Поездка в Грозный

«Северный Кавказ: литература и действительность» – семинар-совещание писателей на такую тему прошел в прошлом году в Грозном.

В нем приняли участие редакторы, писатели, литературоведы, прозаики, поэты, драматурги Москвы и республик Северного Кавказа, в частности, Адыгеи, Дагестана, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Калмыкии, Карачаево-Черкесии, Северной Осетии-Алании, Южной Осетии и Чеченской Республики. В нем посчастливилось принять участие и мне. Уезжая, я обещала чеченцам «написать всю правду», но выполнить обещание решилась только сейчас: слишком неоднозначные были впечатления и мне необходимо было время подумать.

 

«Дружба народов», пожалуй, единственный литературный журнал, который занимается интеграцией писателей национальных республик в общероссийский литературный процесс. Наша страна многонациональная: у каждого народа свои традиции, своя культура, свое наследие, и что, как не литература, может помочь человеку одной национальности узнать – понять – своего соседа?

В последние два десятилетия нам не хватает прежде всего взаимопонимания. «Да, мой сосед отличается от меня, но это не значит, что он хуже или лучше меня», – как часто нам не хватает осознания этой простой истины. Узнать, понять – значит, принять. Перестать делить людей на своих и чужих. В России мы все соседи.

От имени Союза писателей Чеченской Республики в журнал «Дружба народов» обратился председатель правления Союза писателей Чечни Эдуард Мамакаев. Редактор журнала Александр Эбаноидзе живо откликнулся на предложение. Министерство Чеченской Республики по внешним связям, печати и информации взяло на себя всю организаторскую миссию, выделив средства и предоставив помещение. И вот мы – сорок поэтов, прозаиков и драматургов – сидим за круглым столом в Доме печати.

В Чечне выходят два литературных журнала: «Вайнах» (2 500 экз.) и «Нана» (2 000 экз.). Оба печатают стихи и рассказы на чеченском и на русском (часто в переводе с чеченского) примерно поровну. В первый же день редактор «Вайнаха» Муса Ахмадов презентовал гостям две книги, изданные журналом: «Чеченская повесть» и «Чеченский рассказ». Так, одним ухом слушая выступающих, а другим глазом читая журналы и книги, я и проводила время официальных встреч.

Читали ли вы хоть раз чеченского автора? Если нет, то вам останется только поверить мне на слово: ни одна статья в Интернете, ни один фильм или телесюжет, ни один рассказ очевидца (часто в кавычках) не дал мне и сотой доли того понимания жизни, быта, традиций, мировоззрения целого народа, что открыли мне эти небольшие рассказы и повести в журналах и книгах. Но об этом позже.

– Почему во всех ваших фильмах, если злодей-террорист, то обязательно чеченец? Почему если показывают войну, то головы отрезают именно чеченцы? – после официальных разговоров о литературе неофициальные сводились к национальному вопросу. – А вы знаете, как в первую войну русские бомбили роддом в Грозном? Мы и красные кресты нарисовали на крыше, и с белыми флагами на ней стояли, ведь там были нетранспортабельные женщины, недоношенные дети, жизнь которых поддерживало специальное оборудование. Разбомбили всех: и женщин, и детей, и врачей…

От таких разговоров я неизменно чувствовала себя типичным продуктом информационной кампании по разжиганию межнациональной розни. Пятнадцать лет средства массовой информации и «добрые» режиссеры фильмов о войне в Чечне вдалбливали одно: чеченец-боевик, чеченец-террорист, чеченец-зверь. «Ты в Грозный?!» – крутили пальцем у виска знакомые, когда я собиралась в поездку. – Тебя же там убьют, украдут, там же боевики!» На второй день пребывания в Грозном я снова закурила – сказались внутреннее напряжение и… все эти стереотипы.

– А как можно было не взять в руки оружие? – спрашивали чеченцы. – Ты представь: ты живешь спокойно, вдруг прилетает авиация, приходят танки, и люди в военной форме убивают твоих друзей, твоих родных. А ведь у тебя семья, дети… Настоящие мужчины должны были взять в руки оружие.

Это так называемая вторая волна. Первая – чеченские националисты, ортодоксальные мусульмане, воевавшие под лозунгом «Свободная Чечня». Их поддерживали единицы. Вторая волна – это те, кто защищал не ислам, а своих детей. Можно ли считать их преступниками?

Надо сказать, мы не все время проводили в Грозном – выезжали в Урус-Мартан, в село Надречное, в лермонтовские места – на Валерик. Шестеренки в моей голове медленно, но верно поворачивались. Везде нас встречали с радостью, кормили-поили, обнимали и целовали. А ведт мне казалось, что одного роддома достаточно, чтобы от меня, русской, презрительно отворачивались.

Моим добровольным гидом и неоценимым кладезем информации во время поездки стал Шарип Цуруев – поэт, главный редактор газеты «Хьехархо». Обе войны он пережил в Грозном. Разве что из квартиры перебрался в подвал. Семью удалось вывезти к родственникам в дальнее село.

– Я мужчина, но я не поддерживал взгляды фундаменталистов, и у меня не убили никого из родственников, поэтому я не взял в руки оружие. Но и уходить из города, в котором родился, тоже не считал нужным. В первую войну еще работала радиостанция, и мы, писатели, выступали, призывая людей к миру, вселяя надежду на будущее. У каждого свое оружие.
Шарипу лет сорок, у него два высших образования – филологическое и философское, чистая русская речь, огромные познания в самых разных областях, костюм-тройка, постоянная улыбка на лице. Видел кто-нибудь из вас такого чеченца по телевизору?

 

В центре Грозного практически достроена мечеть, которая ни больше ни меньше как самая крупная в Европе. Чеченцы этим гордятся. В паре кварталов от нее православная церковь.

– А правда, – спрашиваю, – что служить там можно только под охраной автоматчиков?

Молчат.

На первом же застолье в честь встречи на столе появляется водка.

– Но ведь мусульмане не пьют алкоголь?

– Это мы в знак уважения к русским.

Учитывая, что во всей делегации единственной русской была я… Но, впрочем, надо отдать должное: кавказское застолье – с тамадой, витиеватыми тостами – выгодно отличается от привычного нам, которое – увы! – часто быстро превращается в пьянку.

Кстати, в делегации я была единственной женщиной. Все остальные в последний момент отказались от поездки. А мне тайком чеченцы руку пожимали: «Спасибо вам, что приехали, не побоялись!» Хотя им и странно было воспринимать меня, женщину, за общим столом в Доме печати, на застольях, в разговорах, на равных.

– Что вы! – убеждала меня редактор журнала «Нана» Лула Жумалаева. – Чеченские женщины самые свободные в исламском мире. У нас даже есть женщина, которая водит машину!

Мне, водителю с пятилетним стажем, слушать это было несколько… смешно.

– Конечно, свободные, – поддакивал Шарип. – Вот я хочу вторую жену взять и не беру. Боюсь. Моя первая жена мне такое устроит… Я ее знаю. А жалко…

В этом смысле Чечня живет не по законам РФ, а по традициям ислама. Берут и вторую жену, и третью. Официально, понятно, не регистрируя.

И, пожалуй, я тут еще упомяну одну не религиозную, а, скорее, просто кавказскую традицию – уважать старших. Это уважение было везде, каждую минуту, в любой ситуации, и мне по-хорошему было завидно: нам этого так не хватает!

 

В современной Чечне насчитывается свыше полутораста больших и малых родов тайпов, которые преимущественно объединены в девять союзов тайпов – тукумов. В свою очередь совокупность тукумов составляет всю чеченскую нацию – къам. До сих пор у чеченцев существуют неукоснительное подчинение старшим, защита чести сородичей и кровная месть. Из этого и проистекают многие проблемы.

Почему мы представляем себе чеченца обязательно с кинжалом? Потому что традиции народа диктовали свои правила. За всю свою многовековую историю все тайпы между собой так или иначе были связаны кровной местью. И поэтому в наше время кто бы ни был выдвинут на руководящий пост, он всегда принадлежит к какому-то одному тайпу, одному тукуму. И, стало быть, всегда есть тайпы, которые, мягко говоря, его не поддерживают. При этом, естественно, обычаи – подчинение старшим, защита чести сородичей – диктуют условия: при распределении благ прежде всего учитывать интересы родственных тайпов. Что, в свою очередь, вызывает законное недовольство остальных.

– А что поделать? – разводят руками чеченцы. – Таковы наши традиции…

Однако, судя по портретам Рамзана Кадырова, которые развешаны в Грозном на каждом углу, этого не скажешь.

Город активно восстанавливается. Центральный проспект – проспект Кадырова – это шестиполосная проезжая часть, по обе стороны новые высотные дома с яркими занавесками в окошках. Но выглядел он несколько непривычно – не было, как в любом другом городе России, на домах ярких вывесок, бесконечных магазинов и рекламы. Вместо супермаркетов редкие лавчонки. Дома-то построены, но восстанавливать инфраструктуру города придется еще долго. Бизнесмены, предприниматели только-только поднимают голову: кто-то открыл хлебную лавку, кто-то парикмахерскую на два кресла. Безработица, говорят, зашкаливает за восемьдесят процентов.

Стоило съехать с центральных улиц, как стала видна изнанка красивого фасада: пустыри, руины, коровы на помойках. Можно было увидеть такую картину: нет половины дома, нет крыши, нет воды и канализации, но окна светятся, на сохранившихся через один балконах сушится белье – живут люди. И это не страшно. Страшно другое. Коровы в городе не просто так. Они ходили и ходят на разминирование. Если подорвалась корова – счастье, потому что это мог быть ребенок.

Проезжая по окраине, мы видели ряд новеньких пятиэтажек: пластиковые окна, обшитые сайдингом стены, нарядные, «под черепицу», крыши. Только ни света в окнах, ни детишек во дворах. Проехали последний на улице еще не доделанный дом, и все стало понятно. Эти дома не новые, это чудом уцелевшие хрущевки, в которых от взрывов отвалились балконы, упали лестничные пролеты, вылетели стекла. Их просто обшивали сайдингом, крыли крыши, ставили окна. Снаружи картинка, а внутрь лучше было не заходить: опасно.

И везде время от времени появлялись мужчины в майках, камуфляжных штанах и берцах, без каких-либо знаков отличия, но с оружием. Заходили, например, в лавку, выходили с буханкой хлеба. Такие же точно люди, надо сказать, постоянно кортежем ездили впереди и позади наших машин. И молчаливыми тенями слонялись за каждым из нас. Вот они как раз и идеально походили на растиражированный СМИ образ чеченца-террориста. А были всего лишь охраной, приставленной к нам по личному распоряжению Рамзана Кадырова.

– Ты представь себе, – говорит Шарип, – больше десяти лет шла война, школы не работали. Выросло целое поколение, которое только и умеет, что автомат в руках держать. Куда их, двадцатилетних, снова за парту, в первый класс? Да они и не пойдут: они ведь уже мужчины… Охранник – это самая модная профессия в Чечне.

Под конец мероприятия охранники – молодые парни лет двадцати с хвостиком – осмелели, стали со мной заигрывать.

– Приезжай, – говорят, – к нам так, без делегации, мы тебе все покажем, все расскажем.

– Не, у вас опасно, – говорю, – лучше уж вы к нам.

– А нам, думаешь, у вас лучше?..

В первый же вечер, сидя в номере гостиницы в здании аэропорта в Грозном, я подумала: «Вернусь в Россию, наверное, будет, что рассказать…» И тут же поймала себя на мысли: «Но ведь я в России, я не выезжала из нее!»

– Вот! – обрадовались хозяева, когда во время застолья я рассказала о своих географических перекосах. – Ты не чувствуешь, что ты в России, на своей Родине. Когда мы приезжаем в Москву, в Петербург, нам тоже не позволяют почувствовать, что мы в своей стране. Это наш больной вопрос.

Чечня – такой же регион Российской Федерации, как Республика Карелия. На праздничном застолье в честь гостей все говорили по-русски, ели оливье, а сама столовая выглядела, как тысячи, сотни тысяч столовых в России. Но что-то мне мешало ощутить себя как дома…

Дома я себя почувствовала только на реке Валерик, когда Александр Эбаноидзе, обрусевший грузин, взялся читать Лермонтова. Потихоньку подтянулись осетины, адыги, ингуши, чеченцы, черкесы, журналисты, охрана и местный пастух со всей отарой.

В конце концов, у всех у нас кроме своих национальных традиций и обычаев есть одна на всех русская культура, которая уже давно вне национальности. Давайте скажем: российская, чтобы никого не обидеть. Ведь мы не русские, не чеченцы, не грузины, а граждане России. Когда же это будет звучать гордо?