработали, время, мода. Благо, сейчас многие материалы доступны, например, финских этнографов, и можно получить ранние записи, сделанные на территории Карелии. Расшифровываем.
— Видео какие-то сохранились?
— Много сюжетов 30-х годов выплывают в интернете, съемки 80-х годов из этнофольклорных экспедиций. Видеокамеры появились только в это время. Что-то есть на ГТРК — из архивных записей наших выступлений.
Был забавный случай. Как-то мы расшифровывали «Касарейку» из Салми, переводили финские записи. Стало в одном месте совсем непонятно, пошел к переводчикам, затем обратились в Финляндию к специалистам. А они отвечают: «Мы тут покумекали и решили, что записано это у пьяного мужика»….
Танец расшифровать и восстановить можно только если сам с носителями когда-то походил – «не потопаешь, не полопаешь». Мне с этим повезло. В «Карьяла» в 1981 году, когда я пришел в коллектив, у меня после четвертой репетиции уже было выступление на телевидении. Дали мне опытную Галю Стоянову, и она меня вела. Так мы и сейчас делаем с новобранцами.
— В чем сила танца?
— Однажды на площади Кирова мы так зажгли на сцене, что уронили инсталляцию из шариков. Как-то на выездном концерте сцену расшатали так, что она на выступлении хора ветеранов съехала вперед и сложилась. К счастью, никто не пострадал.
А в Костомукше зимой проверяли на льду закон физики — эффект резонанса. Большой фестиваль, огромное количество коллективов, телекамеры. Мы вышли на расчищенный лед озера Калевальской круугой. Пошли в едином ритме, а когда все участники были на льду, он под ногами начал разбегаться трещинами. Едва успели выскочить на берег, расчистили место и водили круугу на суше.
В физике сила танца.
— Традиционные танцы записывают у возрастных людей, но ведь у них движения отличаются от молодых?
— Я всегда объясняю танцорам так: вот ты, допустим, Саша и танцуй как Саша… Юра — Бог танца? Танцуй как Юра. Не старайся повторить детально записанное, только манеру и рисунок.
У бабушек ведь скорость другая, но тело помнит характер движений. Я танцевал с одной грузной бабушкой, но когда музыка стала звучать, она так преобразилась и легко задвигалась — естественно, для своего возраста.
Все в экспедициях ищут правду: как же должно быть? как было в старину по-настоящему? Сейчас есть много описаний игр, танцев, песен, но надо уметь с ними работать.
Мы переписываемся с Сашей Леонтьевым, который давно живет в Финлядии и имеет доступ в Национальную библиотеку Финляндии, и делаем для себя открытия. Например танец «Шотисси», который считали исконно карельским, оказался… немецким! Кто-то давно его привез из Финляндии или Швеции, а карелы стали танцевать. Танец «Раттико», который мы танцевали всегда как исконно карельский, оказывается, танцует пол-Европы, а на самом деле он французский.
У нас, как и у многих народов, много заимствованной хореографии – контрдансы, кадрили, ланцы…
— Карелы не танцевали?
— Танцевали, конечно, хотя слово «танец» в Карелии появилось в начале XX века, а до этого все обозначалось словом «игра» — «киса», «кижа», «лейкки».
Интересен карельский импровизационный пляс. Раньше танцоры и присядки делали, и на попе и животе крутились, и кувырок через плечо делали — очень похоже на брейк-данс. Брейк-данс с Приладожским плясом прекрасно сочетаются.
Для концерта «Фольклор и современность» с помощью студии «Северный регион» мы соединили на сцене современный брейк-данс и карельский пляс. Наталья Шамрай и режиссер Олег Николаенко развили нашу идею, и получился интересный номер на открытии фестиваля Karg kucub. Порвали зал как грелку, жаль, что сохранилась только любительская видеозапись.
Мне всегда была интересна практика. Кстати, теорию Приладожского пляса вывели Саша Леонтьев и Ирина Борисовна Семакова. И когда вышел фильм финского общества Kalevalaseura — «Карельская свадьба», поняли, что один в один совпало. Финские исследователи записали много интересного в Карелии, поэтому я всегда говорю: пока наши делали революцию, финны записывали фольклор.
— Финские и карельские танцы различаются?
— Конечно, тут и разный менталитет, и влияние разных культур, религии и т.д. Различие финнов и карелов описывает Элиас Леннрот в своих путевых заметках, дневниках и письмах, путешествуя по Карелии и собирая руны. Также много интересного у И.К. Инха в книге «В краю калевальских песен». Читая, понимаешь, что в культуре и в фольклоре всё взаимосвязано, без отрыва от реальной жизни.
— Как вообще возникла «Карьяла»?
— Создала ансамбль Хельми Мальми, мама Виолы. Когда-то это был самодеятельный коллектив на базе трикотажной фабрики. Когда Хельми ушла по каким-то своим причинам, Виола, которая ей во всем помогала, встала у руля коллектива. Ансамбль обрел свой дом и стал работать на базе Центра народного творчества, получил свое нынешнее название — «Карьяла», эмблему, первые фольклорные костюмы и показал этнографию на сцене.
В 1987 году Виолу Мальми пригласили делать программу в ансамбль «Кантеле». С программой «Кантелетар» ансамбль «Кантеле» занял первое место. Но делали они программу трудно, Мальми опередила свое время, артисты не были готовы к ее материалу.
А пока она там билась, я стал руководителем «Карьяла». Кстати, тогда, параллельно, Виола на базе «Карьяла» стала создавать «Карельскую горницу». Это было другое направление – большие праздники, масштабные программы. Ансамбль «Карьяла» не был готов к переменам, поэтому Виола создала новый коллектив «Карельская горница», где собрала профессионалов и начала реализовывать новый проект.
Оба коллектива не были государственными. Мы показывали программу в филармонии по договору, чтобы обкатать ее перед гастролями в Финляндии. Все было на энтузиазме. Даже профессиональные музыканты, хореографы работали без денег.
— То есть «Карьяла» — камерный коллектив, а «Горница» — масштабный проект?
— Да, Виола Мальми создала фольклорный театр с грандиозными, масштабными ландшафтными спектаклями и уличными праздниками.
— Ты же еще с музеем–заповедником «Кижи» сотрудничал?
— Я работал с фольклорным ансамблем музея «Кижи», когда он только зарождался. Потом, спустя много лет, меня пригласили их растанцевать и помочь с репертуаром. С ними мне очень понравилось делать именно фольклорные вещи. Например, мы сделали полную реконструкцию Крууги. Калевальскую многочастную, которую шесть пар водили и танцевали 50 минут. То есть воплощался настоящий сценарий карельской бесёды. Кто-то танцует, кто-то сидит, кто-то милуется в сторонке. Это настоящий фольклор, а не концертное сценическое исполнение.
— Концертное исполнение традиционных вещей — это интерпретация?
— Конечно. Когда я вижу фантазию «по мотивам», мне тяжело. Происходит такой улёт чаще от незнания. На одном фестивале увидели в исполнении очень хорошего коллектива карельский танец — смеялись потом с ними до слёз… Они умудрились соединить традиции центральных карелов и северного Приладожья. Несоединимые вещи, но они в отличие от многих старались, хотя вообще были не из Карелии.
— Кто-то отвечает за формирования традиционного вкуса у будущих хореографов?
— Нет. Мне кажется, это никому не надо. Сейчас и специалистов не осталось. Поэтому смотришь с горечью на сценические «карельские» новые танцы, для которых взяли мелодию традиционную, а традиционный танец туда не вложили.
— Кстати, о традиции. Костюмы у вас тоже аутентичные?
— Мы стараемся, особенно в последнее время. У некоторых наших девушек по несколько комплектов костюмов. Они всерьез изучают традиционный карельский костюм.
Помню, однажды высказали нам сверху замечание перед гастролями: «Вы какие-то неяркие, может, вам блесточек пришить?». А в Москву приезжаем: «Ой, какие вы настоящие!». Когда-то было и такое, но сейчас народный костюм в тренде.
Много надежд на проект «Дворовый этикет», о том, как правильно надевать и носить традиционные костюмы. Важна каждая мелочь. Я думаю, это верное направление.
— Традиционный костюм восстанавливается. Это здорово. А что будет с традиционной хореографией, когда, например, устанешь ты. Вот ушла Мальми, остался ты, а дальше кто?
— Так нет никого, может, только Наталья Михайлова в музее «Кижи».
— Это совсем неоптимистично. Очень грустно…
— Да нет. Это просто у меня сейчас затык, момент размышлений. Пройдет. Сейчас хочу, чтобы в ансамбле наши девушки правильно запели. Развиваться бы надо дальше.
— Благодаря разнообразным источникам информации мы знаем, что в индийском танце едва ли не каждое движение полно смысла. В карельском танце есть символизм?
— В плясе еще чувствуются тотемические пляски охотников, борьба за женщину, что-то из древних обрядов. Крууга вообще дохристианское действо, что-то древнее, архаичное, состоящее из рисунков, несущих сакральный смысл. Крууги водили только по праздникам, а водить их мог или колдун, или уважаемый человек, а на свадьбе старший в семье. Все из древности. Видимо, съел животное – получил его силу, подражаешь его движениям – будешь таким же ловким и сильным…
— Как же мода, подражание заезжим?
— Конечно, это всегда тоже было. Хотя все равно заимствование адаптируется под местную традицию. Например, у нас в репертуаре появились две литовских игры. Мы их в Литве показали, а они говорят – это не наши игры, не узнали. Потому что во всё мы вкладываем свой характер, традиции, ментальность. Есть генетические особенности, которые неизменно проявляются.
— Твои корни карельские?
— У меня мама карелка из Тиккаевых Кондопожского района, папа – из вепсской волости Подпорожского района, которая когда-то относилась к Олонецкой губернии. Фамилия Анисимов – это потому, что раньше крестили в православие, а когда крестились, получали русские имена и фамилии.
— Для кого ты работаешь, Андрей? Кому все это надо?
— Не знаю. Мои многие нынешние участники остепенились, а молодежь не идет. Я сейчас проект с финнами пытаюсь реализовать — обучающий фильм, включающий 15 бальных танцев 20 -50-х годов. Мы один обучающий фильм по книге Виолы Мальми сняли, тоже благодаря финским партнерам. Причем взяли материал, который можно разрабатывать, дополнять своим. Мне бы очень хотелось, чтобы этот фильм пригодился.
Может быть, я с большей радостью записался бы в диванные войска, но надо ведь что-то делать?
— Какой твой любимый танец из ваших?
— Меня ночью подними — всё станцую, всё покажу. Мне сейчас нравится что-то ненапряжное, нечто среднее между хумпой и фокстротом — я это фристайлом называю. В сердце у меня «Рямппя». У Виолы Мальми этот танец записан, но не дорасшифрован. Но я надеюсь, что руки дойдут.
— Твой труд кого увлекает?
— Зрителя мы увлекаем всегда. Мы не просто танцуем и играем, мы стараемся рассказать зрителям о танцах, традициях, играх, быте и т.д. В фольклорных танцах и играх всё просто, логично и удобно. Это возможность самовыражения для всех — и участников коллектива, и зрителей, которые становятся непосредственными участниками программы.
Вот бы еще в коллектив новые участники пришли! Молодые, энергичные, желающие познавать свою культуру. Ждем!
