О документальной повести Яны Жемойтелите «Тридцать седьмой. Глава в коллективную монографию»
Историчность мышления, присущая писательнице, заставляет ее сопрягать день вчерашний с днем сегодняшним. Что изменилось за прошедшие десятилетия на севере Карелии – в деревнях, поселках, городах Беломорск, Медвежьегорск?
В предисловии к повести (Урал» № 11, 2019) сказано: «Тридцать седьмой — это не год, а порядковый номер писателя. Яна Жемойтелите — тридцать седьмой писатель в коллективной монографии «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина. История строительства», выпущенной в 1934 году и уничтоженной в 1937 г. Уцелели считанные экземпляры, благодаря которым в 1998 году трудами неизвестного предпринимателя увидело свет репринтное издание. Оно было не только прочитано Я. Жемойтелите , но и побудило ее совершить поездку на Беломорканал».
Эта документальная повесть – о материнской родине на русском Севере – является для Яны Жемойтелите закономерным продолжением рассказа о родине отца в Литве («Дверь в запертую комнату»).
Посыл тот же – узнать «кто я и откуда… Когда чувствуешь под ногами корни своего родового древа, — крепче стоишь на земле…»
Личный интерес буквально пронизывает, прошивает красными стежками повесть «Тридцать седьмой». Писательница так и говорит: «Беломорканал – это и моя история». Ведь в непосредственной близости от канала жила бабушка Яны и взрастала ее мама, Клавдия Ивановна Костина-Жемойтель, впоследствии заслуженный работник культуры Карелии, создатель широко известного в стране и за ее пределами детского художественного ансамбля «Леммикки».
«Мама, – рассказывает Яна, – родилась при свете керосиновой лампы «вместе с Беломорканалом, ради которого затопили сорок две старинные деревни Выгозерья…» И ее во многом формировали призраки и мифы великой стройки социализма: «не болтай, не выступай, не имей собственного мнения, поддерживай генеральную линию…»
Впрочем, таковы правила жизни – что тогда, что сейчас – для всякого, кто не революционер, а обыкновенный человек в шинельке. Правда, стоит у этого человека отобрать последнее… и тогда… Ну сами знаете. В 17-м проходили.
У мамы Яны, следовавшей общим правилам, всё сложилось хорошо: при советах крестьянская девочка с Беломорканала слушала каждый день классиков из черной радиотарелки. Моцарт имел на нее особенное влияние, так что, окончив школу, решила Клавдия связать свою жизнь с музыкой. В столице Карелии она бесплатно получила музыкальное образование.
«В том маленьком мирке, в котором обитала мама, – пишет далее Яна, – вообще присутствовало удивительное свойство — неспособность получать удовольствие сегодня. Надо было обязательно отложить, повременить, подождать до лучших времен… ведь если что-то было хорошо, то потом будет обязательно плохо…»
Да разве не так? Вон сколько удовольствия мы получили в конце восьмидесятых – свобода, равенство, братство… Справедливость! Каждому по Способностям, по Труду! А получилось – кто смел, тот и съел. Так что правы были наши умудренные опытом жизни мамы.
В конце 1960-х Клавдия Ивановна отправляла свою малолетнюю дочку Яну на канал, к бабушке. Но почему-то Яна рвалась домой, в город, словно ее детское сознание защищалось от призраков ББК. И только тетя, сестра мамы, могла успокоить девочку, рисуя ей другой, сказочный канал, по которому плавают кораблики под розовыми парусами.
Пройдут годы. Девочка вырастет, выучится и поедет прокатиться по каналу. И встанут перед ней карельские озера, и шлюзы, и дамбы. Уже всюду гостиницы, электростанции, заводы, фермы, и, как чудо, показывают ей уцелевшие бараки, где некогда жили удивительные строители.
Это цитата из главы одиннадцатой беломорско-балтийской монографии, где я всего лишь мальчика заменила на девочку и год – 1934 на 2018.
«Девочка» – ныне известная писательница Яна Жемойтелите, для которой «Кочкома, Парандово, Идель… названия, бывшие на слуху с самого детства». Спустя годы, она возвращается на родину предков, которую в былые времена называли «краем непуганых птиц».
Прибыла Яна сюда не по распоряжению партии и правительства и не с солидным гособеспечением, как в 1934-м ее предшественники–писатели, а по собственной инициативе, собрав небольшой коллектив из «писателя-лесоруба Сергея Пупышева и писателя-адвоката Григория Прядко».
Из личных вещей у Яны – саквояж ее мамы, с каким та в 1946 году отправилась на учебу в Петрозаводск. С такими же саквояжами, – предполагает автор повести, – «наверняка в начале тридцатых прибывало на ББК свежее пополнение».
Саквояж, доставшийся Яне в наследство, «видел, как Петрозаводск поднимали из руин и как рухнуло царство социализма…»
Историчность мышления, присущая писательнице, заставляет ее сопрягать день вчерашний с днем сегодняшним. Что изменилось за прошедшие десятилетия на севере Карелии – в деревнях, поселках, городах Беломорск, Медвежьегорск? В чем выразился прогресс? И где эти «всюду гостиницы, электростанции, заводы, фермы»?
Увы, писательница не увидела ни заводов, ни ферм. Зато множество частных картофельных наделов пробегало перед ней по пути следования. Что и понятно: картофель наряду с рыбой – основной продукт пропитания северных жителей, так как «у большинства людей, особенно в сельской местности, работы давно нет и вряд ли когда-то предвидится…» – замечает автор.
Еще Яна Жемойтелите увидит уцелевшие бараки, «линялые здания образца глубокого социализма» (Беломорск), похожий на «большую полуразрушенную зону» Медвежьегорск, знакомые по советам лозунги и демонстрации, с единственным отличием в виде возвращенных церковных шествий: «Вслед за крестным ходом по парку прошел ансамбль архангельских барабанщиков в тельняшках. Где-то прокричали: «Да здравствует!» — и еще раз: «Да здравствует!»
И сам канал показался писательнице «на удивление узким и маломерным».
Одно порадовало ее: люди. Несмотря на тяготы земного существования, они были теплые, искренние, общительные. И большие патриоты своей малой родины.
Увиденное на родине детства вызывает у Яны Жемойтелите немало вопросов: куда исчезли «высокие идеалы, полет мысли, парение духа?…» Моцарт, наконец, который в тридцатые, сороковые, пятидесятые звучал из каждой тарелки на столбе… А главное – для чего положили столько народу на канале? Уж, наверное, не ради того, чтобы богатые богатели, а бедные беднели?
Яна Жемойтелите цитирует поэму «Разруха» убиенного властью в 37-м Николая Клюева, в которой узнает родную Кочкому: «То беломорский смерть-канал/, Его Акимушка копал/, С Ветлуги Пров да тетка Фекла…»
Эти имена русских людей, нашедших свой последний приют в тайных захоронениях ББК, выносит автор в начало повести как посвящение. Чтобы уж не оставалось сомнений, кого она, Яна Жемойтелите, считает создателями Беломорско-Балтийского канала да и всего, что было построено в СССР.
P.S. По возвращении домой писательница видит у одного из подъездов соседнего барака жениха с невестой. Жених «щупленький как цыпленок», невеста – на последнем месяце. Оба курят. Жених периодически матерится.
«Уже совсем скоро, – говорит Яна, – у них родится малыш, который вырастет в том же бараке, и дальше все повторится в том же бараке, из которого выхода не было и, кажется, не будет в ближайшие сто пятьдесят лет…»
«Нет, конечно, и в бараке возможен Моцарт», – предполагает писательница. – Был же он в тех, «сталинских» бараках.
И с горечью заключает:
«Но ведь его там теперь нет, вот в чем дело».