19 октября исполняется 205 лет Царскосельскому лицею – прекрасный повод поговорить о том славном, что дало миру это учебное заведение.
В этот день мы хотим познакомить читателей нашего интернет-журнала с публикацией из первого номера печатного «Лицея» за 1991 год. Автор – филолог Ирина Савкина, ныне доктор философии Университета Тампере.
Эту публикацию мы искали долго – первый номер печатного «Лицея» не сохранился. Но помогли друзья, которые разыскали его в фондах Российской государственной библиотеки. Спасибо за это Александру Кривоноженко и Марии Дмитриевой.
На пороге наших дней
В перепутьях общежитий,
Ты наш друг и наш учитель,
Славный Пушкинский Лицей.
Под твоей великой сенью
Научиться бы вполне
Безоглядному веселью,
Бескорыстному доверью,
Вольнодумной глубине.
Юлий Ким
Слово «лицей» в сознании человека русской культуры почти утратило связь со своей древней греческой родословной и накрепко соединилось с именем Пушкина, с историей славного Царскосельского лицея. Задуманный мудрым М.М. Сперанским как учебное заведение нового типа, которое должно было из одаренных мальчиков разных сословий воспитывать государственных мужей высшей пробы, лицей на протяжении своей долгой истории знавал разные времена. В лучшую свою, пушкинскую пору он был педагогическим заведением, к опыту которого нам небесполезно присмотреться сейчас, во времена сомнений, поисков и школьных экспериментов.
По проекту Сперанского, реализовать который пытались первые лицейские наставники, это должно было быть заведение, приравненное по статусу к российским университетам, с широкой энциклопедической программой. Причем на первый план выдвигалось гуманитарное образование: большая часть шестилетнего курса отводилась изучению «нравственных наук» (то есть, как записано было в Уставе, «познаний, относящихся к нравственному положению человека в обществе и, следовательно, понятиям об устройстве гражданского общества, о правах и обязанностях, отсюда вытекающих»). На втором месте в программе стояли «изящные письмена и словесность» — прежде всего языки (русский, латинский, французский, немецкий), литература, а также стилистика, эстетика, риторика, чистописание рисование, «танцевание», гимнастические упражнения и фехтование).
Изучались в лицее и основы математики, физики, других точных наук, но ни в коей мере не ставилась цель выпустить узкого специалиста («подобного флюсу», по выражению знаменитого Козьмы Пруткова). Когда один из соучеников Пушкина, «достигший степеней известных», Корф будет уже в 50-е годы высмеивать бесплодную широту лицейской программы, ему очень точно возразит академик К.С. Веселовский, тоже бывший лицеист, заметив, что этот энциклопедизм «способствовал общему умственному развитию и расширению понятий».
Цель лицейского образования, как его понимали М. Сперанский, первые директора В. Малиновский и Е. Энгельгардт, — не вбить в головы учеников сумму специальных, прикладных знаний, а «раскрыть мысленность» (как писал В. Малиновский), то есть научить думать, привить вкус к знанию, культуре, развить способности к самосовершенствованию, саморазвитию. Недаром среди лицеистов первого выпуска оказались блестящие вольнодумцы, поэты, композиторы – и дипломаты, военачальники, мореплаватели, губернаторы, общественные деятели, ученые-ботаники.
Лицей давал толчок к развитию творческой потенции личности. Все (все!) писали стихи (или, точнее, должны были уметь их складывать), все рисовали (некоторые почти профессионально). Была в лицее хорошая библиотека, «газетная комната», для которой приобретались новейшие газеты и журналы. Да и сами лицеисты выпускали свои издания: «Сарско-сельскую лицейскую газету», «Императорского Сарско-сельского Лицея вестник», «Для удовольствия и пользы», «Неопытное перо», «Сверчок», «Лицейский мудрец». Издатели соревновались, собирая описания лицейских происшествий, письма, статьи, переводы, стихи, эпиграммы, рисунки, карикатуры; потели, вечерами переписывая все эти «плоды вдохновений и досугов» красивым почерком в присланные родными альбомы.
Само место, выбранное для лицея, «притягивало музы». Не обшарпанные стены, выкрашенные блеклой казенной краской, и заплеванные улицы, а расстреллиевский воздушный дворец, Камеронова галерея, лебединые пруды, специально, «под лепку» расписанный большой зал с зеркалом во всю стену, с штофными портьерами, шелковыми кистями. При этом жизнь воспитанников была далека от роскоши, их комнаты-кельи обставлены по-спартански, но красота окружала их, вдохновляла, одухотворяла.
Все жили в этой атмосфере, все подчинялись строгому распорядку, единому Уставу. Однако, может быть, самым большим достоинством лицея было то, что сейчас мы называем «индивидуальным подходом» к ученику. Особенно много внимания уделял этому Е. Энгельгардт, сменивший на посту директора умершего Малиновского.
В 1836 году Егор Антонович напишет в письме лицеисту первого выпуска В. Вольховскому, поздравляя его с рождением дочери («внуки моей», как пишет Энгельгардт): «В большей части воспитательных заведений воспитания в истинном значении этого слова нет, там все ограничивается общим наружным наблюдением внешнего порядка и строгим безотчетным требованием соблюдения его; 300 человек молодежи составляют как бы одно лицо, на эту массу действуют, как медведь, когда в лесу дуги гнет, — гнет, не парит, переломит, не тужит. Много, очень много лому! Да которые и согнутся без перелому, будут плохие, на дело не надежные дуги. Генеральное воспитание всегда будет дурным воспитанием потому, что оно не входит в частности характера, а обходится с пылким, горячим нравом так же, как с холодным, терпеливым, и с чувствительным, нежным».
Подавляющее большинство преподавателей, составлявших в начальную пору лицея «конференцию» наставников, проповедовали принципы внимания и уважения к личности воспитанника. Это проявлялось в том, что лицеистов не заставляли силой заниматься предметами, к которым совсем не лежало сердце, давали определенную возможность выбора.
Иван Пущин в записках о Пушкине добром вспоминает учителя математики: «Спасибо и Карцову, что он из математического фанатизма не вел войны с его (Пушкина. – И.С.) поэзией». В выпускном аттестате Пушкина отмечены его «хорошие», «весьма хорошие» и «превосходные» успехи в разных предметах и отмечено: «сверх того занимался историей, географией, статистикой, математикой и немецким языком» – как видим, найдена щадящая формула для обозначения неусердия в некоторых дисциплинах.
А для самих лицеистов, когда они оглядывались позже на свою школу «в начале жизни», главным оказывались в конце концов не знания, которые они там получили, а особый «лицейский дух», ощущение «святого братства», товарищества, пронесенное многими через всю жизнь. Пушкин в 1825 году в лицейскую годовщину в глуши забытой ссылки поднимает одинокий бокал за союз, который «как душа, неразделим и вечен»; он поднимает тост за своего гонителя – царя, находя у него два равновеликих достоинства: «Он взял Париж, он основал Лицей».
Эта лицейская дружба связывала не только Пушкина, Пущина, Дельвига, Кюхельбекера, но и тех, кто выбрал другую жизненную дорогу. Делавший успешную карьеру А. Горчаков после восстания 14 декабря поспешил к Ивану Пущину, умолял его бежать за границу, обещал достать паспорт и переправить на иностранный корабль, готовый к отплытию.
Туповатый Павел Мясоедов (по прозвищу Мясожоров), объект лицейских насмешек, абсолютно лояльный и законопослушный, назвавший сыновей именами членов императорской фамилии, пишет подробное дружеское письмо только что сосланному «государственному преступнику» — лицейскому однокашнику, тому же Ивану Ивановичу Пущину — Большому Жанно на лицейском наречии. Каждый год лицеисты (кто может) собирались праздновать 19 октября, а на сходке 1824 года постановили в 1827 году праздновать «серебряную дружбу», через 20 лет — золотую. В чем причина такой прочной дружеской привязанности?
Иван Пущин видит в своих записках «зародыш той неразрывной, отрадной связи, которая объединяет лицеистов, в том, что это было заведение закрытого типа: воспитанники не покидали его стены даже во время каникул. Но дело не только в этом. Сколько мы знаем обратных примеров, когда закрытые мужские школы развращают и уродуют. В лицее свою роль сыграли педагогические установки его основателей — они декларировали принцип равенства всех ребят, не было любимчиков и изгоев, лицемерие и наушничество преследовались. Распорядок дня лицеистов был очень жесткий, насыщенный занятиями. Времени для праздности почти не оставалось.
Конечно, многими из перечисленных достоинств своих лицей был обязан наставникам — первым директорам Малиновскому и Энгельдарту и лицейским учителям. При основании лицея преподаватели отбирались тщательно: А.П. Куницын. Н.Ф. Кошанский, Д. И. де Будри, И.К. Кайданов, Я.И. Карцов — все они в большинстве своем были молодыми и блестяще по тем временам образованными людьми. Они не читали вслух учебники и не повторяли на лекциях устаревшие благоглупости, потому что сами занимались наукой и творчеством.
Куницын, Кайданов и Карцов были выпускниками Петербургского педагогического института и, как особо отличившиеся, после выпуска совершенствовали свои знания в Геттингене, Йене, Париже. Все лицеисты особенно выделяют блестящего Куницына — человека светлого ума, прогрессивных взглядов, который, по словам Федора Матюшкина, «умел учить добру и добру учил». М.Ф. Кошанский, преподававший в лицее русскую словесность, знал греческий, латинский, французский, немецкий, английский, в 22 года защитил диссертацию, был самым молодым из лицейских профессоров. Учил же по своим учебникам.
Наверное, они не были идеальными, но сумели создать в лицее атмосферу творчества, воспитали в своих учениках стремление к «вольнодумной глубине», оставили в их сердцах благодарную память. В том же знаменитом пушкинском стихотворении «19 октября» читаем:
Наставникам, хранившим юность нашу,
Всем честию — и мертвым и живым,
К устам подняв живительную чашу,
Не помня зла, за благо воздадим.
Можно ли пушкинский лицей считать образцовым, идеальным педагогическим заведением? Наверное, нет — «тут смесь и дельного и пустого», как писал в своих записках Пущин. Но, создавая сейчас новые школы, колледжи, лицеи, гимназии, давайте возьмем не одну лишь вывеску, название, но то лучшее, что было в лицее, что позволило ему подарить России не только блистательных питомцев, но и само понятие о «лицейском духе», Лицее, ставшем частью русской культуры.
Ирина Савкина, кандидат филологических наук, преподаватель КГПИ
«Лицей», №1 (декабрь), 1991 год