Депутат Госдумы Ирина Яровая торопит коллег внести в закон «Об образовании» поправки, чтобы в России быстрее появились единые патриотические учебники не только по истории, но также по русскому языку и литературе. Учитель литературы московского лицея Евгения Абелюк в интервью «Газете.Ru» размышляет, что в таком учебнике словесности может остаться, а от чего придется решительно отказаться.
— Основной постулат новой Концепции литературного образования – «воспитание нравственно ориентированной личности в системе традиционных ценностей через постижение идей и художественных образов в литературе». Что это?
— Очевидно, что, говоря о традиционных ценностях, прежде всего имеют в виду патриотизм. В России понятие «патриотизм» изначально было связано с военными победами. В оде «На взятие Хотина» Ломоносова (1738 год) есть строки: «Крепит отечества любовь/ Сынов российских дух и руку;/ Желает всяк пролить всю кровь, /От грозного бодрится звуку». Желание пролить кровь за Отечество – это и есть в понимании многих высшее проявление патриотизма. Но существует и другой взгляд на патриотизм как на личное, интимное чувство: «Люблю Отчизну я, но странною любовью…» — говорит Лермонтов, сразу проводя границу между официальным патриотизмом и человеческой привязанностью к той стране, где он вырос.
— Да и «слава, купленная кровью» не шевелит в нем «ответного мечтанья». Плохой из Лермонтова патриот.
— У нас ведь слово «патриотизм» имеет еще и идеологический оттенок: патриот человек или не патриот, многие определяют по тому, какой путь развития России он предпочитает – самобытный или европейский.
Впервые о патриотах-невеждах, которые не знают благодарности ни к Петру, ни к Западу, в «Апологии сумасшедшего» заговорил Чаадаев. И еще он сказал, что такой патриотизм – препятствие на пути развития России.
Чаадаев из пятой колонны
— Все ясно, Чаадаев из пятой колонны. А кто еще из писателей попадет в нее?
— Конечно, Пушкин. В первую очередь из учебника надо исключить «Капитанскую дочку», потому что именно там звучат мотивы милости. Маша Миронова, когда просит Екатерину помиловать Гринева, говорит: прошу не о правосудии, а о милости. Потому что по закону его должны судить. И Екатерина милует. А он государственный преступник.
Придется изъять из программы «Бориса Годунова». Помните, там народ луком трет глаза, имитируя слезы? Авторы концепции тут будут солидарны с Бенкендорфом, который сказал, что Пушкин в «Годунове» не проявляет патриотического уважения к народу и его чувствам.
Но зато можно поставить в программу патриотическую оду Пушкина «Клеветникам России», написанную в связи с польским восстанием 1830–1831 годов. Там поэт высказывает мысль, что Россия и Польша должны объединиться.
— Хорошо, что Пушкин много написал. Одно уберем, другое вставим, вот только поймут ли тогда школьники, почему он великий поэт?
— В том-то и дело. Потому что Пушкин одновременно – и патриот, и либерал, и атеист, и православный, и гражданский поэт, и певец чистого искусства. Для революционных демократов он тот, кто призывал «глаголом жечь сердца людей», для поэтов «чистого искусства» — тот, кто «по лире вдохновенной рукой рассеянной бряцал». Или взять «Евгения Онегина». Там, конечно, «Татьяна, русская душою…». Но Пушкин очень много говорит о своих европейских учителях. Более того, он персонажей романа все время соотносит с персонажами мировой истории и искусства. Онегин появляется, как Чайльд Гарольд, русскую балерину Истомину Пушкин называет «русской Терпсихорой», Ленский произносит свой монолог над могилой «бедного Йорика» — Дмитрия Ларина.
Космополиты Грибоедов с Гончаровым
—Да. Попахивает космополитизмом. Но все-таки начинать исключать из программы надо с Грибоедова: «Горе от ума» хорошему не научит! Любой афоризм — крамола на русский народ.
— Пожалуй, теперь и «Тараса Бульбу» Гоголя нельзя оставить: вроде махровый патриотизм одновременно с антисемитизмом, но с другой стороны – украинская тема.
Не научат хорошему и «Петербургские повести». Зачем показывать, куда заводит Невский проспект и как он обманывает?
—Из Гоголя, по-моему, годится для патриотического изучения только сожженная вторая часть «Мертвых душ». Там есть идеал.
— Да. Только от оставшихся глав дети уж точно не получат ни удовольствия, ни представления о Гоголе. Там, где появляется декларация идеала, кончается литература.
— А как насчет Обломова – самого типичного образа русского человека? Чему он научит молодое поколение: лени, лежанию на диване, нерешительности? То ли дело Штольц! Но он — немец!
— Да, хотя Обломов показан Гончаровым с симпатией, школьники оценивают этот образ рационально. Часто, не улавливая оценку автора, дети предпочитают Штольца.
Непатриотичный Толстой
— Как быть с «Войной и миром»?
— Исключено! Там француз генерал Даву встречается глазами с Пьером и спасает его. Где патриотизм? Тут с точки зрения советской идеологии (а, похоже, именно к ней нас и пытаются вернуть) абстрактный гуманизм. Да и вообще, несмотря на то что Толстой не принимает Наполеона, он показывает, что таких «наполеонов» полно и в русской реальности. Для автора «Войны и мира» понятие «наполеонизм» не имеет национальности. Да, для него очень важно народное начало, но ведь и оно выглядит космополитично.
В статье «Христианство и патриотизм» Толстой говорит, что патриотизм — это атавизм. «Скажут: патриотизм связал людей в государства и поддерживает единство государств. Но ведь люди уже соединились в государства, дело это совершилось. Зачем же теперь поддерживать исключительную преданность людей к своему государству, когда эта преданность производит страшные бедствия для всех государств и народов. Тот самый патриотизм, который произвел объединение людей в государства, теперь разрушает эти самые государства».
В отличие от черносотенцев, Толстой противопоставляет христианство и патриотизм. Об этом он говорит и в статье «В чем моя вера». Зачатки этих размышлений видны уже в «Войне и мире».
— Пойдем дальше. Достоевский, «Преступление и наказание»?
— Вряд ли это произведение «полезно» для неокрепшего духом школьника. У каждого героя – своя идея, и все эти идеи взяты из русской жизни. Они доводятся до крайности. Там и тезис «среда заела», который поддерживает Разумихин. И идея сильной личности, высказанная Раскольниковым. И тезис «все позволено» Свидригайлова. Потом в «Бесах» идеи героев будут выглядеть еще более зловещими.
А вот Горький в «Жизни Клима Самгина» покажет героя, который не имеет своего мнения, на него может повлиять кто угодно. Это то, что высмеял еще Гоголь в образе Манилова. Ведь чем страшен Манилов? В «Мертвых душах» есть фраза: «В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: какой приятный и добрый человек! В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: чорт знает, что такое!..» Как легко Манилов соглашается на сделку с Чичиковым! Он покатится в любом направлении, куда ему предложат.
Морально неустойчивые Тургенев с Блоком
— В общем, и «Мертвые души» хорошему не научат. Больно современно звучат.
— Ну конечно. Кого Гоголь хотел сделать положительным героем во втором томе? Чичикова. Трудно в это поверить. Не случайно он сжигает второй том. В гениальном Гоголе трагически соседствовали сатирический талант (видение мира как комического) и стремление показать идеал и проповедовать его. И он не выдержал такого соединения.
— А европеец Тургенев?
— Ну чему научит Тургенев наших школьников? Посмотрите, какие болтуны герои его повестей и романов 1850-х годов. Правда, женщины у него часто хороши.
— И биография сомнительная: уехал во Францию, увлекся певичкой. Морально не устойчив. Кстати, почти все биографии писателей не годятся для изучения: хорошего примера не дают.
— Это точно: Некрасов был помещиком и карты любил. Достоевский – игрок и душевно болен. Пушкин любил женщин – опубликован его «донжуанский список». Да кого ни возьми. Есенин – пьяница и хулиган (образ хулигана в его поэзии важен), Маяковский взял и застрелился. У Блока в семье все было не как у людей… Надо спрятать от детей мемуары его жены – Любови Менделеевой.
— Даже «Незнакомку» Блок увидел сквозь стекло бутылки, да и кто она, эта Незнакомка… Хотя все-таки у него «в белом венчике из роз… Иисус Христос».
— Да, но герои «Двенадцати» ассоциируются с бубновым тузом. А Катька, которую так жалеет автор? Впереди кого идет Христос?
И Мандельштам не для народа писал. И Ахматова с ее «Реквиемом» историю России «искажает». И Шаламов с Солженицыным – тоже.
Как можно изучать Солженицына, который показывает государство в таком духе? Какой там «Архипелаг ГУЛАГ», который только что ввели в программу! Даже «Матренин двор» нельзя детям читать.
— Может, хотя бы Есенин годится?
— Частично. У него же есть стихи: «Если крикнет рать святая, кинь ты Русь, живи в раю, я скажу…» Но у него и богоборческое есть. Есть и поэма «Черный человек» с упадническими настроениями.
— Кажется, поэзия по этой Концепции детям вообще не нужна. Какие в ней воспитательные идеи?
— Чтобы воспринимать поэзию, нужно обязательно осваивать художественный язык, не равный обычному. Иначе поэзию, да и любой художественный эксперимент надо убирать. Новаторская драматургия Чехова тоже непонятна. И «Котлован» Платонова.
Полностью здесь
Газета.ру