«Трудно было, очень трудно жить. Ну что теперь, не мы одни страдали. Весь народ страдал».
Накануне 75-летия Победы мы попросили наших известных земляков рассказать, что из связанного с Великой Отечественной войной чаще всего вспоминается в их семье.
Владимир Зорин, председатель Союза художников Карелии
Специально в преддверии праздника позвонил своей маме Юлии Васильевне. Она рассказала, как в их семье ее отца Василия провожали на фронт:
— А было так. Сегодня отцу моему Василию повестку принесли, а завтра ему уже на фронт отправляться. В последний день отец все по огороду ходил… Провожали когда, он меня за руку ведёт, а Вовку, брата, на руках несёт. Кузнецом был, сильным. Бывало, на работу в кузницу идёт, и я с ним, он в кузнице, а я на улице играю. Всё умел, всё делал, и печки, и ведра, всё. Люди к нему со всех концов идут, просят, он всем всё делал. «Что ты всем делаешь?» — спрашиваю. А он: «Ну, люди же просят!» Никому не отказывал, хороший отец был, очень хороший! Очень я любила отца!
Вот идём мы как-то с братом Володей с поля, а в сельсовете собрание какое или еще что-то, народу сколько! Заходим, а там мама наша на коленках стоит, плачет, бабушка по полу катается, волосы на себе рвёт, все плачут: похоронка пришла. Меньше года прошло, как ушел отец на фронт…
Страдали мы, голодные всегда. Картошку гнилую с поля соберешь, помоешь кое-как, сваришь, вот и ели. Потом щавель пошел, пестики. Трудно было, очень трудно жить. Ну что теперь, не мы одни страдали. Весь народ страдал.
Татьяна Сеппянен, кандидат педагогических наук
Мама часто припоминала мне историю моего имянаречения. Татьяной меня назвал отец в честь своей сестры-двойняшки.
Они росли в украинском селе Троща Житомирской области, которое было оккупировано немцами. Немцы там очень зверствовали. В селе была какая-то медицинская лаборатория, где немцы испытывали новые вакцины. Делали прививки подросткам, после чего те заболевали костным туберкулезом и умирали. Многие родители прятали детей в землянках, которые обычно использовали для хранения продуктов. Так делала и Секлетея — мама моего отца.
Однажды, когда началась во дворе пьяная перестрелка немецких солдат, дети, а их было семеро, выскочили из землянки. Одного из мальчиков убили прямо возле дома. Десятилетняя Таня успела убежать в лес, где и пропадала почти две недели. Когда ее нашли, девочка была контужена, истощена. После этого случая она оглохла и перестала говорить. После войны, в голодном разрушенном селе никто не стал показывать девочку докторам. Таня постепенно забыла речь, стала глухонемой. Её по имени никто не звал, даже родные, все просто говорили «немая»…
Татьяну нигде не принимали на работу, когда она повзрослела. Жила за счет того, что трудилась на чужих огородах, а с ней рассчитывались продуктами или старой одеждой. Сейчас, когда иной раз меня похвалят за успешное публичное выступление, я вспоминаю, что названа в честь своей глухонемой тети Татьяны, пережившей страшную фашистскую оккупацию.
Валерий Баулин, заслуженный артист Карелии
— И у Люды, и в моей семье были участники войны. На Северном флоте у Люды воевал папа – Иванов Иван Семенович, уроженец Пряжинского района.
Так случилось, что пятнадцатилетнего Ванюшку Иванова из Пряжи, хорошего ученика и активного комсомольца, отправили в 41-м году в Артек. Но сначала он приехал в Ленинград, откуда вместе с воспитанниками и педагогами детского дома, в качестве вожатого, отправился на юг. Но не доехал, начало войны застало в дороге. В Карелию не вернуться, уже шли бои. С полпути их перенаправили сначала на Волгу, а потом глубже в тыл в Пермскую область.
Так и остался Ваня Иванов в этом детском доме воспитателем, хотя самому еще не исполнилось 16 лет. Ребята ленинградцы учили его русскому языку, говорил он по-русски не очень хорошо, но зато энергии и фантазии было не занимать, вечно что-нибудь придумывал, с ним было весело и интересно! Младшие ребята чуть не плакали, когда он уходил к ребятам повзрослей, спорили : «Ваня наш, а не ваш!» Это мы потом из писем тех ребят узнали. Связь свою с воспитанниками и педагогами того детского дома Иван Семенович сохранил на долгие годы.
В сентябре 1943 года исполнилось Ване Иванову 18 лет, а в ноябре он уже оказался на Северном флоте и принял присягу.
Матрос Иванов после быстрого обучения был определен в противовоздушную оборону. Его команда должна была давать точные координаты атакующих немецких самолетов. Номерной ПУАЗО-2, так значилась его должность. А ПУАЗО (прибор управления артиллерийским зенитным огнём) – это сложное электромеханическое вычислительное устройство, предназначенное для автоматического наведения на цель зенитных орудий. Тут надо было ой как быстро соображать и сопоставлять всякие крестики-нолики для точного результата.
Располагались зенитки на сопках, куда ни лошадь не пройдет, ни машина не проедет. Валуны, да острые камни поменьше оказались для них неприступней линии Маннергейма. И снаряды для зениток матросы тягали на себе. Вот про эти ящики со снарядами весом по 80 килограммов, про тропки среди валунов, по которым снаряды протащить нужно под пулеметными очередями немецких самолетов, Иван Семенович вспоминал частенько. «А мы в бушлатах и ботинках (корочках) только успеваем уворачиваться! И не успеваешь подумать, а вдруг очередь в снаряды угодит. В голове одно — быстрей дотащить!»
Однажды самому Ване Иванову довелось дать точные координаты, и фашистский самолет рухнул
наземь под огнем зениток. С командного пункта звонок: «Доложите, кто дал координаты?» Ответ: «Матрос Иванов!» — «Представить к награде!» — «Есть! Рапорт будет завтра же!».
Так вот и получил он медаль «За боевые заслуги». Рассказывал об этом с огоньком в глазах, задорно! А вот про то, как ходили на сторожевиках и торпедоносцах, про то, как тонул в ледяной воде, как половину зубов там оставил, вспоминать не хотел.
Леонид Авксентьев, писатель
Когда началась война, мой отец Авксентьев Борис Фёдорович был бойцом истребительного батальона Ильинского лесозавода. Финны наступали со стороны Видлицы. Истребительный батальон вместе с разрозненными частями нашей армии был оттеснён за реку Свирь в районе Лодейного Поля. Там им удалось закрепиться и создать надёжную линию обороны. Финны неоднократно пытались форсировать реку, но каждый раз были отброшены.
Папа рассказывал, что возле вокзала в Лодейном поле стоял памятник Ленину. Сколько ни старались вражеские батареи снести его, ничего у них не вышло. Памятник стоял посечённый осколками, но серьёзных повреждений не получил.
Поздней осенью 41-го отец как механик высшего разряда был отправлен на Урал для получения техники. На Уральском заводе приходилось ждать своей очереди за этой самой техникой, а папа не мог сидеть без дела и стал помогать в ремонте повреждённых танков и автомобилей. Его помощь оценил главный инженер завода, отцу присвоили личное клеймо — вроде как знак качества и высокой гарантии проделанной работы.
Руководство упросило его остаться на время, поскольку механиков и слесарей не хватало. Отец внёс очень много рационализаторских предложений, внедрил немало своих изобретений. На все просьбы отпустить его на фронт руководство завода отмахивалось, а один раз даже серьёзно припугнули.
Но когда была освобождена Карелия, директор всё же уступил просьбам отца. Так он добрался до Олонецкого района, и в райкоме партии его сразу же отправили на восстановление Ильинского лесозавода. За свой труд папа был награждён медалью «За доблестный труд в годы войны», орденом «Знак почёта».
Захар Слуковский, кандидат биологических наук
Мой дед, Слуковский Захар Адамович, был призван в ряды Красной армии из Белоруссии, где он жил, в 1941 году и отправлен на Карельский фронт. Он участвовал в освобождении Алакуртти, а позже территорий в районе Петсамо (ныне Печенги), где базировались немецко-фашистские войска и их финские союзники для атак на Мурманск и другие стратегические пункты Севера СССР.
Как рассказал мне отец, дед Захар не любил подробно говорить о войне, так как он был пулеметчиком и, сами понимаете, довольно много положил врагов, а это, естественно не очень приятно вспоминать, даже понимая, что это было неизбежно. Но какие-то эпизоды его военного прошлого все-таки удалось сохранить.
Одним из самых драматичных эпизодов его пребывания в Заполярье был бой в районе Долины Смерти (ныне Долина Славы), которая находится между Печенгой и Мурманском, в конце весны или начала лета 1942 года. Дед Захар был в составе войск, двинувшихся в наступление. Однако немцы быстро отрезали их от тыла, а ведь в тылу остались боеприпасы и продовольствие. Все происходящее усложнилось еще и тем, что, когда они пошли в наступление, стояла очень теплая погода, и все были легко обмундированы, но затем, как это часто бывает на Крайнем Севере, резко похолодало. Несмотря ни на что бой состоялся. Дед Захар, как говорит папа, словно косой по траве сбивал из пулемета ряды наступающих врагов. Было невероятно много крови, однако не только со стороны фашистов, но и с нашей стороны. Кого-то убили, а кто-то просто-напросто замерз ввиду погодных условий. Мой дед после этого боя попал с ранением в госпиталь в Кировске.
После Заполярья моего деда Захара вместе с эшелоном отправили на юг, под Одессу. Последний год войны он воевал на территории Европы. В Венгрии, под Будапештом, его полк был окружен, и чтобы спасти знамя, командир, который понимал, что выжить вряд ли удастся, приказал спрятать троих солдат со знаменем полка в яме и накрыть травой. В числе этих солдат был и дед Захар. Они вылезли лишь через четыре дня после боя, не найдя никого в живых, в том числе того командира. Однако знамя полка было сохранено, а сам полк не расформировали.
Окончание войны красноармеец Слуковский встретил в Вене, но домой вернулся лишь в 1946 году. Учитывая, что точной даты своего рождения он не знал, отмечал свой день рождения 9 мая, в День Победы.
К сожалению, дед Захар ушел из жизни через полгода после моего рождения, и мы так и не смогли встретиться вживую. Естественно, я с гордостью ношу его имя и фамилию, а память о его боевых подвигах живет в нашей семье. Особенно теперь, когда Заполярье стало нашим новым домом и местом постоянных исследований. Ведь его защищал и освобождал дед Захар.